Блэкберн и Эпель обнаружили, что чем дольше мать ухаживала за своим ребенком, независимо от своего возраста, тем короче были ее теломеры. И чем больше она воспринимала свою жизненную ситуацию как стрессовую, тем еще короче становились теломеры. Тем не менее у определенной части матерей, принявших участие в исследовании, были обнаружены длинные теломеры, несмотря на то что огромное количество лет они посвятили уходу за больным ребенком. В отличие от других участниц длина их теломер оставалась прежней даже в стрессовой ситуации. Когда Эпель изучила причину подобного различия, она свелась к одной простой вещи: эти женщины воспринимали свою жизненную ситуацию не как стрессовую, а как вызов.
Если вы склонны всегда и обо всем мыслить негативно, ваш организм выдает определенную реакцию на стрессовую ситуацию. К примеру, если ваш начальник вызывает вас к себе в кабинет, вы можете тут же подумать, что это связано с вашим предстоящим увольнением. Ваши кровеносные сосуды сужаются, а уровень гормона стресса – кортизола – повышается и остается на этом уровне, даже когда выясняется, что ваш начальник просто хотел узнать, как продвигаются дела. Со временем постоянно высокий уровень кортизола начинает подавлять теломеразу, фермент, который предотвращает процесс укорачивания теломер. С другой стороны, если стрессовую ситуацию вы воспринимаете как вызов или задачу, требующую решения, тогда кровь приливает к вашему сердцу и мозгу, вызывая лишь короткий всплеск кортизола, который придает вам дополнительных сил. И это никак не отражается на ваших теломерах. Рассматривая стресс как вызов, а не как угрозу, вы можете поддерживать и сохранять свои теломеры и жить долгой и здоровой жизнью.
Это лишь небольшой сдвиг в восприятии, который, как и новый язык, со временем укореняется. И именно это моя коллега Сандра пыталась объяснить мне, когда говорила, что жизнь была для нее не «обязаловкой», а «задачей», требующей решения.
Когда я только начинала писать, я помню, как просыпалась по воскресеньям с этим ощущением страха, скручивающим мой живот. Я понимала, что мне придется провести весь день перед черновиком, на который я больше не могла смотреть, что мне еще предстоит работать и работать, а, учитывая печальный опыт предыдущего дня, конца и края не было видно. И эти мысли напоминали собой бесконечную борьбу. Я всячески стремилась этого избежать, говоря, что я только посмотрю один эпизод «Настоящих домохозяек»[22], прогуляюсь, пообедаю, вздремну и тут же примусь за работу. Я избегала, потому что боялась этого. И страх, и беспокойство только усиливались, когда я пыталась отвлечься, наблюдая, как утекают минуты, пока Джей не заскакивал в комнату и не спрашивал, как идут дела. «Я еще не начинала», – говорила ему я. «Почему нет?» – «Я боюсь».
Но я должна была сделать это, страшно мне или нет. Поэтому вместо того, чтобы постоянно убегать, я изменила свое отношение к работе. Проснувшись утром, я повторяла несколько раз: «Мне не терпится начать писать. Мне не терпится начать писать». Я подбадривала себя во время работы, читая о других писателях – их цитаты, их советы – и вспоминая, почему я вообще влюбилась в писательство с самого начала.
Слова, которые нужно подобрать. Истории, которые предстоит открыть. Постепенно моя любовь к писательству возвращалась, и пустые страницы предо мной казались уже не столько тюремным заключением, сколько увлекательным приключением.
Мое новое настроение
Думаю, теперь я чувствую себя намного лучше. Я смотрю на все под другим углом – вместо того, чтобы ждать и впадать в отчаяние всякий раз, когда я ничего не получаю, я больше ничего не жду, и иногда, когда у меня что-то получается, я более чем счастлива.
Что ушло, то ушло. Ушло – и ладно.
Забудьте о прошлом и о том, что вы сделали, потому что истинное значение имеет только то, что, по вашему мнению, вы еще можете сделать дальше.
Настроение:КрасотаНаблюдаемые симптомы: раздражительность, превращение всего в драму, чрезмерная восприимчивость и слишком бурная реакция на Instagram
Портрет настроения
Я не хотела фотографироваться, потому что боялась разрыдаться. Я не знала, почему мне хочется рыдать, но понимала, что стоит кому-нибудь заговорить со мной или просто посмотреть на меня чересчур внимательно – и слезы сами хлынут у меня из глаз, а рыдания вырвутся из горла, и я не смогу успокоиться целую неделю.
Я чувствую себя глубоко одинокой, отвергнутой, непривлекательной…
Я чувствую себя нелюбимой.
– У меня все время болит.
– Где?
– Внутри, не знаю, как объяснить.
Было утро субботы, и у меня вылез прыщ. Я потратила шестьдесят долларов на дерматолога, чтобы тот сделал мне укол кортизона (потому что у меня такие прыщи, которые невозможно просто выдавить), но три дня спустя этот бугор был все таким же красным, таким же огромным и неподдающимся маскировке. Я подумала о том, чтобы позвонить дерматологу и потребовать еще один укол – на этот раз бесплатно, – но это означало бы, что мне снова придется выйти из дома, а я уже была не в настроении.
После долгой внутренней борьбы, стоит ли прикинуться больной, мне пришлось провести девять долгих часов на работе, где я была вынуждена уклоняться от любого общения, избегать зрительного контакта с коллегами и каждые полчаса бегать в туалет, чтобы убедиться в надежности «камуфляжа». Я помню, как, сидя в метро, я мысленно пыталась заставить поезд как можно быстрее добраться до моей станции. Помню, как тянулись минуты, когда, наконец, можно было снять с себя горы тонального крема, надеть футболку огромного размера и счастливо жить себе уродиной. Это было невыносимо. И я не хотела проходить через это снова.
Но Джею захотелось куда-нибудь выйти, а если точнее, сходить к своему другу Джереми на вечеринку, организованную на крыше одного из домов в Квинсе. Мысль о том, что мне придется стоять у всех на виду при естественном освещении и четыре часа подряд держать пластиковый стаканчик перед своим подбородком, теснила грудь. Ни за что на свете. Я не могу этого сделать. Только не опять. Меня затошнило. Я чувствовала себя отвратительно. Мне просто хотелось свернуться калачиком на кровати и забыть о самой себе. Мне было грустно и при этом я злилась. Злилась, что я не похожа на Жизель Бюндхен. Злилась на своего чертового дерматолога. Злилась, что еще одна суббота пройдет вот так.
Все утро я провела, как обычно говорила моя мать, в «тупе», что, как я полагаю, было сокращением от слова «ступор» – состояние, близкое к бессознательности или бесчувственности. Представьте себе сдутый воздушный шар, который чувствует себя так, будто надут до предела. Приближалось начало вечеринки, и я не знала, стоит ли сказать Джею, что я не могу пойти из-за прыща или из-за настроения, которое он создавал. Очевидно, и то и другое было правдой, но что выглядело менее жалким? Я сказала, что не могу пойти, поскольку не было настроения. Он спросил, не из-за прыща ли это.
– Нет, но приятно знать, что ты соврал, когда сказал, что ничего не заметно, – ответила я, выйдя из ступора и впав в ярость от услышанного слова на букву «п».
– О боже, ничего не заметно! Я просто знаю, что все всегда заканчивается этим, когда у тебя вылезают эти гребаные прыщи! – (Он англичанин.)
– Заканчивается чем? – требовательно спросила я.
– Трагедией!
– Ну, может, это не было бы трагедией, если бы я знала, что ты скажешь правду, когда я тебя спросила об этом в первый раз! – Я понимала, что в моем аргументе не было никакого смысла (еще один побочный эффект данного настроения – неспособность мыслить рационально).
На вечеринку к Джереми он отправился один, произнеся перед уходом мучительную фразу: «Знаешь, это действительно выглядит непривлекательно». Полагаю, это относилось к моей глупости.
Мне хотелось возразить ему, сказать, что это вовсе не глупость. Неужели он не видит? Неужели не понимает, что моя одержимость собственным отражением в зеркале, укладкой волос, повергающими в стресс прыщами была обусловлена не любовью к самой себе, а как раз наоборот?
Как я могла объяснить ему, что в те дни, когда я была не в настроении, а он не мог понять, почему, это в большинстве случаев было связано с тем, что мне не нравилось мое отражение в зеркале тем утром?
Я не могла. И даже если бы могла, я знала, что он призвал бы меня одуматься. Он сказал бы, что одержимость внешностью, независимо от того, нахожу ли я себя привлекательной или нет, все равно остается одержимостью. Он сказал бы, что вся эта суета из-за прыщей выглядит жалко. И он был бы прав. Именно отсюда, я полагаю, и проистекает это настроение – это внутреннее напряжение, пока мы говорим сами себе, что беспокоиться о подобных мелочах просто глупо, одновременно пытаясь не потонуть в агонии.
О чем говорит ваше настроение
И ничто не повергает нас в агонию так, как ощущение собственной непривлекательности. Ничто не доставляет большей боли, чем неудачная фотография. В одно мгновение мир превращается в жестокое, негостеприимное место. Подобно закатившему истерику ребенку, брошенному на тротуаре, вам хочется выть и кричать, и чтобы кто-нибудь, кто угодно, взял вас за руку и отвел домой, в уютный, теплый и приветливый уголок. Но вы не можете плакать. Вы никому не можете сказать, что на самом деле происходит, потому что тогда вас снова бросят на тротуар, вдобавок кинув грязью вам в лицо.