Квартира находилась в Ньюингтоне, в сравнительно приличном, хотя и не слишком фешенебельном комплексе. Полицейский в форме открыл Маклину дверь подъезда, и он миновал четыре пролета каменной лестницы, до блеска отполированной бесчисленными подошвами. Зеленая краска на стенах лестничной клетки местами пузырилась от влаги и была покрыта соляными разводами – за сотню лет соль неизбежно выделяется из песчаника, если его использовать для строительства. На верхней площадке к перилам была прикована ржавая велосипедная рама, ни колес, ни седла давно уже не осталось. В воздухе висел слабый запах кошачьей мочи.
– Он вон там, сэр. В ванной. – Еще один полицейский впустил его в квартиру, которая представляла разительный контраст с подъездом, настолько все было чисто, аккуратно, упорядочено. На стенах висели дорогие даже на вид картины и все было заставлено шкафами, а в них – фарфоровые и серебряные статуэтки и тому подобный антиквариат.
Ванная оказалась небольшой, единственное окошко – под самой крышей. Дэн Макфили лежал в розовой, подернувшейся неприятной пленкой воде, одна рука свисала через край ванны, другая покоилась на белой волосатой груди. Голова откинута назад, словно он пытался разглядеть небо сквозь окошко. А под острым подбородком от одного уха к другому шел аккуратный разрез.
– Он давно уже так лежит, – сообщил полицейский.
– Попробую угадать – наверное, соседи пожаловались на запах? – Маклин почти что ощущал на языке неприятный железистый привкус.
– Нет, сэр, – ответил полицейский. – На территории соседней школы случилось ограбление, и я обходил квартиры в поисках свидетелей. Постучал, а дверь оказалась незапертой и открылась.
– И вы пошли искать хозяина в ванной?
– Дверь ванной тоже была открыта, сэр. Я думаю, он специально так сделал. Чтобы его нашли.
– Кто это – он? – удивился Маклин и тут заметил в окровавленной руке что-то красное и блестящее. Опасную бритву.
– Вот же дерьмо!
– Простите, сэр?
– Сержант, это – Дэн Макфили, – устало сказал Маклин. – Он же – Барыга Фили. Видели товар по всей квартире? Все это краденое, только он прекрасно знал, что мы ничего не сможем доказать. По-настоящему опасное для себя барахло он прятал так, что концов не отыщешь, но паршивец при этом был самоуверенным позером и не упускал случая продемонстрировать, что полиция – болваны, а сам он – умник. Если это самоубийство, то я – следующий папа римский.
– Можно было бы предположить, что смерть наступила из-за остановки сердца, вызванной значительной кровопотерей.
Маклин молча наблюдал, как патологоанатом ковыряется в белом теле на столе морга.
– Также можно было бы предположить, что причиной кровопотери явился разрез поперек сонной артерии, нанесенный острым лезвием. Например опасной бритвой, которую держал в руке покойный. Однако подобные предположения были бы преждевременны. Несмотря на значительную кровопотерю, в организме осталось больше крови, чем это характерно для подобных случаев.
– Что вы сказали? – переспросил Маклин.
– Я сказал, – патологоанатом смерил его уничтожающим взглядом, – что причиной смерти не было перерезанное горло. Рана нанесена уже после смерти. Мало того, направление разреза – слева направо, а бритву нашли в левой руке.
– Отчего же он умер?
– Полной уверенности нет, но в районе разреза на шее просматриваются любопытные синяки. Необходимо сделать дополнительные анализы, но вполне вероятно, что он был задушен.
Среда
Половина пятого, и уже темно. Иной раз Маклин ненавидел Эдинбург, и зимой это случалось значительно чаще. Еще темно, когда ты встаешь, и снова начинает темнеть задолго до окончания рабочего дня. Если в его профессии существует такое понятие, как конец рабочего дня.
Дом стоял в стороне от дороги, а от шума его защищали стена ограды и разросшиеся деревья. И он был немаленьким – три этажа почерневшего песчаника, широкие окна. Ворчун дожидался у дверей. Они вместе вошли внутрь.
– Гэйбриэл Сквайр, – сообщил Боб.
– Знаю, коллекционер. Рассказывай подробности.
– Его нашла экономка. – Боб указал на худенькую женщину, сидевшую на стуле в холле.
– Миссис Дэйви, позвольте представить вам инспектора Маклина, – продолжил Боб, когда экономка подняла голову. Глаза у нее были красными от слез, а щеки, наоборот, белыми как бумага. – Расскажите ему все то, что рассказали мне.
– Я прибиралась в доме, я всегда делаю уборку по средам, – начала женщина. – Мистер Сквайр был у себя в кабинете. Мне не положено туда заходить. Но, понимаете, я услышала голоса. Мистер Сквайр с кем-то ругался. Я… я стала подслушивать у двери. Я знаю, что не должна была так поступать, но мистер Сквайр, он такой добрый джентльмен. Мне совсем не хотелось, чтобы с ним что-то… Ну и я услышала женский крик: «Она моя! Отдай ее мне!» А потом… потом раздался звук удара… – Миссис Дэйви замолкла, ее глаза вновь наполнились слезами.
– Думаю, мне лучше взглянуть самому, – вздохнул Маклин.
Огромный камин – если Маклин ничего не путал, этот стиль назывался Адамом – занимал чуть ли не целую стену кабинета. У окна стоял письменный стол, не сказать чтобы в идеальном порядке. Вдоль стен – книжные полки и стеклянные шкафчики с коллекционными раритетами. На полу у камина – распростертое тело.
Гэйбриэлу Сквайру было под шестьдесят, но он держал себя в неплохой форме и даже еще не начал лысеть, хоть и поседел. На нем был бархатный смокинг с шелковым шейным платком. На ногах – потертые шлепанцы в шотландскую клетку, которые, как показалось Маклину, не слишком-то подходили к костюму. На левом виске зияла кровавая рана.
– Похоже, споткнулся о край ковра и прямо головой об камин. – Боб указал на место, где резной камень был покрыт потеками крови со следами волос и кожи.
– Прискорбное событие, – согласился Маклин. – Можно сказать, убит Адамом. А как же женский голос?
– Чего не знаю, того не знаю, сэр, – пожал плечами Боб. – Миссис Дэйви… По-моему, она, как бы это помягче выразиться, слегка не в себе. Она сказала, что постучала в дверь кабинета, когда никто не ответил – решилась войти. Нашла тело. И сразу позвонила нам.
Маклин подошел к окну на противоположной стороне. Шпингалеты были закрыты и закрашены толстым слоем краски. По-видимому, окно не открывали годами. Дверь в кабинете была только одна. Он окинул взглядом стол и разбросанные по нему раритеты, в основном – ювелирные украшения, маленькие, но несомненно дорогие. Экспертом Маклин не был, но алмазы на глаз отличал. И мог оценить тонкость работы. Одна серебряная, покрытая тончайшей резьбой статуэтка напомнила ему, что он уже видел нечто подобное в квартире Макфили. Прямо посередине стола лежала плоская жестяная коробка сантиметров тридцать в диаметре. Коробка словно магнитом притягивала взгляд, скорее всего оттого, что среди ювелирных украшений смотрелась совсем неуместно. Лишь годы следовательского опыта не позволили Маклину взять ее в руки и рассмотреть. Вместо этого он вернулся в коридор, где прибывшая вскоре после них женщина-полицейский пыталась успокоить миссис Дэйви.
– Миссис Дэйви, скажите, а не было ли у мистера Сквайра недавно каких-либо необычных гостей? Скажем, за последнюю неделю? – задал он вопрос.
На лице экономки появилось странное выражение, словно задумываться о чем-то оказалось для нее в новинку. Она уже начала было отрицательно качать головой, но тут же остановилась:
– Был один джентльмен. В прошлый четверг, если я ничего не путаю. Но он почти сразу ушел.
– Подождите-ка минутку. – Маклин вернулся к машине. На заднем сиденье, среди кучи прочих бумаг и различного мусора, лежала папка с делом Макфили. Из папки он достал фотографию. Снимок из морга, на котором видно только лицо.
– Это он? – спросил Маклин экономку, вернувшись в дом.
Та неуверенно посмотрела на фото:
– По-моему, да, только здесь он что-то плохо выглядит. Когда заходил, он был не такой бледный.
– Вы предположили, что он умер от удара в висок, – заметил патологоанатом. – В действительности он был мертв еще до того, как ударился о камин. Адам, я правильно понимаю?
– Да, краденый, – подтвердил Маклин. – Насколько нам удалось выяснить, мистер Сквайр питал страсть к коллекционированию не принадлежащих ему вещей. Так отчего же он умер? Инфаркт?
– Нет, его удушили. Приложив немалую силу. Трахея раздавлена, синяки по всей шее. Странно, что узел на платке даже не сбился.
Четверг
– Уникальный предмет. Девятнадцатый век. И конечно, работа нашей фирмы.
Маклин сидел в небольшом кабинете в помещении фирмы «Дуглас и Фут, ювелиры Ее Величества». Напротив него, за маленьким письменным столом, старичок рассматривал в лупу одну из серебряных статуэток, найденных дома у Гэйбриэла Сквайра.
– Вам известно, кто покупатель?
– Комплект из девяти фигурок был заказан седьмым маркизом Квинсбери. Видите, на подставке внизу цифра? Фигурки использовались для жеребьевки номеров во время охоты. В семидесятых тогдашний владелец выставил их на аукцион, чтобы решить финансовые проблемы с уплатой налога на наследство, и мы снова их выкупили. Мистер Мэйфилд, мой предшественник, старался не упускать ни единой возможности приобрести что-либо из наших прежних шедевров.
– Так это ее у вас украли? – уточнил Маклин.
– Украли? – удивился старичок. – Слава богу, ничего подобного. Мы продали фигурку миссис Маклауд почти год назад.
– Кто такая миссис Маклауд?
– Вам она, вероятно, известна по сценическому псевдониму – Шона Сапата. Было прискорбно услышать, что она умерла. Миссис Маклауд относилась к числу наших наиболее уважаемых клиентов. И прекрасно разбиралась в драгоценностях. Эта фигурка – часть ее наследства.
Пятница
Не прошло и пяти минут, а Маклин уже понял, что Кирнан Мактавиш совсем ему не нравится. Адвокат был исполнителем завещания покойной Шоны Маклауд. И при этом совершенно не производил впечатления честного человека. Постоянно стрелял глазками в разные стороны. Вертелся на стуле. И избегал прямых ответов.