– Мы будем счастливы предоставить вам другой номер, мэм, – обращается к Клэр помощник управляющего.
Только потом Клэр понимает, что это был поворотный момент, даже если в то самое мгновение она об этом не подозревала.
– Нет, спасибо, – говорит она. – Мне здесь комфортно. – Она ведь по легенде писательница, ищет новые и удивительные истории, чтобы рассказывать о странах, которые посещает. Она ни за что не упустила бы такую возможность. Клэр смотрит на инспектора и добавляет, пожав плечами: – Я тоже не люблю, когда меня перемещают.
Он холодно изучает ее, словно выискивая какой-то непоправимый изъян в ее характере, который позволил бы отказать ей.
– Мне нужно поговорить с начальством, – произносит он наконец. – Вы не должны тревожить ее в мое отсутствие. Вам это ясно?
– Я не приближаюсь к ней.
– Никакого шума. Музыки. Вечеринок.
– Я приехала сюда не вечеринки устраивать.
Инспектор смотрит на темнеющее небо. Вновь приближается буря.
– И свет выключите, – добавляет он. – Я вернусь очень скоро.
Это предостережение, понимает Клэр, а не ободрение.
Ей нужно подготовиться на случай внезапного отъезда, и она начинает паковать ручную кладь. Собирая косметику из ванной, она закатывает рукав и смотрит на пластырь в зеркало.
Он исчез. Только голая кожа, ничем не примечательная, без отметин или следов когда-то налепленного пластыря. Значит ли это, что он отвалился – намного раньше предписанного – или он наконец завершил процесс растворения в ней, становления ею?
У нее нет времени отвлекаться на это. Ручная кладь упакована, и она спрашивает себя: «Зачем ждать? Действуй на опережение». У нее все еще есть шанс бежать и оставаться свободной хотя бы какое-то время, даже если это значит, что она разорвет связь с людьми, которые послали ее сюда. А может, и вовсе покончит с этим делом.
Клэр уже направляется к двери и в последний раз оглядывается на журавля. К ее удивлению, птица подняла голову и следит за ней. Клэр замирает. По крайней мере, ей кажется, что птица следит за ней. Трудно понять, что та видит сквозь стекло, но Клэр не покидает ощущение, что журавль знает о ее присутствии, о том, что она собирается сделать, и с интересом наблюдает, доведет ли она это до конца.
Клэр видит свои руки над клавишами пианино много лет назад. Слышит голос матери у себя над ухом.
Не спеши, Клэр. Когда будешь готова.
Она ставит ручную кладь у двери и возвращается за письменный стол.
Позднее снова стучат, мягко, но официально, демонстрируя лишь намек на нежелание потревожить, сообщая Клэр, что этот человек пришел не арестовывать ее.
Вернулся помощник управляющего с инспектором природоохраны.
– Мой отдел устроится здесь рано утром, – объявляет инспектор, убедившись, что с журавлем ничего не случилось. – Туда-сюда будут ходить люди. Вы должны понять, что это крайне редкое событие. Драгоценный, единственный шанс. Для всей страны. Место, где она выбрала свить гнездо, тот факт, что партнер бросил ее или погиб, – все это делает птицу крайне уязвимой. Это очень рискованно, а вы ведете себя так, будто у вас есть какое-то право…
– Поэтому, – перебивает его помощник управляющего, – мы считаем, что лучше найти вам другой номер. Для вашего же удобства и уединения. За полцены в качестве компенсации за неудобства, и мы хотели бы предложить вам завтра ужин в нашем ресторане за счет гостиницы.
Он знает, что она работает на издательство, где выходят путеводители. Клэр улыбается и качает головой.
– Я останусь, – говорит она. Она почти чувствует это физически: гудящий рой вот-вот слетится в этот гостиничный номер и вновь выскользнет наружу. Алгоритмы, истории поиска, серверы, извлечение данных – уйма информации отовсюду, распространяющейся везде, вне ее контроля. Но ведь это событие уже давно вышло из-под ее контроля.
Инспектор смеется.
– Но зачем? Поскольку она сейчас высиживает яйцо, ее нельзя перемещать минимум три недели. За все это время вы мало что увидите. Это бессмысленно.
– Я остаюсь, – повторяет Клэр.
– Это неприемлемо, – говорит он, глядя мимо Клэр на стену позади нее.
– Я понимаю, как это важно, потому что для меня это важно тоже, – говорит Клэр, указывая на заметки и бумаги, разбросанные по столу. – Люди со всей планеты захотят знать об этом, и я смогу им об этом рассказать.
– Вы не выложите это в интернет, – говорит инспектор. – Меньше всего нам в этой ситуации нужна огласка.
– Я не сказала, что собираюсь…
– Этому не бывать, – инспектор поворачивается к помощнику управляющего. – Разве в вашей гостинице нет правил на случай, если в номере небезопасно находиться?
– Ах, что ж, может, и есть… – помощник управляющего заикается.
Клэр смеется.
– Почему это здесь для меня небезопасно?
– Для нее, – рычит инспектор. Он трет небритый подбородок, бормочет что-то на своем языке, затем произносит: – Полагаю, мэм, вам стоит подготовиться к отъезду.
Я готова, – думает она. – Всю свою жизнь.
На рассвете у ее двери возникает другой сотрудник природоохраны, аккуратно стриженный и изящно одетый молодой человек с двумя младшими коллегами. Клэр только что допила утренний кофе. Она готова. Она чувствует себя спокойнее и увереннее, чем во все дни пребывания на острове. И даже до острова.
– Вы можете оставаться здесь сколько пожелаете, – сообщает ей новый сотрудник, поклонившись. – Мы постараемся как можно меньше докучать вам и Посланнице. Все улажено.
– Посланнице?
– Журавлю.
– Очень мило с вашей стороны, – говорит Клэр. – Спасибо.
– Благодарить надо не меня. Это Арахант позволил.
– Вы про…
– Святейшего. Ему поведали, что происходит, и он сказал: раз Посланница прилетела сюда, к вашему номеру, значит, это чудесное событие предназначено не только нам, народу, но и вам тоже, почетному гостю нашей страны. Так что он хочет, чтобы вы остались.
Она замирает, но в каком-то ином измерении чувствует, что движется с бешеной скоростью. Теперь пути назад нет. Бежать уже поздно. Что бы ни случилось, она должна помнить, что всегда была для своих работодателей лишь расходным материалом. Когда все закончится, она может на себе ощутить, что значит «расходный материал».
– Что ж, прошу, поблагодарите от меня Араханта. Это очень щедро с его стороны.
– Вы сможете поблагодарить его сами, мэм. Святейший придет сюда посмотреть на Посланницу.
Юный сотрудник природоохраны с коллегами быстро оглядывают журавля, делают фото и пишут заметки, все это время тихо, но восторженно говоря по телефону, порой по-английски, но чаще на своем мягком, шипящем языке. Один из них просит разрешения сфотографировать Клэр. Она отказывается.
– Я ведь тут ни при чем, – бормочет она, удивленно отмечая, что краснеет.
Перед уходом они сообщают, что Арахант посетит Клэр позже в течение дня. Они сожалеют, что не могут сказать точнее. Ежедневное расписание Араханта – тщательно охраняемая тайна. Когда сотрудники природоохраны уходят, их юный предводитель кланяется Клэр с порога.
Самая распространенная религия – эсхафани («исчезновение», или буквально «задувание свечи»), она тайно передавалась через века от изначальных обитателей острова, которые поклонялись богу моря, хотя в ней также присутствуют синкретичные элементы христианства, ислама и буддизма. Главный догмат веры утверждает, что все явления – это волны в нескончаемом океане Вселенной. Как волны, каждый из нас на краткий миг возникает в жизни и сознании, а затем вновь погружается в глубины океана, вечного и безбрежного.
Духовный лидер зовется Арахантом («раскрывающим скрытое»), ему поклоняются миллионы как реинкарнации духа божественной мудрости.
Позже днем пришла женщина средних лет в шафранно-желтом одеянии. Ее голова была выбрита налысо.
– Меня послал Святейший, – сообщает она Клэр, – для подготовки визита, который он хотел бы нанести через час. Если вам это будет удобно.
Ее зовут Алала. Она секретарь Араханта по работе с общественностью. Что-то в ее нездешней умиротворенности, а может, в ее пристальном, твердом взгляде включает в Клэр внутреннюю тревогу. Миг – и она готова к драке или бегству. Затем в дело вступает старая привычка, и спустя три глубоких вдоха Клэр погружается в состояние расслабленной бдительности.
– Святейшего следует приветствовать поклоном, – продолжает женщина, – хотя можете и пожать ему руку, если хотите. Нет жестких требований, кроме правил вежливости: ждать, когда он заговорит с вами первым.
– Как мне его называть? – спрашивает Клэр. – В смысле, как мне к нему обращаться?
Глаза женщины вспыхивают, как и глаза юного сотрудника природоохраны.
– Он реинкарнация чистого света, который пронизывает эту Вселенную, и Араханта всегда называют «ваше святейшество».
– Ваше святейшество. Разумеется.
Она не хотела прозвучать так скептично – это не сочетается с ее легендой. В своем блоге на сайте издательства, которое печатает путеводители, она описывает загадочность посещаемых ею мест в ярком, пылком повествовании. Этот голос совсем не похож на ее собственный, но он служит ее интересам – создает ей репутацию романтичной особы. Кто заподозрит ту, что так пишет, в том, что она делает?
Женщина спрашивает, и ее глаза все еще сверкают, можно ли ей перед уходом увидеть Посланницу. Клэр приглашает ее войти. После нескольких мгновений молчаливого наблюдения за журавлем в гнезде женщина отворачивается от окна, глядит мрачно и напряженно, будто вид птицы взвалил на ее плечи тяжелую ношу.
– Я не знала, что она столь прекрасна, – говорит она. – Я не знала… – она замолкает, ее глаза влажны от слез.
– Она и впрямь нечто, – соглашается Клэр.
Женщина натянуто улыбается ей. В ее глазах Клэр – туристка, невежественная иностранка, как и все остальные. Пусть так и думает.
– Я сообщу его святейшеству, что он может нанести визит.
Клэр-Медвежонок,
надеюсь, тебе понравится подарок, который пришел с письмом. Я знаю, он похож на обычный осколок круглого камня, но на разбитой грани, если присмотришься повнимательнее, ты увидишь тоненькую, с волосок, полоску зелени, которая пересекает темно-серую породу. Эта зеленая линия – живая, это особый вид лишайника, который называется «криптоэндолит».