Я проводила воскресенья, свернувшись калачиком на диване, смотря бессмысленные передачи по телевизору, чтобы заглушить тревожный голос в моей голове. Мне не нравилось, что я всегда была резкой и отстраненной с Джеем, поскольку все мои мысли были заняты проблемами, которые могли бы произойти на следующей неделе. Я хотела, чтобы воскресенье было похоже на субботу. Почему нет, в конце концов? У меня ведь было два выходных дня, так почему я радовалась только одному из них?
Среди множества похороненных воспоминаний о прошлом я как-то вспомнила один момент, который, казалось бы, тогда не имел никакого значения, но теперь приобрел истинный смысл. Это было одно особенно мрачное воскресенье несколькими годами ранее, за несколько месяцев до того, как наше общение с Роксаной прекратилось. После трех лет совместного проживания мы перешли к встречам несколько раз в неделю, а потом и вовсе стали видеться только по выходным.
Мы все еще были близкими подругами, но менялись и эволюционировали в новые версии наших взрослых Я с такой скоростью, что иногда я с трудом узнавала ее. Расстояние между нашими квартирами с годами увеличилось, и мост между моим Бруклином и Манхэттеном, где жила она, казалось, символизировал расстояние между нами.
Когда мы все-таки собирались вместе, было очевидно, что между нами было все меньше и меньше общего, нам было практически не о чем поговорить. Наша история и наши воспоминания были той нитью, которая связывала наши отношения, и хрупкость этого была ощутимой. Я не хотела признаваться в этом самой себе, но уже не была уверена в том, нравилось ли мне по-прежнему наше общение.
Она по-прежнему была веселой и милой, в ней была та энергия, которая меня всегда привлекала, но наряду с этой энергией была и темнота. Она встречалась с мужчинами, с которыми я встречаться не хотела. Она гуляла ночами и спала потом весь день, ее квартира была завалена бутылками водки, просроченными квитанциями и остатками жизни, которой я больше не хотела ни для нее, ни для себя.
Я тосковала по воскресеньям, которые мы проводили вместе в Центральном парке, распивая вино, закусывая его сыром, наслаждаясь нашей новой жизнью в новом городе – слишком счастливые, переполненные мечтами и весельем, чтобы вспоминать о понедельниках.
Сколько раз я просыпалась с похмелья в постели у Роксаны и чувствовала себя… подавленной? Что я тут делала? Почему в ее квартире всегда так грязно? И кто был тот парень у нее на диване? Я могла снова лечь в кровать, накрывшись одеялом с головой. Я не могла проводить так свои воскресенья. Мне нужно было чувствовать себя в безопасности и защищенности. Мне нужно было быть на свету, а не в этой темной пещере. Мне нужно было перестать тратить свои субботы на вещи, о которых я не могла вспомнить на следующее утро.
«Да, боже мой, Лорен. Все же в порядке. У тебя просто похмелье!» Роксана кричала на меня, когда я разбудила ее, пытаясь сказать, что нам нужно собраться с силами, потому что я на полном серьезе сходила с ума.
Все же в порядке. У тебя просто похмелье. Эта фраза эхом отдавалась у меня в ушах, пока я спускалась по осыпающимся ступеням дома из красно-коричневого кирпича, направляясь в сторону метро на Юнион-сквер. Это было настолько простое и в то же время настолько точное объяснение. Я не была в депрессии. Все было в порядке. Я просто была обезвожена, устала и страдала от похмелья.
Наша дружба длилась недолго, но идея, которую Роксана посеяла в моей голове, осталась со мной навсегда. Я поймала себя на том, что повторяю эту фразу про себя всякий раз, когда просыпаюсь подавленной или встревоженной после ночной гулянки. Тяжелое состояние похмелья было сигналом, напоминающим мне о том, что мое восприятие окружающего мира было искажено из-за ослабленной работы сознания, а вовсе не потому, что что-то глобально изменилось.
Поэтому, когда по воскресеньям меня начали охватывать приступы паники из-за предстоящей рабочей недели, я стала задаваться вопросом, могу ли я применять в данном случае ту же технику – использовать воскресные страхи как напоминание о том, что ничего страшного в действительности не произошло и это просто нормальное волнение. «Успокойся. Все в порядке, просто сегодня воскресенье», – говорила я себе.
Но это не помогало. Тревожность по-прежнему не покидала меня. Моя мотивация пропала, и я смирилась с тем, что еще один день проведу за просмотром повтора сериала «Реальный мир: Канкун»[47].
Как оказалось, чтобы изменить свою эмоциональную реакцию на воскресные страхи, мне нужно было просто подобрать правильные слова. Несколько недель спустя я жаловалась своему психотерапевту на то, как сильно я нервничала из-за предстоящей поездки, которую мне необходимо было совершить по работе.
– Те нервничаешь? – спросила она. – Или ты взволнована?
– Нервничаю, – ответила я.
– А что, если ты все-таки скажешь себе, что ты взволнована?
– Что, если, – продолжила она, – ты попробуешь обмануть свой мозг, заставив его думать, что эти бабочки в твоем животе – это хорошие бабочки?
– Хорошо, – сказала я. – Я не нервничаю. Я приятно взволнована.
Сказав это, я мгновенно почувствовал себя лучше. Узел в моем животе уже не казался таким тугим, и мысль о путешествии не казалась такой ужасной. Переосмысление тревоги, объяснила мне психотерапевт, было когнитивным трюком, основанным на том, что слова могут вызывать определенные эмоции. Подобно песням или запахам, слова имеют связанные с ними воспоминания и ассоциации. Слово «взволнованная» вызывает совершенно иные эмоции, нежели «встревоженная». Я всегда боялась воскресений, потому что называла их пугающими. И чтобы изменить свое восприятие, мне нужно было для начала изменить формулировку, которую я использовала для описания своих чувств.
Сидя на диване в воскресенье, обдумывая предстоящую неделю, беспокоясь обо всех электронных письмах и том, что моя начальница сказала мне перед уходом в пятницу, я чувствовала, насколько сильно я переживала, одновременно пытаясь заставить себя успокоиться.
Многие из нас пытаются уговорить себя успокоится в момент тревоги. Но это не работает, потому что спокойствие не является эмоцией возбуждения. Волнение, как и тревога, вызывает эмоции. Оно увеличивает частоту сердечных сокращений и повышает уровень кортизола, подготавливая наше тело и разум к действию.
По словам Элисон Вуд Брукс, профессора Гарвардской школы бизнеса, от нас требуется гораздо больше усилий, чтобы перейти от состояния негативного возбуждения к состоянию спокойствия, чем для того, чтобы перейти от негативного состояния возбуждения к позитивному. Женщины, подверженные перепадам настроения, прекрасно об этом знают. Легче перейти от радости к печали (или от печали к радости), чем от любой эмоции к спокойствию. Спокойствие – это не про нас.
Чтобы проиллюстрировать свою концепцию, Брукс провела серию экспериментов. В одном из них она попросила участников спеть песню «Не переставай верить»[48] американской рок-группы Journey перед аудиторией. Участники должны были сказать либо «Я взволнован», либо «Я встревожен», либо просто промолчать перед выступлением. Согласно компьютеризированным измерениям громкости и высоты тона люди, которые говорили перед выступлением, что они взволнованы, в действительности пели лучше. Когда этих же людей попросили выступить с двухминутными речами, результат был такой же. «Взволнованные» участники говорили дольше и были в своей речи более убедительны, уверены и настойчивы.
Аналогичное исследование, затрагивающее проблему истощения эго, было проведено профессорами Джулианом Лараном и Крисом Янишевски. Пытаясь разобраться в том, насколько сильно самоконтроль и истощение влияют на поведение человека, они обнаружили, что наше восприятие рабочих задач напрямую связано с тем, насколько истощенными мы себя ощущаем. Когда мы думаем, что задание будет интересным, мы не только проявляем готовность потратить на него больше времени, но и чувствуем себя менее истощенными в процессе поиска решений.
Я не только могла сокращать круг выбора, который мне приходилось делать в течение дня, но и обнаружила, что на самом деле могу изменить свое отношение к тому выбору, которого избежать было просто невозможно. Я могла перестать бояться того, что мне предстояло сделать, и напоминать себе о том, что у меня есть все необходимое, чтобы с этим справиться. Поскольку работа истощала меня только в том случае, если я воспринимала ее как нечто отбирающее у меня силы, и стрессовые ситуации были пугающими только тогда, когда я позволяла себе думать о них подобным образом. Понедельник был страшен в том случае, когда я его боялась.
То, как вы проживаете свою жизнь, зависит исключительно от того, как вы воспринимаете окружающий вас мир. Разум так же силен, как и слаб, и мы можем использовать его восприимчивость в своих интересах. Мы можем обмануть себя, думая, что учащенное сердцебиение, потные руки и выброс адреналина – это не тревожность, это взволнованность. Подобно волшебству, мы можем также вывести себя из состояния истощения при помощи различных ритуалов и трюков. Противоположностью работы является игра, и если мы научимся привносить больше элементов игры в нашу жизнь, если перестанем воспринимать каждое электронное письмо, препятствие или проблему настолько серьезно, возможно, мы достигнем самой вершины вселенского спокойствия.
Мое новое настроение
Забота о себе – это не потакание собственным слабостям, это основа самосохранения.
Невыносимое – это начало извилистого пути навстречу радости.
Я делаю, я уничтожаю, я переделываю.