призыву внемлет, как всегда;
ведь в эту сторону она
и направлялась все равно
она грохочет под мостом,
искрит,
плюется,
а дитя готово к этому давно
(маршрут заучен наизусть,
как азбука иль дважды два)
и машет радостно рукой,
и шлет чудовищу привет,
расставив ноги широко и широко раскрывши рот;
белеют зубы, а потом
она кричит
о что за крик!
хотел бы я
вот так же громко закричать,
с такой же страстью, чтоб вместить
в него бессилье и протест.
и леди лирр
кричит в ответ
и я кричу, и так кричим
мы все втроем, и на троих
одна лишь детская мечта:
6
воспрянь, о змей!
проснись! проснись!
колеса прочь и рельсы прочь,
сбрось пассажиров и крюки,
и жизнь в служении отринь.
воспрянь, о змей! воспрянь, дракон!
Вурм Островов, свободной будь!
ты так сильна, пусть на ветру
твое захлопает крыло –
и прочь,
прочь в море устремись
7
Уважаемые члены городского совета,
Как новоприбывшему, мне, наверное, не место…
Недавно я начал расследовать возмутительную историю о…
Я здесь, чтобы ходатайствовать о немедленном освобождении Дракона 87 (Архипелажная линия)…
Пятьсот подписей жителей Боро и его окрестностей прилагаются…
С глубоким уважением…
Последняя охота. Альетт де Бодар
Альетт де Бодар (aliettedebodard.com) пишет фантастику. Она выиграла три премии «Небьюла», премию «Локус», четыре премии Британской ассоциации научной фантастики, а также неоднократно становилась финалистом премии «Хьюго». Альетт написала цикл «Доминион павших», действие которого происходит в Париже на рубеже веков, опустошенном магической войной, и который включает романы «Дом разбитых крыльев», «Дом связующих шипов» и «Дом разлучающего пламени». Также является автором сборника рассказов «О войнах, воспоминаниях и свете звезд». Живет в Париже.
Весь мир Шан Тао сводился к охоте – у нее сводило мышцы от бега, легкие горели от дыхания, а вдалеке было слышно, как кричат птицы хозяев.
Хозяева выпустили ее в сады, еще мокрую от жидкостей после генмод-блока. День назад, жизнь назад. Рядом с ней находились другие, выстроенные в ряд на полированной металлической поверхности садов. Она мельком увидела изнуренное, посеревшее лицо тетушки Ман и тетушки Кам Хвон – миниатюрной хрупкой женщины, которая всегда давала Шан Тао лишние пайки из своей заначки и которая задерживала взгляд чуть дольше, чем было необходимо, и мрачно улыбалась, от одного избранного к другому, одной оболочки-трэлла к другому. Вокруг хозяйские деревья – стволы как скелеты, ветви как лезвия, они едва отбрасывали тени на грубую землю.
Шан Тао хотела спросить о том, что случилось, пока она спала – сколько дней это продолжалось, где была ее дочь, – но властные голоса хозяев подавляли в ней слова и умаляли силу ее коленей до такой степени, что она могла лишь только кланяться.
Их лица мерцали, на них прорастали чешуя и зубы. На остриях рогов светились их имена – в напоминание для их слуг и питомцев, которые не умели различать хозяев, когда те, подобно водам, меняли свою форму.
Лянлей. Онджи.
«Избранная», – сказала тогда Лянлей, обернув кончик своего змеиного тела вокруг ног Шан Тао и оставив у нее на лодыжках огненный след. Она переместилась от Шан Тао, чтобы коснуться по очереди каждого из остальных избранных. Когда она отпустила ноги Шан Тао, та рухнула. «Докажи, что достойна уйти вместе с нами», – приказала Лянлей.
Улыбка Онджи была неровной, его клыки сверкали, будто покрытые маслом. «Беги, – сказал он. – Беги к двери».
Шан Тао побежала, прочь от входа и от хозяев. Сады устремлялись в гору, и если бы она подняла глаза, то увидела бы бесконечно удаляющиеся сферы, усеянные деревьями, на которых росли жидкие фрукты, что ее хозяева любили делить между собой и потягивать через стеклянные горлышки, пока решали, которых из своих оболочек-трэллов лучше генномодифицировать, которые не удались и которых следует отправить на переработку крови и органов. Оболочки – вот как называли их хозяева. Оболочки было легко сломать, легко собрать, легко выбросить.
Но только не ее.
Она была одна; остальные проиграли, давным-давно – молча переглянувшись и потащившись в три разные стороны. Надеясь на крохотный шанс, что если разделятся, это поможет пережить охоту.
Шан Тао споткнулась о ветку – и прикусила губу, чтобы не закричать, когда та проткнула тонкие подошвы ее обуви. Шум охоты становился все ближе: волосы наполняло хлопанье крыльев, а смех хозяев сливался с нескончаемыми приливами боли у нее в животе и легких. Пережить охоту и остаться с хозяевами – либо умереть. Иного выбора не было.
Раздался громкий звук – сперва похожий на колокольный звон в пагоде оболочек-трэллов, потом он усилился, пока не начало казаться, будто он исходит откуда-то изнутри, будто гулкое, учащенное сердцебиение. Шан Тао припала на колени, ее руки стали отчаянно царапать кожу, пытаясь вырвать этот звук из своего тела – «предки мои, прошу вас, позаботьтесь обо мне, прошу, защитите…»
Звук появился вновь. Ворота. Шан Тао не видела их из садов – она даже не была уверена, что они были во дворце, – но это значило, что уже закрывались последние из них. Что хозяева покидают этот мир навсегда; и что не смогут взять трэллов с собой, что им предстоит одичать и изорвать друг друга на части.
Ху…
На миг перед ее мысленным взором возник образ дочери – десятилетней, прижимающей к груди любимую кисточку для письма, лицо исказилось в упрямом нежелании уступать, из-за которого, как боялась Шан Тао, когда-нибудь ее могли убить.
Мамочка…
Нет, она не будет думать о дочери, и она не сдастся.
Она заставила себя подняться – и каждая мышца, напрягшись, отозвалась новой вспышкой боли, а легкие все так же горели, – и побежала дальше.
Впереди взрослые деревья уступали молодой поросли – острой, как пики. И что-то… что-то было не так. Шан Тао устремилась через них, прекрасно осознавая, что любая неосторожность – и она проколет себе ногу и не сможет двигаться дальше. Тени смещались по поверхности сферы – охотящиеся птицы, крылья, чьи взмахи разносились громоподобным эхом.
Они были где-то недалеко. Нужно было бежать, не останавливаясь, но у нее сводило мышцы. И укрыться было негде – она не могла найти никакого убежища.
Нет.
Это не так. Справа от нее одно деревце было чуть крупнее остальных – нет, даже не деревце. Проем в сферической поверхности садов. Дверь, через которую она едва могла проскользнуть. И хотя, по идее, она не должна была видеть так далеко, она заметила эту дверь и теперь не могла просто так вырваться. Генмоды? Она не знала, что стремились создать ее хозяева, которые без конца возились с телами своих трэллов, пока у тех не отторгались органы. Они хотели, чтобы трэллы были больше похожи на них – не так легко ломались, не так легко заражались болезнями, – хотя, конечно, они никогда бы не возвысили их, никогда бы не сделали их равными себе. Зачем им было лишать себя собственных игрушек?
Шан Тао слегка повернулась – хотя и не стоило, потому что увидела: они были достаточно близко, чтобы она увидела глаза Лянлей – чешуйки, слабо светящиеся за склерой, вытянутые пульсирующие зрачки, в которых было видно злобное веселье.
«Докажи, что достойна уйти вместе с нами».
Пока она бежала к двери, та ничуть не становилась ближе. Шан Тао прокладывала себе извилистый путь между деревцами, спотыкаясь и тут же обретая равновесие. Колючие шипы раздирали ей кожу, и на полу оставались красные пятна, которые пульсировали, подобно бьющемуся сердцу.
Что-то схватило ее сзади – Шан Тао завалилась назад, пнула это что-то ногой с невесть откуда взявшейся силой, почувствовав, как у нее на спине рвется одежда и рвется плоть, пнула еще и еще, она била по мешанине острых как бритва когтей и перьев – там была одна или две охотничьи птицы, они пытались схватить ее и поживиться ее кровью.
Время стало расплывчатым, остановилось. Шан Тао осознала, что ее губы читают молитву предкам, несмотря на то что весь мир вокруг нее будто застыл и переменился. В один момент она стояла посреди деревьев и сражалась с птицами, а в следующий – стояла совсем одна перед дверью и чувствовала, как ее охватывает тошнота.
Времени не было. Она ввалилась в проем, закрыв за собой – и последним, что она слышала, был смех Лянлей. В нем не было злобы или досады – она смеялась, как родитель, с радостью услышавший первые слова своего ребенка.
За дверью ее на мгновение окутала темнота. Время здесь тянулось мучительно больно. И не было ничего, кроме тишины. Ни хозяев, ни птиц, ничего – но нет, не совсем так: что-то шевельнулось среди теней.
Хозяин.
Не было времени ни поворачиваться, ни бежать, а дверь закрылась. Шан Тао опустилась на корточки, напрягла слух, чтобы расслышать слова, которые сделают ее покорной.
Шаги, в ее сторону. Это были не змеиные формы ее хозяев, хотя они иногда превращались в людей, как и брали себе имена людей, которых поработили. Эти шаги были дерзкими и уверенными, но при этом медленными и осторожными. Это никак не могли быть хозяева…
Рука, тянется к ней. Шан Тао хватается за нее, не задумываясь, и кто-то, сильной рукой, поднимает ее.
Она, разинув рот, смотрит на существо.
Высокое, с длинными темными волосами, ниспадающими буйной гривой, сквозь которую проступали рога, а чешуя покрывала щеки и тыльные стороны ладоней – и все в его осанке указывало на то стесненное движение – вместо плавного и изящного, будто все происходило под водой.