– Нет.
– Уверен?
– Да.
– Вот пусть так и будет.
Митио тянется к пузырьку ативана.
– Тоже плохая идея. Принял сегодня?
– Сегодня нет.
– Не пей. Нам нужно оставаться бдительными все время, пока мы здесь. Если скажу бежать, нужно действовать без промедлений.
Когда Митио завершает проверку, они пускаются в путь по полю высокой влажной травы в направлении стены из елей и пихт, которая чернеет на фоне тусклого неба. Тут очень тихо, не слышно даже птицы, что пела у края дороги. Шея у Алекса начинает чесаться, и он гадает, это влияние Заповедника или он придумывает себе симптомы из страха.
– Ты ведь, кажется, преподаешь физику в университете, – говорит Алекс, чтобы отвлечься. – Я видел ролик на Ютубе.
Митио морщится.
– Я тоже его видел. Это с моего семинара по компликологии и изменению климата. Возможно, я там слегка сбился с курса. Как я это вижу, если мы хотим спасти себя от собственной глупости, нам нужно полностью поменять свое представление о мире вокруг нас, начиная с лучших теорий, которые говорят нам о том, что реально. Это будет непросто. Может и не получиться.
– Ты родился в Ривер-Мидоузе?
– Нет, мы приехали сюда, когда я был подростком, из-за папы. Он работал агрохимиком на правительство: отслеживал качество кормов для скота и занимался их селекцией. Он переехал южнее Пикчер-Бьютта несколько лет назад, когда вышел на пенсию. Ему тут не хватало широких небес, бескрайней прерии. Там я родился, там умерла моя мама, когда мне было семь.
– Видимо, было непросто. Мой отец умер здесь, несчастный случай при обогащении руды. Мне было пятнадцать.
– Эмери мне рассказала.
– Я долгое время думал, что она поэтому вернулась сюда после нашего отъезда. И, может, поначалу так и было. Не знаю.
Спустя несколько минут Алекс уже видит проволоку забора, она слабо поблескивает в тусклом свете. Когда они подходят к ней, Митио, согнувшись, крадется вдоль забора, затем останавливается.
– Вот это место, – говорит он.
Алекс не видит никаких прорех. Митио идет вперед, и вдруг он уже на другой стороне, смотрит на Алекса сквозь сетку.
– Просто иди мне навстречу, – говорит он.
Алекс так и делает. Сетка на мгновение расплывается, будто он слишком сильно приблизился к ней и видит ее не в фокусе. И вдруг она уже позади.
– Как ты узнал, что это то самое место? – спрашивает Алекс.
– Такому учишься, если приходишь сюда достаточно часто. И выживаешь.
Земля под ними мягкая, мшистая. Алекс различает запах утренней сырости, поднимающийся от земли. С ним возвращаются воспоминания о походах, в которые он ходил мальчишкой, как он просыпался в лесу вдали от дома с чувством свободы и в то же время беспокойства. Он не знал, что ожидал ощутить по эту сторону забора. Что-то более очевидное, возможно, запах или чувство, которые кричали бы: «Держись подальше!»
Митио протягивает к нему руку и снимает что-то с шеи Алекса.
– Кусают, – говорит он.
– Спасибо. Я взял с собой репеллент. Много их тут?
– Внутри забора нет.
– Что ж, хоть что-то хорошее.
– Хорошее ли?
Алекс не понимает, что это значит. Но замечает, что ему не хочется идти вперед.
– Держись в паре шагов позади меня, – говорит Митио. – Не отставай. Если подниму руку, остановись и жди, пока я скажу, что можно снова двигаться. Если резко опущу руку, это значит «пригнись». Пока мы можем разговаривать, но говори тише.
Алекс достает из кармана куртки телефон. Он позвонил матери, как только проснулся, сказал, что ему помогают искать Эмери, что у него есть зацепки. Но не упомянул о том, что сам отправляется в Заповедник. Алекс раздумывает, не отправить ли ей сейчас сообщение в качестве подтверждения: что-то делается.
– От него тут пользы не добьешься, – говорит Митио.
Алекс убирает телефон в карман.
– Здесь нельзя сверяться с приборами, – продолжает Митио. – Нужно сверяться с чувствами. Со всеми, снова и снова. Зрение. Слух. Обоняние. Равновесие. Осязание – кожей и нутром. Постоянно проверяй их все. Циклично, каждые несколько минут. Зрение, слух, обоняние… Очень легко отвлечься и не заметить, как что-то изменилось. Крошечная перемена может стоить тебе жизни.
Алекс кивает, слишком напуганный, чтобы говорить. На миг ему хочется метнуться к забору. Он хоть сможет пройти сквозь него сам?
Митио уже идет вперед.
Алексу нужно следовать за ним. Он должен довести дело до конца.
– Видел когда-нибудь, как куропатка пробирается через подлесок? – спрашивает Митио мягче.
– Нет.
– А как лось или рысь останавливаются, смотрят и ждут, пока не решают, что безопасно двигаться снова? Так же нужно и нам. Так же, как остальным животным. Будто каждый наш шаг дарует нам жизнь или смерть.
Они пробираются сквозь заросли чертополоха им по грудь, медленно приближаются к деревьям. Справа от них тропа обрывается в длинный глубокий ров – естественного или искусственного происхождения, Алексу непонятно: ров зарос пучками густой травы и чахлыми ивами. В этих кустах вполне может прятаться кто-то, готовый выпрыгнуть на них. Алекс заставляет себя направить свои мысли на то, что ему было сказано: сосредотачиваться на несколько секунд на том, что он видит, слышит, обоняет, осязает… Нет никакой разницы между миром по ту и по эту сторону забора, так ему сообщают его чувства. Все та же влажная, хвойная темнота. Про себя он все еще видит Эмери маленькой девочкой, еще до Ривер-Мидоуза. Заводной. Счастливой, смешливой. Он представляет, как она вдруг выпрыгивает из-за дерева с криком: «Ха! Попался!»
Но это не помогает. Ему не удается избавиться от охватившего его ужаса. К тому же тот дал о себе знать по-новому.
Алекс останавливается. Митио оборачивается.
– В чем дело?
– Мне нужно… Я ходил сегодня утром в гостинице перед выездом, но…
Митио кивает, оглядывается. Указывает на канаву рядом с ними.
– Здесь, – говорит он. – Мы еще близко к забору. Должно быть безопасно.
– Да?
– Или я могу просто отвернуться.
– Нет, я спущусь.
Закончив, он карабкается назад на край канавы, раскрасневшийся от стыда за унизительное предательство тела. Новые непроверенные ботинки поскальзываются на влажной траве, и Митио помогает ему подняться.
– Как ты, нормально? – спрашивает Митио.
– Да. Да, наверно.
– Ты уверен, что хочешь идти?
– Да.
Они снова пускаются в путь в молчании. Алекс замечает, что с тех пор, как они пересекли забор, Митио выглядит не таким напряженным, несмотря на мрачные предупреждения, что нужно оставаться бдительными. Его походка стала легче, а голос – менее резким. Он утратил нервную привычку поправлять очки, и одежда на нем уже не модная и новая (это его камуфляж, понял Алекс), он поменял ее на темно-зеленую толстовку и джинсы. Будто Митио, который живет там, оставлен вместе с отглаженной рубашкой и чиносами, а здесь он может быть настоящим собой.
– А кто-то еще здесь бывает? – спрашивает Алекс. – Или только ты с Эмери?
– Были и другие. В основном мусорщики. Мародеры. Еще несколько искателей острых ощущений пытались бросить себе вызов. Они перестали приходить спустя несколько лет.
– Из-за опасностей?
– Кто-то из-за них, да. Думаю, большинству просто стало ясно: то, что они надеялись здесь найти, они не получат. А может, появились другие приоритеты.
То, как он колеблется, дает Алексу подсказку.
– Ты ведь сдался, верно?
Митио оглядывается на него через плечо. Похоже, он удивлен, что Алекс это понял.
– Мое исследование погодных явлений сдвинулось с места, и я должен был сосредоточиться на нем. Я сказал Эмери около года назад, что больше не буду ходить сюда с ней. Я чувствовал себя виноватым, как будто я ее бросаю, да и боялся за нее. Так что я пошел с ней в последний раз незадолго до того, как она пропала. Пытался убедить ее уйти, пока она еще может это сделать. Мы оба знали, что Заповедник изменился: он стал менее предсказуемым, более опасным, – но она не послушалась.
– В каком смысле более опасным?
– Больше аномалий, но еще эта Церковь. Ее адепты начали угрожать нам пару лет назад.
– Церковь Колдовского ручья.
– Ты о ней знаешь.
– Только то, что удалось найти в сети. Об этом месте ходит уйма диких домыслов, но я уверен, что ты и сам в курсе. Я нашел сайт, посвященный доказательствам, что руду поместили сюда миллиарды лет назад пришельцы, которые знали, что мы выкопаем ее однажды и уничтожим сами себя. Так они хотели избавиться от соперников прежде, чем мы станем настоящей угрозой. Но эта Церковь… еще более безумна. Ее последователи верят, что Бог создает своего рода сад для избранных, верно?
– Что-то вроде того. Они убеждены, что после того, как мир рухнет, это место станет Божьим земным раем только для них, истинных верующих. Они решили, что оно только их, и не хотят, чтобы кто-то еще вмешивался в великий план Всемогущего. Сначала они были дружелюбны, а может, просто притворялись. Они подходили к нам, просили помощи, провести их внутрь или вывести наружу. Когда мы отказались, они разозлились. Некоторые приходили сюда с оружием. Они стреляли всех животных, что могли найти. Это их способ запугать нас, полагаю. Прогнать отсюда. Но с Эмери это не прошло.
Алекс задумывается.
– Как думаешь, возможно ли…
Ему не удается произнести это.
– Не думаю, – говорит Митио, помолчав. – Они не зашли так далеко. Они стреляют лишь по животным, которых их бог поместил сюда для их пользования. Или развлечения.
Он поднимает руку и останавливается. Алекс тоже замирает. Митио медленно оглядывается. Затем поворачивается к Алексу, в его глазах вспыхивает чувство, чего Алекс прежде не наблюдал.
– Я не понимаю их стиль мышления. Их действия. Они верят в творца, который создал все из любви. А потом приходят сюда и убивают все, что движется.
Алекс издает сухой смешок.
– Насколько хорошо ты знаешь историю религии?
Они продолжают идти. Светает, облака освещаются, теряют розоватый оттенок, и Алекс видит теперь дальше. Они выходят на то, что прежде было дорогой, вдоль нее стоят покосившиеся или лежат упавшие столбы электропередач, асфальт по