На потолке потеки воды в форме штата Огайо. У них тут что, лопнули трубы? Когда я жила здесь во время полевого сезона, мы плелись с раскопок в Диг-Хаус, а потом галопом бежали в душ, чтобы быть первыми, пока не вырубилось электричество, и неуверенно входили в кабинку, поскольку вода была обжигающе горячей – ты буквально видел огонь, когда включался бойлер. Бритье ног доставляло просто физическую боль, и я помню, как махала бритвой в воздухе, чтобы чуть-чуть охладить ее. Вода лилась по всему полу, и, прежде чем пускать следующего на очереди, приходилось шваброй сгонять ее в сток.
Потом я обычно сидела со специалистами по глиняной посуде, пока они просеивали ведра курируемого ими песка, и разговаривала с аспирантами помоложе, пытавшимися сложить черепки, будто трехмерный пазл, или проводила время со специалистами по костям, перебиравшими этот материал, нескончаемые резервы которого имелись на складе.
Поскольку телевизора у нас не было, по вечерам Дамфрис устраивал художественное чтение отрывков из романов Джеки Коллинз. Лично я, насколько помню, начала смотреть на профессора как на обычного человека, а не на полубога, только побывав с ним на раскопках в Египте. При более тесном контакте вы при всем желании не можете не замечать чьих-либо странностей и недостатков. Дамфрис, например, клал шесть кусков сахара в утренний кофе, своим богатырским храпом мог разбудить самого Осириса, а еще забавно хихикал, читая вслух слово «эрекция» в романе «Голливудские жены».
Каждый раз, приезжая в Египет на раскопки, я брала с собой самые толстые книги, которые могла найти, в надежде растянуть удовольствие. В первый полевой сезон это была русская литература, во второй сезон – Дэвид Фостер Уоллес. В 2003 году я читала фэнтези.
Однажды вечером Уайетт заглянул ко мне в комнату, когда я лежала на кровати с романом в руках.
– А что ты читаешь? – поинтересовался Уайетт.
Не потрудившись оторвать глаза от страницы, я ответила:
– О скайдайвинге.
– Научная фантастика? – спросил Уайетт, посмотрев на обложку.
– Фэнтези.
– А какая разница? – Я не ответила, надеясь, что он просто закроет за собой дверь, но Уайетт вошел в комнату и подсел ко мне на кровать. – Ну и о чем книга?
Это была любовная история, но я отнюдь не собиралась вкладывать Уайетту в руки оружие.
– О двух братьях, – ответила я. – Одного воспитали как будущего короля, а второй неожиданно обнаруживает – в той самой главе, которую я прямо сейчас читаю, – что именно он настоящий наследник.
Уайетт не понял намека. Он бесцеремонно взял у меня книгу из рук.
– Эй! – возмутилась я.
Он быстро просмотрел текст, его глаза загорались всякий раз, как он видел подчеркнутые мной абзацы. Я всегда так делала, когда авторам удавалось красиво описать какие-то вещи, чего у меня никогда не получалось.
– «Ты можешь планировать что-то очень долго, но жизнь все равно застанет тебя врасплох. И ты можешь пережить землетрясение и отнестись к этому так, словно у тебя с рождения земля уходила из-под ног», – задумчиво произнес Уайетт и бросил на меня острый взгляд. – Полагаю, в этом-то и состоит мораль твоей истории. Что нам не дано знать.
Он небрежно швырнул в меня книгу, но та оказалась слишком толстой и приземлилась на моем животе. Я застонала. Прежде чем я успела спросить Уайетта, что он имел в виду, его уже и след простыл.
Сейчас у меня нет с собой никаких романов, чтобы отвлечься. Впрочем, я могу дочитать диссертацию Уайетта. А если учесть, что он только что взял меня на работу, это не самая плохая идея.
Я осторожно шлепаю по Диг-Хаусу – темному и пустому. В комнатах, где живут египтяне, включено радио; тихо играет музыка и тянет дымком. В библиотеке на полу высится стопка книг, именно там, где я их и оставила. Я сую под мышку переплетенную диссертацию Уайетта.
– Что ты делаешь?
Я подпрыгиваю от неожиданности. Обернувшись, я вижу у себя за спиной Альберто. Он стоит, сунув руки в карманы, и смотрит на меня в упор.
– Ищу что-нибудь почитать? – Я слышу в своих словах знак вопроса, как будто в чем-то провинилась.
Взгляд Альберто сумрачный, оценивающий. Он смотрит на книгу у меня под мышкой, затем переводит глаза на мое лицо:
– Значит, тебя включили в платежную ведомость?
– Ну… типа того. Я и не жду, что мне будут платить. Я тут вовсе не потому.
Тогда почему? Альберто это не озвучивает. Но ему и не нужно.
Есть нечто тревожное в той тишине, которой он меня обволакивает. Я чувствую себя мухой, случайно попавшей в паутину. Да, я знаю, Альберто не слишком рад моему присутствию здесь. Вот только не пойму почему. Возможно, он считает, я застопорю их работу.
Ну если дело лишь в этом, лучшее, что я могу сделать, – доказать Альберто свое трудолюбие. Я выдаю широкую улыбку:
– Завтра большой день. Я пошла спать.
Пока я бреду обратно к себе, то буквально спиной чувствую его взгляд.
Вернувшись, я беру с ночного столика свою одежду и шарю в карманах штанов-карго в поисках телефона. Включаю телефон, но сигнала нет.
Тихий стук в дверь, и дверь открывается, прежде чем я успеваю ответить. На пороге стоит Уайетт, на его лицо падает тень, неизменной остается лишь синева глаз. Он видит у меня в руках телефон.
Я чувствую, как лицо заливает краска.
– Полагаю, мне следовало подключить международный роуминг, – шепчу я.
– У тебя есть все, что нужно? – вежливо интересуется Уайетт. – Харби постучится в четыре тридцать. Завтрак в пять в главной комнате. – Замявшись, Уайетт добавляет: – Я не собираюсь давать тебе поблажек.
– Знаю.
Его пальцы впиваются в дверной косяк.
– Надеюсь, ты также понимаешь, что твой план спрятаться от мира в гробнице, которой суждено стать центром внимания прессы, может не сработать.
– Принято к сведению.
Уайетт смотрит на лежащую возле меня переплетенную диссертацию:
– Если ты ищешь способ убить время, то у меня есть для тебя куда более интересный материал. У нас тут наверняка завалялась какая-нибудь Джеки Коллинз. Джо любит мангу. Или можешь почитать что-нибудь из моих поздних публикаций, вышедших уже после того, как я познал радость использования оксфордской запятой[8].
– Все нормально. Я хочу почитать вот это.
Он наклоняет голову. Лунный свет, просачивающийся сквозь окно в коридоре, серебрит его волосы и подчеркивает морщины в уголках рта. На какую-то секунду передо мной предстает его будущее.
– Ну, тогда спокойной ночи.
Уайетт говорит слова прощания, но не уходит. Как будто что-то не дает ему оказаться по ту сторону двери. Много лет назад, прокрадываясь в мою комнату, он подпирал ручку двери стулом, чтобы нам не мешали. И мы вдвоем оказывались забаррикадированными от всего мира.
– Уайетт? – Я чувствую, как от волнения пересыхает в горле. – Спасибо, что упомянул мое имя в диссертации.
Он смотрит на меня так трепетно, что мне становится ясно: он поместил то подстрочное примечание как аварийный сигнал из ракетницы, как SOS, посланный через континенты и океаны. И в конце концов, несмотря на все трудности, сигнал нашел адресата.
– Не стоит благодарности, Олив, – говорит Уайетт, закрывая за собой дверь.
Вода/Бостон
Гарвардская площадь иссечена дорогами – плохо составленный пазл. Университет вкраплен между секциями, со скоплением георгианских кирпичных зданий в Гарвардском дворе. В этом году Брайан преподает в здешней школе повышения квалификации. Хорошие деньги и непыльная работа, так как рассматриваемые темы – это предназначенные для дилетантов версии того, что он преподает будущим физикам во время академического года.
Я проскальзываю в лекционный зал как раз в тот момент, когда Брайан ставит первый слайд, и пытаюсь посмотреть на своего мужа чужими глазами.
У него черные как смоль волосы с серебряными прядями, которые только-только начинают появляться. Он высокий, худой и поджарый, и, насколько мне известно, по крайней мере одна аспирантка написала оду его глазам – там даже было что-то о луче солнечного света, пронзающем лес, – после чего я неделями дразнила Брайана. На нем форменная одежда классического профессора: измятая рубашка на пуговицах, видавший виды блейзер, штаны-хаки, оксфорды. Он из тех парней, у которых так и хочется поправить воротник, разгладить пиджак, убрать с глаз непослушную прядь, чтобы он застенчиво, будто доверяя секрет, посмотрел на тебя с затаенной улыбкой, действующей как электрический разряд в самое сердце.
Я оглядываю лекционный зал. Поскольку это курс повышения квалификации, в зале присутствуют слушатели не только студенческого возраста. Здесь и немолодые пары, и дамы в штанах для занятий йогой, и профессионалы, которые могут позволить себе длинный перерыв на ланч.
– Согласно законам квантовой механики, вы вполне можете быть бессмертными. – Брайан, как тигр, расхаживает перед слушателями, отлично понимающими, что он с ними играет. – Весьма спорное предположение было выдвинуто Максом Тегмарком, работающим на физическом факультете как раз через дорогу отсюда. – Брайан имеет в виду Массачусетский технологический институт, и те, кто понимает, встречают эти слова смехом. – Тегмарк назвал его «квантовым самоубийством». – Брайан щелкает пультом, и появляется новый слайд: скобки Дирака с рисунками электрона, ружья и кота внутри. – Помните квантовое состояние электрона, способного вращаться одновременно в обе стороны? Того самого, который убивает и одновременно не убивает кота Шредингера. А сейчас давайте продвинемся еще на шаг. Скажем, в этой коробочке мы имеем вращающийся электрон, триггер и ружье… но теперь вы занимаете место кота. Если электрон вращается по часовой стрелке, триггер срабатывает, ружье стреляет и вы мертвы. Если электрон вращается против часовой стрелки, триггер не срабатывает и вы живы. Короче, мы играем в русскую рулетку с электроном.
На экране появляется новый слайд.