– Как вы думаете, сэр, не стоит ли подождать подкрепления? – спросила Ричи.
– Вероятно, стоит. – И Маклин ступил на лестницу.
Внизу был коридор в пару метров шириной со сводчатым потолком, который, похоже, тянулся во всю длину здания. Маклин выключил фонарик. К тому моменту как его глаза привыкли к темноте и он стал различать неясный свет, идущий с противоположного конца коридора, Ричи тоже спустилась вниз. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Маклин приложил палец к губам. Он изо всех сил напряг слух, пытаясь хоть что-нибудь услышать, но было тихо.
Они крались по коридору мимо закрытых дверей и наконец приблизились к источнику света. Вниз, к полуоткрытой деревянной двери, вело еще несколько ступенек. За ней, отражаясь в полу из полированного камня, мерцал огонь.
Маклин медленно двинулся вниз по ступенькам. Здесь было уже не так зябко, от каменных стен шло тепло, словно они спускались в жерло вулкана, а не на несколько метров под землю. Ричи старалась не отставать ни на шаг, по мере того как они удалялись от источника вони наверху, запах ее духов становился все отчетливей. Достигнув площадки перед дверью, Маклин протянул руку назад, давая Ричи знак оставаться на месте, и коснулся чего-то мягкого. Хотелось надеяться, что плеча. Стараясь, насколько возможно, не высовываться из-за двери, он стал вглядываться внутрь.
Помещение за дверью было похоже на небольшую часовню или скорее даже – на подземную крипту церкви. Прочные каменные столбы вырастали из пола, словно стволы окаменевших деревьев. Потолок завершался куполом высоко над головой, в тени под карнизом прятались резные изваяния. На стенах – тяжелые каменные таблички, но надписей в неверном свете свечей – Маклин насчитал пять или шесть подсвечников – было не разобрать. Запах горящего воска заполнял помещение, отчасти скрывая другой, менее приятный запах. Здесь оказалось еще жарче, чем в коридоре, и на ум приходили совсем уж откровенные ассоциации с адским пеклом.
Маклин медленно вступил в комнату, внимательно осматриваясь, хотя видно в полутьме было плохо. В углу стоял невысокий каменный алтарь, на нем горели еще свечи, и резьба вокруг казалась более утонченной. Рядом наклонилась внутрь часовни тяжелая деревянная кафедра, выполненная в форме орла, что распростер крылья и вытянул когтистые лапы, приземляясь. Но скамеек перед кафедрой, где могли бы разместиться прихожане, почти не осталось. Большую часть убрали, вместо них навалив на полированный каменный пол какие-то ящики, ковровые рулоны, даже старый велосипед с выгнутым назад рулем и проволочной корзиной спереди. С краю стояла тяжелая чугунная кровать, а на ней – засаленный, окровавленный матрац. Со своей позиции Маклин видел лишь один угол кровати, но этого ему хватило. Потому что к опоре новеньким сверкающим наручником была прикована белая рука.
Напрочь забыв об осторожности, Маклин через всю часовню бросился к кровати. Эмма лежала на спине, обнаженная, прикованная к опорам за руки и за ноги. От голого матраца воняло засохшей кровью и мочой. Долго, очень долго Маклин смотрел на Эмму, гадая, жива ли она. Она выглядела такой бледной и неподвижной, совсем как Керсти, когда он нашел ее десять лет назад. Господи, только не снова!
– Нужно вынести ее наружу. – Маклин принялся копаться в карманах, где должны были быть ключи от наручников.
Ключи оказались прямо под полоской ткани в шуршащем пластиковом пакетике. Даже не зная толком зачем, он вытащил пакетик вместе с ключами и, зажав ключи в кулаке, раскрыл его. Полоска ткани была мягкая и почти невесомая, и от прикосновения к ней его словно ударило электричеством. Маклин поспешно запихнул полоску обратно в карман и снова взялся за ключи. Эмма ни разу не пошевелилась, когда он один за другим открывал наручники. Когда он нежно приподнял ее вытянутые руки и опустил вдоль тела. Когда он стянул с себя пиджак и ласково укрыл ее. Все это время сержант Ричи стояла рядом в нерешительности, словно не уверенная, нужно ли предложить помощь. Если она и видела, как он доставал из кармана полоску ткани, то ничем этого не показала.
– Она… она дышит?
Маклин опустился на колени, чуть не поперхнувшись от вони матраца, и коснулся шеи Эммы. Не сразу, но он почувствовал легкое биение пульса – и в этот самый момент тишину, в которой мерцали свечи, прорезал вопль:
– Она моя!
Ниди возник словно ниоткуда. Он размахивал тяжелым медным подсвечником и двигался быстрей, чем Маклин мог от него ожидать даже в лучшие годы. На нем было что-то вроде длинного плаща, золотой медальон на шее тускло сверкнул в свете свечи, когда Ниди занес руку. Ричи попыталась увернуться, но недостаточно быстро. Подсвечник ударил ее в висок, и она рухнула, словно марионетка с обрезанными нитями. Даже не посмотрев в ее сторону, Ниди ринулся вперед, снова занося подсвечник, его глаза горели безумным огнем. Все, что Маклин мог сделать, стоя на коленях, это попытаться парировать удар.
Руки мгновенно пронзила острая боль, он готов был поручиться, что услышал, как захрустели кости. Боль от запястий через плечи хлынула в голову, в глазах потемнело. Полупарализованный, Маклин все же понимал, что Ниди сейчас заносит подсвечник для второго удара. И что для него этот удар будет последним. Он бросился на пол, почувствовав, как оружие со свистом рассекает воздух там, где только что была его голова. Сразу же раздался глухой стук – подсвечник врезался в каменный пол. Маклин решил не упускать свой шанс.
Ниди, потерявшему равновесие и согнувшемуся, нужно было время, чтобы снова замахнуться своим импровизированным оружием. Лежа на полу, Маклин сделал ногами широкий круг, пытаясь выполнить подсечку. Однако сержант с хохотом отскочил прочь – похоже, больная нога ему совсем не мешала.
– Ничего не выйдет! – И он снова ударил подсвечником.
Маклин откатился под кровать, почувствовав, как рубашка прилипает к чему-то на полу. Подсвечник со звоном врезался в раму кровати, в лицо Маклину посыпались хлопья ржавчины и еще какой-то неаппетитный мусор. Руки болели, словно он поупражнялся в жиме лежа с многотонным грузовиком, но мозги уже начали соображать. Когда Ниди снова занес подсвечник, Маклин прокатился под кроватью и вскочил на ноги с противоположной стороны:
– Бросай подсвечник, Ниди, ты проиграл! Будет лучше, если мы обойдемся без дальнейшего членовредительства.
– Я же сказал – она моя! Моя! Она обещала, что я смогу ее взять, если почитаю ей вслух!
– Джон, опомнись! – Маклин не спускал глаз с подсвечника, но Ниди находился так близко, что его лицо тоже было прекрасно видно. Оно исказилось в гримасе, в которой смешались экстаз и мука, а черные круги вокруг глаз и распухший нос делали сержанта похожим на обезумевшую обезьяну. Оставалось лишь догадываться, чего он наглотался, Маклин был склонен предположить смесь амфетаминов и болеутоляющих. Может, все-таки получится его уговорить?
– Сержант Нидхэм! – Маклин вложил в голос максимум командирских интонаций, на которые был способен. – Приказываю вам прекратить!
– Ты ничего не понимаешь! Это она мне приказывает! А я только исполняю!
– Кто приказывает? Кто хочет, чтобы ты так поступал с Эммой? Она же твой друг!
– У меня нет друзей. Все что-то от меня хотят. Все норовят меня обидеть. Все издеваются надо мной прямо в глаза. А она другая. Она меня понимает!
– Кто тебя понимает, Ниди? О ком ты говоришь?
– Ты и сам знаешь! Она и с тобой говорила. Она все мне про тебя рассказала. – С начала разговора Нидхэм не отрывал глаз от Маклина, но время от времени, не удержавшись, принимался стрелять ими в сторону кафедры и лежавшей на ней тяжелой старинной книги.
– Книга? – Глаза снова метнулись к кафедре, и Маклин понял, что не ошибся. – Ты нашел потерянную книгу Андерсона? «Книгу душ»?
– Она и не терялась, просто пряталась. – Голос Нидхэма несколько выровнялся. Теперь он звучал, как будто тот зачитывал доклад о раскрытом преступлении. Правда, подсвечник Ниди так и не опустил, готовый обрушить его на любого, кто осмелится приблизиться. – Ждала своего часа. Никуда не спешила. Ты даже и не представляешь, Тони, какая она. В твоей голове звучат голоса. И она дарует свободу! Больше нет ни боли, ни вины. Только радость и бессмертие!
– Это фантазии, Джон. Никакой «Книги душ» никогда не существовало. Я бы знал. Не забудь, я ведь был в лавке Андерсона. Это я его поймал!
Ниди вперил взгляд в Маклина, и в нем снова засветилось безумие:
– Ты ее отверг! Твоя очередь была следующей, но ты отказался. Как ты только посмел? Как…
– Хватит нести бред, сержант Нидхэм!
Маклин и Ниди, равно изумленные, повернулись на голос. В метре от Ниди, в радиусе досягаемости подсвечника, стояла сержант Ричи, качаясь из стороны в сторону, словно боксер после нокдауна. Из разбитого виска Ричи сочилась кровь. В вытянутой руке она держала баллончик с перцовым газом, и прежде чем Нидхэм успел что-то предпринять, она щедро брызнула из баллончика ему в лицо.
62
– Пристегнем его к кровати. Ни к чему рисковать.
Маклин растирал запястья, морщась от боли, которая пронизывала руки до самых кончиков пальцев. Рукава рубашки были в крови, и он никак не мог решиться закатать их, чтобы визуально оценить ущерб от подсвечника Ниди. Во всяком случае кости не перебиты, в этом он более или менее уверен. Но боль адская.
Ричи схватила один из наручников, которыми была прикована Эмма, и защелкнула его на запястье Ниди. Тот не возражал, пытаясь в этот момент вдохнуть воздуха в перерыве между приступами рвоты; если не считать глаз как у панды, его лицо сейчас представляло собой сплошную опухшую красную маску. Ричи защелкнула другое кольцо наручника на раме кровати и нагнулась, чтобы поднять Эмму.
– Не надо, я сам. – Маклин взял Эмму на руки, удивившись, какая она все-таки легкая.
Она все еще была без сознания, и Маклин, шагая через часовню, заметил, что волосы Эммы в крови. Очевидно, Нидхэм ударил ее по голове, но почему? Что он там такое успел выкрикнуть? Что над ним издеваются прямо в глаза?