Книга эмоций. Как я превратила плохое настроение в хорошую жизнь — страница 7 из 41

«стоик» имеет множество определений, но его общее значение – «безразличный к боли». Я где-то слышала также, что это понятие описывают как героическое принятие. И мне нравится думать об этом именно так. Как о возможности человека развить в себе выдержку, чтобы принять любую боль, с которой ему суждено столкнуться. Требуется сила характера и удивительная смелость, чтобы жить своей повседневной жизнью и быть готовой справиться с болью.

Эта философия нашла наилучшее объяснение в одном из эпизодов жизни Сенеки. Примерно в 65 году нашей эры один из друзей Сенеки написал ему письмо. Он утверждал, что попал в беду. Он только что узнал о судебном процессе против него и боялся, что это подорвет его авторитет или приведет к тюремному заключению или даже к изгнанию. Как и любой из нас, он пребывал в состоянии паники. Сенека посоветовал другу в ответ: прими изгнание. Прими отвержение. Смирись с тем, что ты будешь унижен. Прими худшее. Если ты проиграешь судебный процесс, может ли случиться с тобой что-то более серьезное, чем изгнание или тюрьма? Смысл этого послания заключался не в том, чтобы утешить своего друга в его мыслях, а в том, чтобы ему стало комфортно жить с ними. «Надейся на справедливое решение, но готовься к несправедливому», – посоветовал он.

Мне хотелось стать одной из этих стоических личностей, смотреть на вещи рационально и спокойно. Довольно скоро у меня появилась прекрасная возможность попрактиковаться в этом направлении мышления, когда я совершила свою первую настоящую ошибку на работе. Это было спустя несколько недель после того, как я получила электронное письмо от своей начальницы, стоя возле дверей «Хол Фудс». Презентация, о которой она спрашивала, та самая, из-за которой я не находила себе места всю следующую неделю, прошла отлично, и мы подписали контракт с клиентом. И все шло своим чередом, пока неделю спустя я не вошла в офис и не обнаружила на своем столе свежеотпечатанные рекламные листовки.

Моя работа в качестве клиентского менеджера маркетинговой компании заключалась в подготовке расходных рекламных материалов для клиентов. Данный клиент был исключительно важным, и сделать что-то столь незначительное, как, например, разработать рекламные листовки для музыкального фестиваля, было огромной возможностью. После того как оплата была произведена, дизайн одобрен, а затем переодобрен еще раз, шрифты подогнаны, слова подвинуты, а цвета поменяны местами, я была рада, что все, наконец, было готово для передачи непосредственно в руки клиента. Я мельком просмотрела образец листовки, приклеенный к верху коробки, затем позвонила в курьерскую службу. Их было по меньшей мере десять тысяч, и для такого рода доставки требовался грузовик, а не велосипедист.

Два часа спустя моя начальница вызвала меня к себе в кабинет. В ее голосе звучали нотки ярости, которых я не слышала раньше. «Вы согласовывали макет листовок?» – спросила она. Я замялась, прежде чем ответить. Это был вопрос с подвохом?

«Да», – ответила я.

«То есть вы даже не заметили?»

«Не заметила что?» – спросила я, чувствуя, как сердце начинает колотиться.

«Что вместо Денвера написано Довер? Десять тысяч разосланных листовок, на которых напечатано, что фестиваль будет проходить в Довере, Колорадо

«Вот дерьмо». Я думала, что произнесла это про себя, но получилось вслух.

«Дерьмо не то слово», – сказала она.

Я вышла из ее кабинета, опустив голову, торопливо проходя мимо рядов рабочих отсеков и пытливых взглядов коллег прямиком в туалет, чтобы уже там поплакать. Сидя на унитазе в окружении рулонов туалетной бумаги и освежителей воздуха, я думала о худшем. О том, что меня уволят. Что клиент подаст в суд на нашу компанию. О том, что скоро весь мир узнает о бездарном клиентском менеджере, который напечатал десять тысяч листовок с ошибкой. Что я стану белой вороной в своей отрасли. Я никогда больше не получу работу. Но я была всего лишь человеком! Как можно успеть за всем уследить? Месяц был напряженный, и помимо этих листовок у меня была сотня других дел, которые нужно было сделать для более мелких заказчиков. Оправдания не помогали мне почувствовать себя лучше. Я знала, что это была всего лишь одна из тех ошибок, о которых я слышала, но с которыми сама по-настоящему никогда не сталкивалась. Один из тех моментов, когда под рукой не было кнопки спасения. Ни мамы, ни парня, ни лазейки, которая могла бы меня спасти.



И я приняла. Для начала я сделала все, что было в моих силах, включая непривычные для меня вещи – приняв ответственность. Попросив о помощи и о прощении. Пока я отправляла электронное письмо изготовителю листовок с вопросом, не могут ли они вернуть нам часть денег, и звонила клиенту, чтобы объяснить ситуацию, я поняла, что половина боли от ошибок связана именно с нежеланием признавать их. Мы так боимся признаться в своей вине, что делаем все возможное и невозможное, лишь бы избежать этого, но все же вынужденные сделать это, мы выбираем наиболее длинный и трудный путь.

Но слыша, как я извиняюсь, не оправдываясь и не перекладывая вину на других, я заметила, насколько проще было просто признать ошибку. Как только я сделала это и взяла на себя всю ответственность, люди стали проявлять больше отзывчивости и желания помочь. Время было потрачено не на поиски виноватого (поскольку я вызвалась добровольцем), а на то, чтобы как можно быстрее справиться с кризисной ситуацией.

К тому моменту, как я отправилась на выходные, я сделала все, что могла – призналась, извинилась, попросила о пощаде, а затем просто откинулась на спинку стула и приготовилась к худшему. Я смирилась с тем, что останусь без работы. Я согласилась с тем, что клиент расторгнет с нами контракт. Я смиренно приняла саму мысль о том, что моя карьера может закончиться. И когда я приняла все эти сценарии, когда я перестала отрицать их или пытаться убежать от них, моя тревога тут же уменьшилась. И знаете, что случилось потом? Я проснулась и увидела в почтовом ящике письмо от изготовителя листовок, в котором говорилось, что они готовы дать мне скидку на перепечатку. Но это оказалось ненужным, потому что два дня спустя одному из наших стажеров пришла в голову идея вычеркнуть букву «о» в слове Довер и написать над ней вручную буквы «ен», что выглядело на самом деле супер-ретро-круто. В работу включился весь офис, и при помощи черных маркеров листовки были исправлены ровно к сроку. Несмотря на то что клиента мы все-таки потеряли, и я пребывала в немилости у начальницы ближайшие несколько месяцев, меня это не беспокоило. Потому что, как только я приняла все худшее, все остальное показалось мне благословением.

Когда вы принимаете неизбежность боли и дискомфорта, которые таит в себе будущее, вы можете избавиться от страха неопределенности. Эти парализующие вихри возможностей – сколько боли и когда вам придется пережить – вот что создает настоящее напряжение внутри нас. Когда мы принимаем худший исход ситуации, все остальные возможности отпадают сами собой, и напряжение пропадает.

Воспринимайте прошлое как историю

Потому что мой рассказ вызывает у слушателей смех, а по мне, чем жалеть, пусть лучше они смеются надо мной.

Потому что, если рассказываю историю о своей жизни, мне уже легче.

Потому что, если ее рассказываю, значит, жить можно.

Нора Эфрон. Ревность

Со временем мне стало легче мириться с будущим. Поскольку будущее, как я поняла, было всего лишь идеей. Представлением о том, что могло бы произойти. Как и мечты наяву, будущее было не более чем плодом моего воображения, чем-то, что я могла изменить или слепить по своей прихоти. С прошлым было сложнее. Прошлое было глубоко посажено и укоренено. Это ящик, который я старалась держать закрытым и задвинутым в угол. И я бы продолжала обходить его стороной, давить на него всем своим весом, лишь бы он не открылся, если бы Нора Эфрон[15] не научила меня тому, что я никогда не смогу стать писательницей, другом, успешным человеком, если не подойду к этому ящику и не вытряхну его содержимое на пол.

Жизнь Норы Эфрон была для меня примером, к которому я стремилась. До того, как я открыла для себя ее книги, были ее фильмы: «Когда Гарри встретил Салли», «Вам письмо», «Неспящие в Сиэтле», «Джули и Джулия: готовим счастье по рецепту». У этой женщины, думала я, была идеальная жизнь, идеальная карьера, идеальные идеи.



В 1979 году, всего через три года после свадьбы и переезда в Вашингтон, Эфрон была беременна вторым ребенком, когда узнала, что ее муж, известный журналист, лауреат Пулитцеровской премии Карл Бернштейн, изменяет ей с женой британского посла Маргарет Джей, женщиной, по словам Норы, «с шеей длиной в руку и носом длиной в большой палец». Тот ужасный момент, когда она вернулась в Нью-Йорк и родила ребенка в одиночестве, был самым мрачным в ее жизни. Четыре года спустя он стал для нее самым ярким.

«Что она сделала среди всего этого кошмара, – объясняет режиссер Майк Николс, – так это переехала в дом Готлибов, поплакала там шесть месяцев, а потом изложила все эти невеселые события с присущим ей юмором. И в этом была ее победа. Потому что во всем мире женщины, столкнувшиеся с предательством, приняли это с восторгом». Ее роман «Ревность»[16], пересказывающий личный опыт ее жизни, стал не просто мировым бестселлером, но и ступенькой в ее карьере писательницы и кинорежиссера.

Идея относиться к прошлому как к забавной истории не была для Норы чем-то новым. Она выросла в семье сценаристов, и уже с детства была приучена к тому, чтобы «делать заметки» на протяжении всей своей жизни. Любая плохая ситуация, любой неловкий момент, все, что было худшим в ее жизни, было лишь материалом для отличной истории.

Когда вы обращаетесь к прошлому, вы входите на территорию тех времен. Когда людей просят вспомнить о прошлом, почти всегда около одной трети их воспоминаний носит негативный характер. Человеческое бытие пропитано сожалением и болезненными воспоминаниями. Когда мы обращаемся к прошлому, мы вынуждены вспоминать то, что хотели бы забыть. Как тот день, когда еще в средней школе вместе с моим другом Джимми и его семьей я отправилась в бассейн, думая, что буду выглядеть круто, ныряя с доски лебедем, и все ради того, чтобы Джимми сказал, что его семья просила передать, что мой купальник все просвечивает. Или тот раз, когда в колледже я солгала о своем имени, к тому же произнося его с британским акцентом. Или тот случай, когда я приврала, что результат моего теста успеваемости был на тысячу баллов выше, или когда сказала ту глупость в том дурацком классе, куда пришла в той идиотской рубашке. Вы знаете, тот самый момент, хуже которого не придумаешь.