Они приехали раньше остальных. Крегг Маклин послал в столовую, поискать что-нибудь мало-мальски похожее на рождественский обед, а сам направился в оперативный штаб Дагвида в надежде, что по Питеру Эйру уже есть новости. К его удивлению, в комнате почти никого не было, лишь двое констеблей с неприкаянным видом копались в бумагах за своими столами.
– Старший инспектор на месте?
Маклин был готов поклясться, что один из констеблей хихикнул.
– Вы шутите, сэр! В Рождество? Улетел кататься на лыжах еще вчера и до Нового года не вернется.
– Но про Питера Эйра вам известно?
– Нам сообщили, сэр. Только что мы сейчас можем сделать?
– Что, черт возьми, значит – «можем сделать»? Заняться его розыском, разумеется!
Констебль помоложе виновато отвел взгляд, но другой – кажется, его звали Кэмерон, – очевидно, был орешком покрепче.
– При всем уважении, сэр, нас здесь слишком мало. Сами знаете, как выглядит праздничный график дежурств.
Маклина словно под дых ударили. Было такое чувство, что в голове разбух и лопнул пузырь возмущения, и весь здравый смысл лопнул вместе с ним. Каким-то чудом он сумел добраться до стула, иначе рухнул бы прямо на пол. В сущности, констебль ничего такого не сказал, но Маклин внезапно увидел себя на лестничной клетке рядом со своей квартирой, как он сжался в позе эмбриона у холодной стены, а над головой ползут тучи. А потом – внутри квартиры, несколькими годами ранее; он ухватился за раму распахнутого окна, глядя на тротуар далеко внизу и прикидывая, хватит ли высоты, чтобы все закончить и избавиться от болезненно сосущей пустоты внутри. А потом – в медленно движущейся ледяной воде; он стоял на коленях прямо на твердых осклизлых камнях и не замечал этого, не замечал вспышек фейерверка в честь нового тысячелетия над головой, ничего, кроме неподвижного тела, которое он прижимал к своей мокрой груди…
– Вы в порядке, сэр?
Голос констебля постарше. Точно, его зовут Кэмерон. Мартин Кэмерон. Серьезный, надежный полицейский. Даже странно, что до сих пор не сержант.
– Сэр?
Маклин поднял голову, сделал глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Оба констебля вскочили на ноги и, словно в замедленной съемке, лавировали в его направлении между столами. Еще один обеспокоенный голос – из-за спины:
– Тони! Что ты здесь делаешь?
Он обернулся, перед глазами все поплыло. Не нужно вертеть головой так быстро. Он не мог понять, что происходит. Почему суперинтендант-то сегодня на работе?
– Мэм. – Маклин хотел встать, но ноги отказались слушаться.
– Инспектор Маклин, вы выглядите как ходячий труп! Констебль, что происходит? – На мгновение Макинтайр перевела взгляд на Кэмерона. Маклин еще раз попытался восстановить контроль над своим телом, а в глубине сознания неспешно проплывала мысль: «Интересно, вот это вот и называется шок?»
– Мы просто обсуждали новые обстоятельства дела, мэм. Инспектору удалось идентифицировать одного из членов шайки, что выращивала траву в той квартире в Ньюингтоне.
– Прекрасно! Я не сомневаюсь, что старший инспектор Дагвид будет рад новостям, когда выйдет из отпуска. – Взгляд Макинтайр вернулся к Маклину, в нем читался приказ – сиди, где сидишь! Не отрывая от него глаз, она продолжила: – Констебли, оставьте-ка нас на минутку. Время обеденное, отправляйтесь перекусить, вряд ли нас с инспектором успеют замучить звонками.
Констеблей упрашивать не пришлось. Две пары ног протопали по коридору в направлении индейки с гарниром. Удар захлопнувшейся двери эхом разнесся по большой комнате. Макинтайр, проводив констеблей взглядом, по-матерински положила руку Маклину на лоб. Ладонь показалась ему сухой и холодной.
– Тони, что здесь произошло? Ты весь горишь!
– Что-то голова закружилась. – Маклин отстранился от ее руки. Он был рад, что констебли ушли, хотя и не приходилось сомневаться, что про его полуобморок станет сегодня же известно всему управлению. – Сам не знаю отчего.
– Может, из-за того, что ночью ты провел полтора часа в сгоревшем доме?
Маклин в крайнем изумлении воззрился на суперинтенданта:
– Откуда вы…
– Старший инспектор Дагвид держит дом под круглосуточным наблюдением с момента пожара. По-моему, он только понапрасну теряет время, но не хватало еще мне вмешиваться в работу моих детективов. Наблюдатель увидел тебя и позвонил в управление. Дагвид в Канаде до конца праздников, в его отделе никого на месте не оказалось, поэтому доложили мне. Я распорядилась сразу тебя не трогать, но зайти и проверить, если через два часа ты не выйдешь наружу.
Маклин не знал, что сказать. Силы возвращались, головокружение почти прошло, но столь детальная осведомленность Макинтайр о его передвижениях его поразила. Пододвинув стул, суперинтендант уселась напротив.
– Тони, я боюсь даже представить, что ты пережил. Пожар лишил тебя всего. Всех связей с прошлым. Хуже, наверное, только родителей потерять.
– Я в порядке. Честное слово! Это просто… даже не знаю, как называется. Небольшое головокружение, и все. Слишком быстро вскочил на ноги. Так бывает, вы же знаете.
– Я знаю, что ты хочешь меня обмануть. Послушай, приступы слабости случаются даже с очень сильными людьми. А ты тянешь на себе много, даже слишком много. Мне не следовало назначать тебя на дело Одри Карпентер, не говоря уже о Кейт Маккензи. А тут еще связь с Андерсоном.
– Андерсон мертв. Остался в прошлом.
– Не здесь. – Макинтайр протянула руку и легонько постучала Маклина по лбу. – Здесь он жив. Особенно в это время года. Мне даже доклада от Мэтта не нужно, чтобы заметить. Думаешь, я не в курсе, что ты все время берешь дежурства на Рождество и Новый год?
– Я инспектор, мэм. Инспекторов не назначают на дежурства.
– Хорошо, а как насчет констеблей и сержантов, которых внизу полная столовая? Это все добровольцы? И чего ты вообще хотел добиться, заявляясь к людям в Рождество?
– Хотел увидеть их до́ма, в кругу семьи. – Тогда это показалось ему неплохой идеей. Собственно, идея и сейчас казалась неплохой, хотя и не без привкуса безумия.
– А если кто-то пожалуется? Комиссия по этике от тебя последнее время не слишком в восторге.
– Я не собираюсь отступаться только потому, что кто-то считает, будто Господь не велел тревожить его в этот день. В морге – две мертвые женщины, и Рождество для их семей выдалось намного хуже, чем для тех, с кем я поговорил полчаса.
– Я знаю. Но ты перегибаешь палку, Тони. Рано или поздно она может и сломаться.
Маклин поднял глаза. Суперинтендант улыбалась ему, но усталой, недовольной улыбкой. Так в детстве иной раз улыбалась бабушка. Она всегда знала, когда он перегибал палку. Еще до того, как он сам это осознавал.
– Все будет в порядке, мэм. И спасибо вам.
– За что?
– За то, что отослали констеблей.
– При чем здесь ты? Сливовый пудинг в столовой почти закончился, они могли расстроиться.
Маклин обнаружил, что шутка разрядила ситуацию. Он засмеялся, и на мгновение чернота отступила.
– Пойду проверю, может, и на мою долю что-нибудь осталось, – объявил он, вставая со стула. Оказалось, что ног он почти не чувствует, но вроде бы они все-таки его слушаются. – Не хотите со мной?
– В столовую? Почему бы и нет? Но из столовой, Тони, ты отправишься прямиком домой. Даже если мне лично придется тебя отвезти.
Когда позвонили в дверь, Маклин разжигал камин в библиотеке. В гостиной была чересчур формальная обстановка, а на кухне – слишком жесткие стулья, хотя печка там и давала достаточно тепла. На мгновение он заподозрил, что это суперинтендант явилась проверить, сидит ли он дома, как приказано, или втихаря отправился раскрывать очередное преступление.
Он открыл дверь и не сразу узнал человека на пороге. Пожилой мужчина с бледным морщинистым лицом, редкими седыми волосами и с бородкой. Одетый в длинное темное пальто и массивные кожаные перчатки.
– Добрый день, инспектор. С Рождеством вас! – приветствовал его посетитель, и в голове у Маклина щелкнуло. Это был один из тех, кто распевал рождественские песни. Тот, кто отказался от виски.
– И вас с Рождеством, мистер, эээ…
– Энтон. Отец Ноам Энтон. Извините меня за беспокойство, особенно в такой день. Просто я сейчас живу у Мэри, в домике викария. И она упомянула, что вы полицейский. Вы ведь позволите?..
– Конечно-конечно, прошу прощения, проходите. – Маклин распахнул дверь пошире, не совсем понимая, что еще можно сделать. – Пойдемте на кухню, я поставлю чай.
– Я заметил, что вас сегодня не было в церкви, – начал отец Энтон, пока Маклин возился с чайником.
– По правде сказать, я был на работе. Но в любом случае вряд ли пришел бы.
– Но ведь когда мы зашли с песнями, вы не возражали.
– Это немножко другое. Да и разве я мог вас прогнать? Потом, я люблю музыку, даже хоровое пение. Но я способен им наслаждаться и без особой веры в текст.
– И тем не менее, вы веруете, просто по-другому. – У отца Энтона был необычный акцент. Похож на иностранный, но какой именно – Маклин не мог сказать.
– Верую?
– Вы многое видели, многое пережили. После такого нельзя не уверовать.
– Простите, мы знакомы? – Маклин лихорадочно копался в памяти, пытаясь сообразить, не встречал ли он старика, скажем, у бабушки в гостях.
– Вряд ли, вряд ли. Но Мэри мне о вас рассказывала. Ну и конечно, я читал книгу Джо Далглиш.
Маклин застыл на месте с сахарницей в руках:
– Что вам от меня нужно?
Отец Энтон наконец-то расстегнул пальто, сунул руку за отворот и вытащил пачку бумаг. На первой странице стояло название престижного эдинбургского аукциона, ниже значилось: «Распродажа коллекции антикварных книг – предварительная информация». Из пачки торчали многочисленные закладки.
– Я познакомился с Дональдом Андерсоном в 1970 году, – сообщил он. – Андерсон оставил Эдинбург, чтобы присоединиться к нашей общине. Он казался приятным человеком, спокойным, рассудительным, весьма умным. Мы были ему рады, несмотря на сравнительно молодой возраст.