Книга дождя — страница 44 из 59

Я нашел камень здесь, на станции, в главной лаборатории. У меня есть правило: не увозить образцы из мест, которые посещаю, но я пренебрег им на этот раз, потому что камень, как мне сказали, лежал на подоконнике станции уже много лет, и никто не возражал против того, чтобы я его взял.

Ты, возможно, гадаешь, чем я здесь занимаюсь целыми днями. Ну, я брожу вокруг, изучаю растения, лишайники, мхи, измеряю их и отмечаю, где я их нашел, и одновременно посматриваю, нет ли поблизости белых медведей. Вечерами я общаюсь с другими исследователями. Мы играем в шахматы, покер, нарды и смотрим старые видеокассеты с хоккейными матчами и комедийными шоу. Хорошо, что тут есть другие люди, но порой все равно бывает очень одиноко. Всякий раз, проходя мимо подоконника, я видел этот камень, кусочек жизни в бесконечной серости тундры за окном. И всегда вспоминал о тебе. Я очень скучаю по тебе, тыковка.

Итак, наука: лишайники – это симбиотические колонии, сформированные бактериями и водорослями. Но этот лишайник немного отличается от остальных: он живет внутри камней.

Поразительно, как жизнь может высекать себе нишу даже в самых жестоких условиях. Криптоэндолит растет прямо под полупрозрачной поверхностью камня, там, где хватает света и влажности для фотосинтеза. Когда климат меняется к худшему, колония впадает в анабиоз, буквально замирает, порой на сотни лет, пока условия не становятся снова благоприятными для жизни и роста.

Теперь мы считаем, что именно так жизнь на Земле выживала первые миллиарды лет своего существования. Спрятавшись на дне моря в гидротермальных источниках, вдали от ядовитой атмосферы на поверхности, первые живые колонии клеток все ждали и ждали – целую вечность, пока условия изменятся настолько, чтобы они смогли распространиться и заполнить планету – и однажды эволюционировать в нас.

Заботиться о криптоэндолите просто. Положи его на тумбочку у кровати или на книжную полку. Он будет вытягивать влагу из воздуха. У камня гораздо больше терпения, чем у меня. Мне не терпится увидеть тебя снова.

Поцелуй за меня маму.

Люблю, папа


Раньше она брала письмо с собой в путешествия, пока оно не стало слишком мягким и протертым, оттого что она разворачивала и перечитывала его так часто. Как бы то ни было, она знает содержание наизусть. Она брала с собой и камень. Подносила его к свету, смотрела на тонкую изумрудную линию, думала о том, как далеко забрался этот лишайник. Как и она, он далеко от дома, но пока жив, пока держится. У него есть все, что ему нужно. Затем однажды она запаковала камень и письмо вместе с остальными своими вещами. В ее работе нельзя позволять себе сентиментальничать из-за кусочка зелени.


Арахант – у’Йой, первый, с кем ей довелось встретиться. Он подросток, возможно, лет шестнадцати (подробности его рождения, как узнает Клэр в интернете, пока ждет, окутаны тайной: он был найден ребенком на улицах, беспризорничал, а его родители так и не объявились). Его голова выбрита, как и у Алалы, кожа бледная, почти как у альбиноса. Он носит одежды того же красновато-коричневого оттенка, что и хохолок у журавля. Созревший прыщ украшает его пухлый, покрытый пушком подбородок.

Клэр приходит в голову, что он похож на актера, который участвовал в вечернем представлении. Афро-кто-то-там. Не может быть. Или может? Ее пугает мысль о том, что действо продолжается все это время, разворачивается вокруг нее, включает ее, и только теперь ей становится ясно, что она тоже играет.

Алала сопровождает Араханта вместе с двумя другими людьми в похожей одежде – со стариком и очень юной девушкой с красивыми, безмятежными глазами и лицом, изуродованным ужасными ожогами. Арахант лучезарно улыбается Клэр и отвечает на ее поклон, но его взгляд, минуя ее, устремляется прямо к чуду, ждущему его за балконным стеклом.

– Можно? – спрашивает он еще в дверях. Он говорит по-английски, но его акцент заметнее, чем у других, кого она встречала здесь.

– Прошу, ваше святейшество, – Клэр замечает, что наслаждается этим представлением гораздо больше, чем следовало бы. Но опять-таки то, что следовало бы, забыто уже давным-давно.

Арахант подходит к окну удивительно ловко и проворно для мальчишки в одеянии до пола. Сопровождающие останавливаются на пару шагов позади. Мальчик смотрит на журавля, который высиживает яйцо, долго, не произнося ни слова, затем отвешивает птице столь же глубокий, медленный поклон, каким приветствовал Клэр. Когда Клэр ловит спокойный, твердый взгляд Алалы, маячок внутренней тревоги вновь срабатывает в ней, но теперь она понимает, на что он реагирует. Эта женщина готова отдать жизнь, чтобы защитить Араханта. И весьма возможно, убить ради него тоже.

– Снежная вестница, – бормочет Арахант. – Луна, сияющая в темных водах.

Он поворачивается к Клэр. Теперь он всего лишь мальчишка, неловко подыскивающий слова.

– Спасибо, мисс Клэр, – говорит он наконец с трудом, вновь поклонившись. – За… то, что вы здесь. Вы первая приветствовали Посланницу. Кто-то иной мог бы ее отпугнуть. Или еще хуже.

– Я рада, что смогла помочь, ваше святейшество.

– Это тяжелое время для моей страны. Мы не можем сдержать то, что, как мы знаем, грядет. Многое меняется. Не к лучшему, похоже. Народ теряет надежду. Посланница явилась сейчас… и это счастье. Мисс Клэр, ваша… ваша забота…

Ему, похоже, не хватает слов на английском.

– Я ничего не сделала, – спешит сказать Клэр и теперь тоже с трудом подбирает слова. – Ваше святейшество, это я должна благодарить вас. Вы… вы…

К ее изумлению, мальчик хихикает.

– Только послушайте нас, – говорит он и снова смеется. – Полагаю, порой слова только мешают. Я много читал, пока учил английский. Учителя давали мне американские комиксы для практики языка. «Скуби-Ду». «Арчи». «Космопсы». И детские книжки. Мне больше всего нравился «Маленький принц», потому что слова были простыми. Говорящий лис в той книге – это было глупо с моей стороны, но я мечтал, чтобы он стал и моим другом. Я так хотел, чтобы он существовал взаправду. У меня было столько обязанностей, столькому нужно было учиться. Книги давали мне пусть недолгий, но приют.

Он бросает хитрый взгляд исподлобья на своих сопровождающих.

– Мне больше не дают времени на чтение. Но Алала прочитала мне один из ваших постов, мисс Клэр. Вы хорошо пишете. Уверен, если вы напишете о Посланнице, то не слукавите.

– Благодарю, – говорит Клэр. Она чувствует странное облегчение, и в то же время ее пульс учащается, словно она прошла важный, возможно, даже смертельно опасный экзамен.

– Что теперь будет, ваше святейшество? – спрашивает она. – С журавлем, я имею в виду.

– В древних легендах моего народа Посланница прилетает из далекой страны птиц, за Крутящейся горой, там, где небо встречает землю, и несет с собой дар. Мы больше не верим в это. По крайней мере, как прежде. Но мы все еще надеемся, что она принесет нам… что-то, о чем мы давно мечтали. Что-то, что только она может нам дать.

– Что-то?.. – Клэр не понимает, о чем говорит мальчик. Какая-то религиозная чепуха, видимо.

Алала подходит ближе и шепчет что-то на ухо Араханту. Он слушает и кивает.

– Алала подсказывает мне, что я выражаюсь нечетко. Простите. Мы ждем и надеемся, что Посланница сделает то, ради чего прилетела сюда. Ученые, которые знают об этом, говорят, что это возможно. Если ее оставят в покое. Понимаете, мисс Клэр?

– Да, понимаю. Она свила гнездо, и вы ждете…

– Именно. Она очень ценна, мисс Клэр. Она может быть последней из своего вида. А времени мало. Она напоминает нам, что все, что каждый из нас, кто… живет на этой планете, тоже ценен, он существо, чья жизнь… – он умолкает, подыскивая слова. – Чья жизнь уникальна.

Клэр чувствует, как что-то растет в ней, но не уверена, в ней ли самой или в том человеке, за которого ее принимает мальчик. Теперь он изучает ее с тем же жутковатым спокойствием, что и его служительница. Он будто бы смотрит в глубь нее, словно глядит в окно на невообразимое бурлящее смятение, которое он, однако, распознает.

Он поворачивается к сопровождающим.

– Я желаю поговорить с мисс Клэр наедине, – говорит он неожиданно отрывисто и властно. – Алала…

Служительница передает ему какую-то вышитую, сложенную в несколько раз ткань. Нет, теперь Клэр видит, что это книга: обложка сделана из плотной ткани цвета морской волны и украшена спиралевидными формами и перетекающими друг в друга буквами, которые она не узнает. После неловкой заминки трое сопровождающих кланяются и выходят из комнаты, закрыв за собой дверь. В тот же миг в ее голове сверкает мысль, что она наконец попалась, что этот мальчик с детским личиком – ее соперник, агент, которому поручено задержать ее, который начал затягивать вокруг нее петлю в тот самый миг, как она ступила на этот остров.

– Видите это, мисс Клэр? – Арахант говорит настойчивым шепотом, что еще больше ее настораживает.

– Что я должна видеть? – на мгновение ей кажется, что он имеет в виду некий физический объект в номере, вроде жучка или скрытой камеры. Ей приходит в голову, что она забыла вежливо обратиться к нему, но формальность ситуации испарилась вместе с вопросом мальчика. Они перенеслись в иное измерение, в котором Клэр не ориентируется, будто потолок комнаты сорван и они стоят под открытым небом.

– Это ее дом, – говорит мальчик. – Она его не оставит. В этом ее свобода. А у нас нет дома. Больше нет. Ни у кого из нас. В этом наша свобода, даже если нам так не кажется.

– Я не понимаю.

– У нас мало времени, – говорит мальчик, и она не уверена, имеет ли он в виду их двоих или сам остров. Возможно, и то и другое. – Она – то, ради чего вы здесь. То, что вы стремились найти. Понимаете?

По какой-то причине Клэр вспоминает о контрабандисте, чье место заняла, когда только ступила на эту дорожку, – старика, которого считала своим учителем. Он говорил ей: «Однажды ты окажешься в ситуации, когда твоя жизнь будет зависеть от того, что ты сделаешь в следующие пять секунд. Сделай ставку на это. Если тебе действительно повезет и момент окажется подходящим, все встанет на свои места. Ты окажешься последним элементом головоломки, о которой ты даже не