ец не употребил [для создания Сына] Свою сущность, но одну волю, и Он не родил Его Своею сущностью, но только восхотев. И через Него [Сына] Он сотворил Святого Духа, первого из всех и лучшего, Своею властью и Своим повелением, но действием и силой Сына. И после него Он создал через Сына все остальное, все, что на небе и на земле, все видимое и невидимое[111], телесное и бестелесное. «Ибо у нас один Бог Отец, из Которого все, – говорит апостол, – и один Господь Иисус Христос, Которым все»[112].
Итак, есть один Бог нерожденный, несотворенный, несоз- данный. И один Господь Иисус Христос, Сын Божий, порождение Нерожденного (не как другие порождения), творение нетварного (не как другие твари), создание Несозданного (не как другие создания), как о Нем говорит Священное Писание: «Господь сотворил Меня началом пути Своего, прежде веков утвердил Меня, прежде всех гор родил Меня»[113]. И есть один Дух Святой, первое лучшее из всех дел Единородного, созданный повелением Отца, но действием и силой Сына.
Все наше догматическое учение состоит в превысшей ( τῆς ἀνωτάτω) и в собственном смысле сущности, и еще той, которая от нее существует и после нее первенствует над всеми иными, и, наконец, третьей, которая не состоит в одном ряду ни с одной из этих, но подчинена одной как причине, а другой как энергии ( τὴν ὲνἑργειαν), которой была произведена. <...> Поскольку каждая из этих сущностей абсолютно проста и в собственном своем достоинстве и есть, и умопредставляется совершенно одной, а энергии соопределяются делами и дела соизмеряются энергиями действующих, то необходимо, чтобы энергии, следующие за каждой из сущностей, были одни меньше, другие больше и одни состояли в первом, другие во втором чине и, вообще говоря, доходили до такой разности, до какой могут доходить дела, потому что не позволительно говорить об одной и той же энергии, которой сотворил ангелов, или звезды, или небо, или человека; но сколько одни дела превосходнее и досточестнее других, столько и энергия выше другой энергии, как скажет инои благочестиво рассуждающий, так как одни и те же энергии приводят к тождеству в делах, а разные дела показывают разность энергий. Поскольку же это действительно так и взаимным отношением одного к другому соблюдается непременная связь, то производящим исследование в сродном не надлежит смешивать всего вместе и усиливаться слить это; и если поднят будет спор о сущностях, то из первых и соединенных с сущностями энергий производить удостоверение в доказываемом и разрешение спорного, а при разрешении сомнения об энергиях из сущностей самым приличным и для всех полезным почитать нисхождение от одних к другим.
Так, думаю, всякий здравомыслящий легко может видеть, что его [Евномия] мнение... будто все, что объединяется понятием сущности ( τῶ τῆς ὀυσίας λόγῳ), непременно должно быть телесным и сопряженным с тлением, – само мертво и бессмысленно. Ибо кто не знает, что душ человеческих неограниченное множество, а сущность у всех подлежит одна и их единосущное подлежащее ( τὸ ὁμοούσιον ὑποκείμενον) чуждо телесного тления? Так что и детям ясно, что тела истлевают и разрушаются не вследствие единосущия, но потому, что они получили сложное естество. Понятия сложной ( τοῦ συνθέτου) и общей ( τοῦ κοινοῦ) сущности вообще различны, так что сказать, что тленные тела единосущны, – согласно с истиной, сказать же наоборот: если что единосущно, то все есть непременно и тленно, – с истиной не согласно, как это оказывается относительно душ, у которых сущность одна, но которым тление, несмотря на общность сущности, не свойственно. То, что сказано о душах, одинаково относится и ко всем умным существам ( περὶ πάσης νοερᾶς ὑποστάσεω), усматриваемым в творении. Ибо приведенные Павлом названия премирных сил не означают, как думает Евномий, каких-то природ, отличных одна от другой, но значения наименований ясно показывают не различия природ, но выражают различные особенности действий небесного воинства.[116]
Неизменный и несотворенный[118] не смешивался с тем, который произошел через творение и поэтому изменился ко злу [т. е. с человеком], но Тот, Кто и Сам будучи сотворен, пришел к родственному и единородному Себе, не из превосходящего естества по человеколюбию облекшись в более низкое, но чем был, тем и стал.
Если [Василий] может доказать, что и Бог всех, Который и есть свет неприступный (1Тим. 6: 16), был или мог быть во плоти, прийти под власть, повиноваться повелениям, подчиняться человеческим законам, понести крест, то пусть говорит, что свет равен свету.
Бог делается для нас сложным ( σύνθεττον), коль скоро мы предположим, что свет подлежит, будучи общим, и отделим один [свет] от другого некоторыми особенностями и разнообразными различиями. Ибо сложное тем не менее соединено одной оощностью, а разделяется некоторыми различиями и схождениями свойств[121].
...Нападая на нашу речь, утверждающую, что знание о Боге возбуждается в нас в согласии с различным накидыванием [мысли], он [Евномий] говорит, будто мы уже не признаем Его простым, так как Он постепенно воспринимает понятия, обозначаемые каждым наименованием, и через усвоение их восполняет совершенство своего собственного бытия. Это я сказал своими словами, сокращая его длинную болтовню.
Либо нечто есть иное по значению ( τῷ σημαιινομένῳ), скорее «беспредельное», нежели «нетленное», либо же оба представляют собой одно и то же. Но если то и другое он[124] будет считать за одно и то же, то он окажется согласным с нами; если же скажет, что иное значение слова «нетленный» и иное слова «беспредельный», то совершенно необходимо, чтобы чуждые одно другому [понятия] не были одним и тем же по силе; следовательно, если иное есть понятие «нетленный» и иное – «беспредельный», и каждое из них есть то, что не есть другое, то ни нетленное не может быть признано беспредельным, ни беспредельное – нетленным, но бесконечное будет тленным, а нетленное – имеющим предел[125].
Ум тех, которые уверовали в Господа, возвысившись над всякой чувственной и умной сущностью, не может остановиться и на рождении Сына, но стремится превыше (етсехегись) его, горя прежде всего желанием вечной жизни, жаждя встретить Первое[127].
Но когда я рассматривал и изыскивал, откуда он впал в такие представления о Божестве – чтобы думать, будто нерожденный свет недоступен для противного и совершенно бесстрастен и несмешан, а рожденный по естеству может быть и тем и другим, потому что не сохраняет божественность несмешанной и чистой в бесстрастии, но имеет сущность некоторым образом смешанную и срастворенную из частей противоположных... то пришла мне мысль, не перед басносло- виями ли египтян благоговел он?[129]
Евагрий Понтийский[130]
Евагрий родился в небольшом городке Ивора, расположенном в провинции EIoht, что на севере современной Турции; наиболее вероятной датой рождения Евагрия считается 345 г. Его отец был хорепископом[131]; уже в молодые годы Евагрий благодаря своему отцу познакомился со св. Василием Великим и был рукоположен им в сан чтеца. Внезапная смерть духовного наставника в 379 г. стала большим ударом для Евагрия, и он, покинув родной город, отправился в Константинополь. В столице, став учеником другого великого каппадокийца, св. Григория Богослова, Евагрий был рукоположен им в сан диакона. Вскоре Евагрий становится достаточно известным, хоть и молодым богословом того времени, участвующим в полемике против различных ересей. Главным образом Евагрий полемизировал с неоарианством, что позволило ему занять достойное место в Константинопольском клире. Но увлечение одной замужней женщиной знатного рода погубило блестящую церковную карьеру Евагрия, к которой тот был близок.