подозревала. Но эта головоломка – ты сама. Ясно? Ты сама. Все остальное отвеется, и ты увидишь. Даже тогда все может пойти к чертям – о да, нет никакой гарантии от провала, – но ты поймешь впервые в жизни, на что ты действительно способна».
На каждом задании она ждала этого момента, надеялась выманить его из обстоятельств: нарезала круги по тончайшему льду, погружалась в рисковые дела, словно ковыряла палкой осиное гнездо. Порой, в худшие мгновения на грани жизни и смерти, она даже верила, что наконец-то поймала это переживание, но никогда не была полностью уверена.
И наконец, как и предсказывал контрабандист, она знает.
Она вспоминает, как ее песик безоглядно рванул со двора в погоне за дурацким, бессмысленным мячиком, будто тот был всем, его заветной целью. Он сделал это, потому что она намеренно бросила мяч слишком сильно, чтобы узнать, что будет. И она узнала, это уж точно.
Еще одно воспоминание вспыхивает перед ее внутренним взором – двумя годами позже, в той круглосуточной забегаловке на главной дороге. Было поздно, она сидела одна, не желая идти домой, потому что мать работала в ночную смену в больнице и дома был только Рэй. Она знала, что, едва она войдет в дверь, он похлопает по дивану возле себя, приглашая ее в своей тщательно выверенной небрежной манере плюхнуться рядом и посмотреть с ним хоккей. А когда она сядет, он придвинется ближе, будет потягиваться, зевать и тереться об нее будто случайно. Он не осмеливался ни на что большее. Пока.
Нет, она не могла пойти домой, но ей некуда было больше идти.
За столиком напротив сидело семейство. Мальчик примерно ее возраста – он учился с ней в старших классах, но она уже не помнит его имени – и девочка, видимо, его младшая сестренка. А затем рассогласование прокатилось, словно волна, и на мгновение девочки уже не было там, никого из них не было. За столом сидела женщина, молодая женщина с длинными светлыми волосами, как у девочки. Нет, это и была та девочка. Она же, только старше, какой она могла бы стать. Клэр точно знала одно: она тоже двигалась в этом направлении, в это место – нет, в это время, где ее уже ждала эта женщина. Хотела ли она чего-то от Клэр? Нет, но она заметила ее, была удивлена, гадала, кто такая Клэр и что она собирается сделать. Клэр понимала, что может убежать на край света – именно это она и сделала, не так ли? – но куда бы она ни бежала, это ждало ее.
А потом все закончилось. Девочка снова стала просто малышкой, забившейся в уголок стола, закрыв глаза. Мальчик рядом с ней поймал удивленный взгляд Клэр и посмотрел на нее так, словно его жизнь зависела от того, что она сделает дальше. Она не знала его и не хотела знать. Неважно, что она только что увидела. Это все ничего не значило. Никто ее не поймает, не сделает ее своей. Она встала и вышла из закусочной, а когда пришла домой и увидела, что Рэй вырубился пьяным на диване, нашла его бумажник и забрала полтинник, уверенная, что даже если он ее заподозрит, то не осмелится и слова сказать, зная, что перед матерью она может за секунду обвинить в ответ его. Один мягкий, потрепанный полтинник. Ее первый вклад в собственную свободу.
Она бежала. Как тот глупый песик, как будто от этого зависела ее жизнь. Она бежала с тех самых пор, упорствовала в опостылевшей ей фальшивой жизни, чтобы наказать людей, которые должны были любить ее и заботиться о ней больше всего на свете, а не бросать ее на произвол судьбы. Может, она бежала, чтобы наказать и себя тоже, бросалась на дорогу, по которой уже катились колеса, готовые в итоге ее раздавить.
– Посланница прибыла для всех нас, – говорит ей Арахант, когда она не отвечает на вопрос. – Это значит, что и для вас тоже, мисс Клэр. Но на этом острове есть те, кто не хочет, чтобы она здесь была. Они хотят навредить ей из-за того, кто она такая. И что символизирует. Есть еще те, кто надеется нажиться на ней. Я никогда не понимал этих людей, как они мыслят, но они опасны для нее. Слишком большой риск. Все так… хрупко. И поэтому я прошу вас о помощи.
К своему удивлению, Клэр спрашивает:
– Чем я могу помочь?
– Вы можете оставаться в этом номере, в нашей стране столько, сколько потребуется для завершения дела Посланницы. Я прослежу, чтобы вас не тревожили. Но если что-то пойдет не так, если Посланницу вынудят улететь… – он видит непонимание в ее глазах и улыбается. – Я имею в виду, мы хотим, чтобы вы забрали ее дар. Если до этого дойдет. Мы хотим, чтобы вы увезли его с собой. Есть безопасное место, оно за пределами острова. Там прячут другую особь ее вида. Это может оказаться единственной возможностью. Единственной возможностью сделать так, чтобы однажды другая птица снова прилетела сюда, к другим людям. И принесла весть, которую они так ждут.
Клэр закрывает глаза. Она уже не в этой комнате. Ее больше нет нигде. В другом месте дождь падает из бездонного неба в кипящие серые волны. Она открывает глаза.
– Ваше святейшество, я должна сказать вам кое-что. Я здесь, чтобы…
Мальчик подается вперед.
– Да, я в курсе, зачем вы прибыли на наш остров. Я знаю, что у вас есть… навыки, которые помогут нам.
Он кладет книгу в ее руки. Мягкий запах сандалового дерева исходит от вещицы, и еще неуловимый запах морского бриза, который исчезает прежде, чем Клэр удается его опознать.
– Это вам, – говорит он. – Боюсь, требуется совершить последний обман. Это ящик в образе нашей древнейшей книги. Никто не спросит вас о ней, когда увидит мою печать. Никто не заберет ее у вас и не осмелится открыть, пока вы будете в моей стране. Эта книга сохранит дар в безопасности, скрытым, пока вы не уедете. Пока не передадите его тем, кто его ждет.
Клэр смотрит на дверь. Она знает, что Алала по ту сторону готова ворваться сюда по первому зову.
– Почему вы не найдете кого-то еще? Почему я?
– Если бы мы выбрали кого-то еще, – говорит Арахант, – вы бы никогда не получили ответа на свой вопрос.
– Те люди, которые ждут. Как мне их найти?
– Они найдут вас.
После того как мальчик со своей свитой уходит, она открывает книгу. Та пуста внутри, как Клэр и подозревала: пустое пространство мягко обито тканью и ждет. Безопасное место для кого-то, чтобы спать и видеть сны. Она гадает, какое значение может иметь спасение жизни одного животного, когда целые виды исчезают каждый день. Потом она задумывается, что и у нее только одна жизнь, которая, возможно, тоже достойна спасения.
Андрос пишет ей в тот вечер из фойе, спрашивает, можно ли ему подняться к ней. Она долго не отвечает. Достаточно долго для того, чтобы ее телефон вновь завибрировал, получив от него новое сообщение.
«Как она?»
Она сомневается, затем отвечает.
«Нормально».
«А ты? Слышал о визите Араханта. Ух ты. Ну и денек у тебя был».
«Был».
«Можно мне подняться?»
Она задумывается.
Открывает крышку телефона, который использовала для переписки, вынимает карту и смывает ее в унитаз. Затем раздевается до лифчика и трусов, садится на краю кровати и смотрит на птицу. Свет в комнате уже давно выключен, и ее глаза привыкли к темноте.
Той ночью, вскоре после того как ей удается унять внутреннюю дрожь и погрузиться в некое подобие сна, отчаянный крик выталкивает ее из постели. Она подбегает к окну и открывает балконную дверь, смаргивая пелену с глаз, – как раз вовремя, чтобы увидеть два события, происходящих одновременно: журавль отчаянно машет крыльями, улетая в обрушивающиеся на него потоки дождя, а дрон с камерой летит в противоположном направлении, преодолевая боковой ветер, затем уходит через слои бурлящего воздуха в разлитый внизу свет города.
В гнезде остались несколько белых перьев и большое белоснежное яйцо.
Клэр делает шаг на балкон. Ветер треплет ее, оставляя во рту привкус морской соли. Она садится на корточки и осторожно тянется рукой в замысловато свитую норку. Яйцо лежит в центре, но она не готова пока прикоснуться к своей новой обязанности. Вместо этого Клэр кладет ладонь на мягкое дно гнезда, осязая животное тепло, которое уже утекает прочь.
Рейна
Багаж рассыпан по лугу. Большинство чемоданов открыты, их содержимое раскидано по траве. Рейна не обращает на них внимания. Она останавливается и склоняется только над нетронутыми чемоданами, расстегивает их и роется внутри, выбрасывая из них одежду, гаджеты, банные принадлежности, добирается до самого дна и копается во всех карманах, пока не вытряхнет их полностью.
Некоторые чемоданы закрыты на замок. Другие сделаны из прочного пластика. Если она не может их открыть, то прислоняется к ним ухом, закрывает глаза, слушает. Спустя несколько секунд встает и переходит к новому чемодану.
Она оглядывается, только пока переходит от одного чемодана к следующему. На другой стороне дороги, на поле с высокими подсолнухами лежит большой искореженный обломок, о котором Рейна старается не думать. Вокруг обломка сгрудились люди, часть из них в жилетах с желтой буквой «Х», буква сверкает, ловя солнечный свет. Рейна убеждает себя, что то, чем они занимаются, – их дело, хотя сформировавшаяся на протяжении жизни привычка и побуждает ее подойти и помочь, если сумеет. Вместо этого она следит за другими людьми, поближе к ней: они медленно идут через подсолнуховое поле в ее направлении, неся с собой связки палок с рваными белыми лентами, которые трепещут на ветру, как флажки. Головы людей неизменно опущены, они напоминают ей монахов из ее родной страны, Филиппин: так те ходят по улицам в состоянии медитации. Спустя столько лет она вспоминает монаха, который ласково говорил с ней, когда умерла ее мать. Монах сказал ей, что, когда нас покидает любимый человек, может возникнуть ощущение, будто он играет с нами в прятки. Мы уверены, что сможем найти его, если будем искать достаточно усердно. И, пожалуй, это действительно так, если мы знаем, где искать. Или как.
Время от времени один из людей, медленно бредущих через поле, втыкает палку с белой лентой в землю и идет дальше.