Со стоном свешиваюсь на пол, чтобы поднять книгу за корешок. Толстенный фолиант на тему принципа неопределенности. Я поднимаю книгу, и из нее вылетает листок бумаги.
Вырезка из женского журнала. На фото смеющаяся женщина изгибается в объятиях мужчины. Потом я вижу заголовок: «Девятнадцать способов продемонстрировать любимым свои чувства!»
У меня сжимается сердце, когда я представляю, как Брайан пытается отыскать статью типа этой. Я смотрю на выделенные пункты. 1. Не говори, а слушай. 2. Говори спасибо. 3. Несколько цветов украсят день любому. 4. Отправляй сообщения, когда думаешь о ней. 5. Держитесь за руки…
Рядом с первыми четырьмя пунктами стоят аккуратные галочки.
Я с улыбкой прячу листок обратно в книгу, которую кладу на комод. Затем беру телефон и посылаю Брайану сообщение.
Слышу в ванной тихое звяканье. Секунду спустя, завернувшись в полотенце, выходит Брайан. В руках у него телефон, на экране написано:
Привет.
– Привет, – отвечает Брайан.
– Я скучала по тебе, – говорю я.
– Да? Я был-то всего в двадцати футах от тебя.
Тогда я хватаюсь за края полотенца и тяну на себя.
– Слишком далеко, – улыбаюсь я.
У моего брата выходной день бывает, должно быть, не чаще одного раза в месяц, поэтому, когда Кайран приглашает меня на ланч, я сразу же соглашаюсь. Упаковав сэндвичи с салатом с цыпленком, я еду в Общественный сад, поскольку единственным условием брата было перекусить где-нибудь на открытом воздухе. Мы сидим под ветвями кривого дерева, наблюдая за дикими утками возле воды.
– Интересно, это утки считаются однолюбами? – спрашивает Кайран.
– Я точно знаю, что это гуси.
Кайран кивает селезню:
– Твой ход, приятель.
– Кстати, о птичках. Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Ты можешь не давить на меня? – закатывает глаза Кайран.
– Тогда я не была бы твоей старшей сестрой.
– Ну, я провожу кучу времени со своей правой рукой…
– Фу! – морщусь я.
– …за операционным столом, – ухмыляется Кайран.
– Я оскорблена в лучших чувствах. Мог бы сформулировать немного по-другому.
– Тогда я не был бы твоим младшим братом.
– А что случилось с Адамом?
Адам, медбрат, был последним бойфрендом Кайрана.
– Он предпочел встречаться с кем-то, у кого на работе нет такой напряженки. С авиадиспетчером. – Когда я начинаю смеяться, Кайран качает головой. – Все в руках Господа.
– В правой руке?
Кайран швыряет в меня картофельные чипсы:
– Ладно, проехали. А как поживает Мерит?
– Собирается заняться теннисом и увлекается наукой.
– Что ж, неплохо. Мне в пятнадцать лет было куда хуже.
– И почему так?
– Пытался объяснить всем своим учителям, почему на школьные вечера приходит моя сестра. И активно старался не пускать слюни от «Jonas Brothers». – Кайран поднимает на меня глаза. – Знаешь, сестричка, а ты хорошо поработала. Позаботилась о сиротке – скрытом гее.
– Спасибо.
Сев по-турецки, Кайран начинает рвать травинки.
– Знаю, я постоянно ною и у меня хронический недосып, но, Дон, я люблю свою работу. И я должен заниматься тем, что люблю, потому что ради меня ты бросила свое любимое дело.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
– Ладно, уговорила. Но это не входило в твои первоначальные планы.
– Планы меняются, – пожимаю я плечами.
– Если бы не смерть мамы, я вряд ли поступил бы в медицинскую школу, – задумчиво произносит Кайран.
Это что-то новенькое.
– Неужели?
– Ну да. Я почувствовал себя таким… беспомощным, когда все случилось. Я не хотел, чтобы другим детям пришлось пройти через то же, что и мне. И тогда я решил, что вполне мог бы стать онкологом. Но отвлекся на опухоли мозга.
– Где уж тут устоять, – соглашаюсь я.
– И так безопаснее, – объясняет Кайран. – Когда я смотрю на пациента, то не вспоминаю маму.
На пару секунд мы замолкаем. Кайран доедает сэндвич, а крошки бросает уткам:
– А знаешь, что самое странное? Бо́льшую часть жизни я прожил без мамы, но я по-прежнему по ней скучаю.
– Ага.
– Например… я всегда собираю состриженные ногти… – начинает Кайран.
– …так как иначе их унесут мыши и украдут твою душу, – со смехом заканчиваю я.
– Что за дурацкие ирландские предрассудки?
– А помнишь, как-то на Рождество она подарила тебе швейцарский армейский нож и потребовала, чтобы ты дал ей пенни, потому что иначе непременно ввяжешься в драку?
– Или если сядешь в углу стола, то никогда не женишься? – Кайран делает паузу. – Если хорошенько подумать, то мое место всегда было в углу стола.
– Мама бы тобой очень гордилась, – говорю я.
– Ты тоже.
Интересно, почему нам так хочется поговорить по душам с близкими людьми, время которых безвозвратно ушло? Древние египтяне писали письма мертвым: рисовали послания на сосуде, который заполняли дарами, а потом помещали в гробницу. И даже если покойный не умел читать, по умолчанию принималось, что в загробном мире он или она были грамотными. Так, жена, например, писала мужу о том, что у них заболела дочь и есть подозрение, что на девочку напал агрессивный дух Ба. Ну а в загробном мире покойный муж мог отвести дух Ба на суд Осириса.
Что бы я сейчас написала своей матери, если бы она могла прочесть мое послание?
Почему ты сразу не сказала мне, что больна?
Почему ты меня оставила?
Как я могу быть хорошей матерью, если не имею возможности обратиться к тебе за советом?
Как мне разобраться в супружеских отношениях, если вы с папой никогда не были официально женаты?
Я смутно помню, как однажды в субботу мы провели ночь в океанариуме. Это был специальный проект вроде девичника в музее, который назывался «Сон с рыбами». Подобные мероприятия проводила мама, постоянно работавшая сверхурочно, и вот однажды она взяла нас с собой. Мы захватили спальные мешки и кое-какую еду для перекуса, игрушки для Кайрана и домашку для меня. Мне уже исполнилось пятнадцать, и, пока мама развлекала других детей, я должна была присматривать за трехлетним братом.
Мама проводила занятия в скальном бассейне с буйной ватагой четвероклассников.
– Вода в океане постоянно движется, – объяснила мама. – Но кто знает, что приводит ее в движение? Я вам сейчас дам подсказку… Посмотрите в окно.
Вместе со всеми я посмотрела на луну. Я всегда находила романтику в существовании сил гравитации. Ведь, даже находясь на расстоянии многих световых лет, метафорически вы все время держитесь за руки.
Заслушавшись маму, я не сразу поняла, что Кайрана нет рядом.
В жизни многих людей были истории, как они теряли младших брата или сестру, но, как правило, дети все-таки исчезали не в аквариуме, где были настоящие акулы и лесенки, ведущие в бассейны с этими тварями. И не все младшие братья обожали лазить по таким лесенкам. Чтобы не пугать маму, я тихонько отошла в сторону, шепча имя Кайрана возле аквариумов с психоделическими медузами и осьминогами. Последним местом моих поисков стал гигантский бассейн посреди океанариума. Я видела циклично перемещающиеся панцири морских черепах, но не видела Кайрана.
В панике я побежала вниз по спиральной пешеходной дорожке вокруг бассейна, высматривая среди кораллов яркую кроссовку и страшась ее обнаружить.
Кайрана я нашла на скале в загородке для пингвинов. Ума не приложу, как ему удалось забраться туда, не упав в воду. С воплем «Боже мой, Кайран!» я, буквально перемахнув через ограждение, прыгнула в бассейн, где воды было по икру, и схватила брата.
– А ты помнишь, как потерялся в океанариуме? – спрашиваю я Кайрана.
– Ага. Пингвины были такими забавными. Но вот только от них жутко воняло. Рыбой и всяким дерьмом.
– Меня чуть инфаркт не хватил, а ты как ни в чем не бывало… сидел там.
– Дон, я просто ждал тебя. Знал, что ты за мной придешь. Ты всегда за мной приходила.
Я мысленно взвешиваю эти слова. В колледж я уехала, когда Кайрану было шесть. Для меня он всегда оставался ребенком, потому что я не видела, как он взрослел. Я училась, сдавала экзамены, пробовала курить травку, поступала в аспирантуру. Бостон растаял где-то в воспоминаниях. И если бы не мамина болезнь, мне вряд ли удалось бы сблизиться с Кайраном.
– Да, все идет своим чередом, как и должно быть, – отвечаю я.
Я наношу на ночь перед зеркалом увлажняющий крем. Брайан стоит у своей раковины.
– Сегодня я читал статью о нерешенных проблемах квантовой физики, – повернувшись ко мне, говорит он. – Там шла речь о концепциях прошлого и ставился вопрос, существует ли одно-единственное прошлое и означает ли это, что настоящее физически отделено от будущего…
– Брайан, – перебиваю я мужа, – я потеряла ход твоих мыслей уже после первого предложения.
– Ой! – Лицо Брайана вытягивается. – Я только хотел узнать твое мнение.
– С чего это вдруг? Я могу назвать не меньше десяти человек в Гарварде, способных поддержать подобный разговор.
– Но женат-то я на тебе.
Неожиданно все встает на свои места. Намазав остатками крема руки, я говорю:
– Ага. Наверное, это семнадцатый номер в твоем списке? Или восемнадцатый?
Брайан краснеет. Похоже, впервые на моей памяти.
– Так ты знаешь о списке?
– Угу. – Придвинувшись к Брайану, я прислоняюсь к зеркалу. – Муж нужен мне не для того, чтобы дарил цветы и шоколад, а для того, чтобы смотрел вместе со мной новости, жалуясь, что по телику показывают слишком много рекламы. Мне нужен парень, который считает, будто второй куплет «Мы желаем вам счастливого Рождества» звучит как: «Мы все хотим кусочек фиго́вого пудинга», а не «Мы все хотим кусочек фи́гового пудинга».
– Фиго́вый – это качественное, а не притяжательное прилагательное, – уточняет Брайан.
– Я хочу, чтобы ты всегда был собой, – улыбаюсь я. – А не тем, каким тебя хочет видеть журнал «Космополитен».
Но мне нравится, что Брайан хотя бы попробовал. Нравится, что он, так же как и я, не может решить неразрешимую задачу квантовой физики. Нравится, что он постоянно думает обо мне.