– Меня вообще-то Альфредом зовут, – сказал мальчик, который сидел с Уоллесом. Он был размером со среднего кота. Его дракон прижимал его к себе. Они выглядели такими счастливыми вместе.
– Правда? – спросила Лакки. Она бы никогда не догадалась. И покачав головой, продолжила: – Я не хотела, чтобы мистер Шоу нашел их первым, поэтому я пробралась к ним домой и разбудила их. Это довольно легко, если ты такого размера, только времени занимает много. Особенно учитывая, что мальчика, который сидит с Уоллесом… прости, я хотела сказать, Альфреда – очень тяжело разбудить.
«И он не всегда такой милый», – подумала Лакки, но вслух добавлять это не стала. Хотя ее дракон, конечно, прекрасно все услышал и сурово взглянул на Альфреда.
Миссис Холлинз кивнула.
– Все ужасно о тебе беспокоятся со… – она сердито глянула на дракона, – вчерашнего происшествия. – Глаза дракона Лакки наполнились слезами.
«Это не моя вина! Я был напуган! Я же не думаю как ученые».
– Ладно, хватит. Давайте решим, что теперь с вами делать.
Мистер Шоу расхаживал перед классом. Его лицо покрылось пятнами и залилось краской. Вены на шее вздулись. Мари положила свой рюкзак на стул Анджи, чтобы к ней никто не подсел, а Уоллес сгорбился за партой и сидел так тихо, как никогда прежде.
– МЫ ПРОВЕДЕМ ЭКСПЕРИМЕНТ ТЫСЯЧУ РАЗ, ПОКА ВЫ НЕ НАУЧИТЕСЬ ДЕЛАТЬ ЭТО ПРАВИЛЬНО, – прогремел мистер Шоу. – ПРОВАЛА Я НЕ ПОТЕРПЛЮ. ЭТО НЕ ПРОСТО ПОЙДЕТ В ВАШЕ ЛИЧНОЕ ДЕЛО, ЭТО СЕРЬЕЗНЕЕ. ЗА ДЕЛО, СОЛДАТЫ.
Аналин заплакала. Маркус, который обычно ее веселил, сейчас даже не смог придумать ничего забавного.
Лакки, Анджи и мальчик, который всегда сидел с Уоллесом, или Альфред, как стоило бы его называть, следили за происходящим из-за книжной полки. Все они были размером с наполовину израсходованный карандаш. Их драконы ждали на крыше. Довольно близко, чтобы их чувствовать, но достаточно далеко, чтобы заметить боль.
«Лакки? Ты в порядке?» – подумал ее дракон отчаянно.
– Не сейчас, дракон, – прошептала она и тут же покраснела, поняв, что ей не требовалось говорить вслух. Остальные ребята ее не слышали.
– Я тоже тебя люблю, – прошептал Альфред.
– Что происходит? – спросила Анджи, тоже шепотом.
– Точно не пойму. Мистер Шоу пытается создать больше драконов. Неужели мы все отчасти были драконами? Наши драконы все это время жили внутри нас?
– Ну, я это знал, – сказал Альфред надменно. Лакки бросила на него испепеляющий взгляд. Он прочистил горло. – Ну, скорее догадывался.
Лакки покачала головой.
– НЕКОТОРЫЕ ВАШИ ОДНОКЛАССНИКИ УШЛИ В САМОВОЛЬНУЮ ОТЛУЧКУ. ИХ ПРЕНЕБРЕЖЕНИЕ ДОЛГОМ ЗАМЕЧЕНО, И ОНИ ПОНЕСУТ НАКАЗАНИЕ.
– Это он про нас? – спросила Мари.
Альфред собирался над ней посмеяться, но Лакки поспешила толкнуть его локтем в ребра. Миссис Холлинз уже должна была бы появиться здесь. Она же обещала. Лакки посмотрела на часы. Был уже почти полдень. Это, пояснила миссис Холлинз, было важно.
Мензурка Маркуса покраснела, потом посинела и наконец побелела.
Бунзеновская горелка, с которой работала Пенни, стала извергать фиолетовое пламя.
Лоренс ахнул.
Дверь открылась, и вошла миссис Холлинз в сопровождении еще пяти ученых, а за ними – школьный секретарь, охранник и директор.
– Не думаю, что вы меня расслышали, – проговорил директор из коридора.
– Здравствуй, Лукан, – сказала миссис Холлинз. – Выглядишь ужасно. – И добавила что-то по-старострански, чего Лакки не смогла понять, но что рассердило мистера Шоу. Его глаза налились кровью еще сильнее и стали даже краснее прежнего.
– ВЫ ОПОЗДАЛИ, ЗНАЕТЕ ЛИ. – Движения мистера Шоу стали отрывистыми и странными, будто у него заедали механизмы суставов. Красные глаза вспыхнули белым. Потом синим. Потом опять красным.
– Я так не думаю. – Миссис Холлинз кивнула остальным ученым. – Коллеги?
Ученые ворвались в класс. И три крошечных ребенка, каждый с половинку карандаша, выскочили из своего укрытия за полкой и ринулись поперек комнаты. Никто их не заметил. Миссис Холлинз четко рассказала им, что нужно сделать.
Директор, все еще находившийся в коридоре, спросил:
– Мэттью, почему эта женщина назвала тебя Луканом? – Когда мистер Шоу не ответил, он объявил: – Я вызываю полицию. Сейчас же. Шерил? Вызовешь полицию, пожалуйста? – Секретарь не сдвинулась с места.
Ученые быстро прошагали по классу, доставая из накладных карманов своих платьев флаконы и капая из них в мензурки.
– ВСЕ ИХ ДУШИ ПРИНАДЛЕЖАТ МНЕ, – проорал мистер Шоу. – В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ У МЕНЯ УЖЕ ТРИ УСПЕШНЫХ СЛУЧАЯ, А ТЫ ГОВОРИЛА, ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. ЗНАЧИТ Я ВЫИГРАЛ.
– Вообще-то нет, – сказала миссис Холлинз мягко, пока Лакки, Анджи и Альфред помогали друг другу взобраться по спине халата мистера Шоу, будто по горному хребту. У каждого была при себе канцелярская кнопка, повешенная на спину, будто меч в ножнах. – Не выиграл, прости, дорогой. Ты был моим лучшим успехом. Но мне не стоило давать тебе имя. Нельзя давать имя тому, у чего нет души.
«Там найдете выключатель, – говорила миссис Холлинз детям, когда они встретились под навесом. – Прямо в углублении у основания его человеческого черепа.
Альфред сощурился. Его дракон тоже.
– Но подождите, – сказал он. – Почему вы подчеркиваете, что он «человеческий»? Раз уж мы все люди, почему бы вам просто не назвать его «черепом»?
Лакки стукнула себя по лбу, а миссис Холлинз закатила глаза.
– Ты не самый умный в классе, но это ничего, милый. Я уверена, у тебя есть другие таланты.
Миссис Холлинз нарисовала диаграмму, показав, куда нужно прикрепить кнопки.
– И тогда он отключится? – спросила Лакки.
– Ну, – ответила миссис Холлинз, – надеюсь.
В этот момент взорвался раствор Уоллеса. Ученые не успели. Следом – раствор Аналин.
– Я ВЫИГРАЛ, Я ВЫИГРАЛ, – закричал мистер Шоу.
«Лакки? – подумал ее дракон. – Это слишком опасно. Я выхожу».
– Еще рано, – сказала Лакки, слишком поздно поняв, что произнесла это вслух. Мистер Шоу вздрогнул и схватил ее в одну руку, а в другую – Альфреда. Затем посмотрел на миссис Холлинз.
– КНОПКА? ТЫ РАССКАЗАЛА ЕЙ ПРО КНОПКУ? ЭТО ПРЕДАТЕЛЬСТВО! – Он так сжал тельце Лакки в кулак, что она стала задыхаться.
Тогда разбилось окно, и в класс ворвались три дракона. Позднее Лакки вспоминала это по-разному. Во-первых, она помнила страх смерти. И страх потери. И страх за то, что дракон будет скорбеть. И мама тоже. Она вспоминала водоворот тел, металлический скрежет голоса мистера Шоу и как ее дракон стал размером с белого медведя, потом с буйвола и наконец с целого слона. Он заполнил всю комнату. И сломал ее. Она вспоминала цвета и мельтешения, и как отваливалась штукатурка, как кричали дети и резкие вопли солдата, стоявшего посреди класса.
– ТЫ ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ, – кричал мистер Шоу, и его металлический голос скрежетал, будто совсем проржавев. – ТЫ, ТАКОЙ КРАСИВЫЙ, ПРИНАДЛЕЖИШЬ МНЕ.
«Нет, – ответил дракон Лакки у нее в голове голосом таким сильным и полным чувств, будто он принимал весь мир слишком близко к сердцу. – Я принадлежу себе. А Лакки принадлежит Лакки. Мы вместе принадлежим». Потом дракон прокричал вслух:
– А ЕЩЕ ВЫ ОЧЕНЬ ГЛУПЫЙ УЧИТЕЛЬ И ВАС НИКТО НЕ ЛЮБИТ. – Первое, что он сказал вслух. Лакки была впечатлена.
Мистер Шоу в смятении разжал пальцы, и Лакки выпала, уцепившись за подол его халата. Кнопка еще оставалась при ней. Дракон закричал. Закричал и мистер Шоу. Директор промямлил, что это «крайне неправильно» и «власти определенно прибудут весьма скоро».
Лакки взобралась по халату. Кнопка стала совсем тяжелой: Лакки уменьшилась уже настолько, что мистер Шоу едва мог ее разглядеть. И она становилась все меньше с каждой секундой. А кнопка становилась все больше и тяжелее. Лакки уменьшалась, а дракон увеличивался. Наконец она нашла точку в основании черепа мистера Шоу. Подняла кнопку, нашла рычаг и надавила.
Оказывается, лекарства от того, что ученые называют Разрывом Души, не существует. Однако есть ряд средств, которые способны помочь пострадавшим детям. Миссис Холлинз договорилась встретиться с их родителями, опекунами, учителями и соцработниками, чтобы помочь им осмыслить эту новую реальность. Это оказалось непростой задачей, поскольку большинство людей почти никогда не замечали дома миссис Холлинз – даже несмотря на металлический навес, странные машины и необычных ученых, которые ходили туда-сюда в своих лабораторных халатах и резиновых сапогах. Когда они смотрели на дом миссис Холлинз, у них словно затуманивался взор. Даже у мамы Лакки, которая замечала его чаще других. Поэтому большинство встреч приходилось проводить у Лакки.
Симпозиумы шли согласно расписанию, по их итогам публиковались доклады. Мама Лакки тепло встречала других родителей и следила за тем, чтобы всем хватало закусок и салфеток, потому что на этих встречах нередко проливались слезы. Ученые, остававшиеся под металлическим навесом, который крепился к дому миссис Холлинз, писали цветастые буклеты, направленные на то, чтобы развеять страхи обеспокоенных родителей. Эти буклеты хоть и были информативны, но, к сожалению, упорно называли одраконенных детей «совершенно нормальными человеческими детьми, живущими на Земле, как и все мы», что не слишком внушало доверие. У родителей одраконенных детей появилась складка на лбу, и еще их буквально окутывала аура тревоги, которая ощущалась, едва им стоило войти в комнату.
Но мама Лакки не тревожилась.
Как только группа ученых по соседству совладала с проблемой размера и остановила стремительное уменьшение Лакки (после происшествия в школе Лакки была уже не больше песчинки – чудо, что ее вообще удалось найти), ее беспокойство относительно того, что все ее чувства окажутся выражены в форме чрезвычайно ласкового дракона, существенно снизилось. Дракон теперь был с небольшую лужицу и, судя по всему, ему предстояло остаться таким на всю жизнь. Лакки требовались новые брюки, поскольку она потеряла около пяти дюймов, а ее предполагаемый рост должен был оказаться меньше прежнего, но по большому счету и Лакки, и ее мама согласились в том, что уж лучше так, чем остаться размером с карандаш. Или песчинку. Так что их жизнь более-менее вернулась в норму.