кно; автобус неспешно ковылял по окраине города, мимо торговых центров с терминалами для обналичивания чеков и маникюрных салонов, закусочных с лапшой и шаурмой, магазинов «все за доллар» и распродаж ковров. На навесах перед ними, как тибетские молитвенные флаги, развевались разноцветные вымпелы. Яркие вывески в пыльных витринах магазинов кричали: «Торжественное открытие! Закрытая распродажа! Продаем излишки! Приходите все!» Когда автобус миновал Чайна-таун и оказался в фешенебельном торговом районе в центре города, на смену им пришли колоссальные рекламные щиты, которые покрывали все стены зданий гладкими монохромными изображениями новейших кроссовок и смартфонов, запотевших бутылок водки и блестящих, словно выкрашенных бронзовой краской фотомоделей в трусах. Рекламные щиты почти ничего не говорили. В этом не было необходимости. Они были чистым изображением. Властно возвышаясь над городом, они говорили с глазами людей голосом, не нуждавшимся в языке и даже заглушавшим звуки. Для такого чувствительного мальчика, как Бенни, это было слишком – слишком много шума, слишком много раздражителей, и когда сил терпеть уже не осталось, он сделал вид, что услышал звонок своего сотового, поднес его к уху и громко заговорил в него:
«Что тебе надо? Хорошо! Я тебя слышу, но сейчас отстань от меня! Я серьезно! Просто заткнись, ладно?» Это была одна из техник, которой он научился в Педипси, причем неплохая. Никто из пассажиров даже не потрудился поднять глаза. Никто не обратил внимания на мальчика, кричащего в мобильный телефон, и при этом он смог ответить голосам.
Когда автобус наконец подъехал к Библиотечной площади, раздражение Бенни улеглось, и он почувствовал то острое чувство возбуждения, которое помнил по самому раннему детству – ему даже захотелось, как тогда, взмахнуть руками, хлопнуть себя по затылку и ударить пятками по решетчатому полу автобуса. Бенни сдержался. У него была Копинг-карточка, чтобы справиться и с такими порывами. Вот что в ней говорилось:
Закройте глаза и сделайте глубокий вдох. Представьте, что ваше тело налито тяжестью и заполнено песком, и на выдохе постарайтесь почувствовать, что песок медленно выходит из вас. Вдыхайте и выдыхайте, пока весь песок не уйдет.
Это упражнение он помнил наизусть и теперь, закрыв глаза, стал выполнять его, пока весь песок не утек из него, оставив после себя расслабленность и приятное опустошение – казалось даже, что он вот-вот воспарит. Эта внезапная легкость немного озадачила Бенни, но прежде чем он успел всерьез забеспокоиться, автобус, пыхтя и визжа, остановился на Библиотечной площади. Бенни осторожно встал, проверяя, не утратил ли он вес. Вес, судя по всему, сохранился. Сумочницы и бутылочники тоже здесь выходили.
Бенни пристроился за ними и пошел со всеми вверх по склону к Библиотеке. Его попутчики проходили в здание, регистрируясь на входе, как отмечаются в начале своей смены заводские рабочие. Они разбрелись по разным уголкам и закоулкам, а Бенни все стоял у справочного стола, пытаясь понять, что делать дальше. На бумажке было написано, что он должен прийти в Библиотеку, но не сказано, что делать дальше, поэтому, не имея дальнейших инструкций, он пошел туда, куда понесли ноги.
В Мультикультурном детском уголке никого не было, кроме одной маленькой библиотекарши, расставлявшей стулья по кругу. Было очень странно снова оказаться здесь. Бенни хотел бы здесь и остаться, но он был уже слишком большим, чтобы пытаться спрятаться среди низеньких стеллажей и книжек в ярких переплетах. Он знал, что в прячущихся взрослых парнях есть что-то страшное. Нельзя сказать, чтобы он был таким уж взрослым, но это не меняло дела. Библиотекарша показалась ему знакомой. Она вопросительно посмотрела на него, и Бенни попятился в коридор.
Засунув руки в карманы толстовки, он поднялся на эскалаторе обратно на первый этаж, а затем продолжил подъем. Бенни выходил на каждом этаже, бродил между стеллажами, читая на корешках названия книг и ища то, что он должен был найти. Он теребил клочок бумаги в кармане, сворачивал и разворачивал его, пока буквы не начали стираться. Прошло несколько часов, а он так ничего и не отыскал, но это не имело значения. Бенни просто нравилось в Библиотеке. Он вернулся на следующий день.
Мы наблюдали, как он продвигается вверх по десятичным числам Дьюи[34], начав с 000-х и 01-х (Информатика, Знания и Системы и вся библиография), поднявшись оттуда в 100-е и 200-е (Философия, Метафизика, Эпистемология и Религия), затем в 300-е и 400-е (Социальные науки и Язык), потом 500-е и 600-е (Наука и Техника), далее 700-е и 800-е (Искусство, Отдых и Литература), до самых 900-х (История) на девятом уровне. Добравшись до 999 (Внеземные миры) на самом верху Старого северного крыла, Бенни остановился.
Он заметил группу из трех кабинок, спрятанных в труднодоступном уголке в тупике, где северное крыло Старой библиотеки соединялось с одним из современных спиральных Новых Корпусов. В этот укромный уголок можно было попасть только по небольшому пешеходному мостику, который не очень удобно соединял Старое здание с Новым и откуда открывался головокружительный вид вниз на все девять этажей до самого подвального помещения, где раньше находилась Переплетная мастерская. Если бы вы наблюдали за этим мостиком в течение многих лет, как мы, вы могли бы много узнать о посетителях, которые по нему проходили. Занятые прагматики преодолевали этот отрезок быстро, не задумываясь ни на секунду. Настроенные более экзистенциально, дойдя до середины, останавливались и на секунду заглядывали через перила, представляя, каково это – шагнуть отсюда и разбиться насмерть о бетонную крышу полуподвала. Каждый раз, когда такой читатель останавливался на мостике, у нас перехватывало дыхание, и мы задавались вопросом: чем руководствовался архитектор, проектируя такую опасную стартовую площадку в Публичной библиотеке? Что за глупость! Хранилище, в котором лежат свидетельства смертельных страхов и бессмертных устремлений человечества, должно быть солидным, успокаивающим местом – гармоничным, надежным, симметричным, построенным таким образом, чтобы даже самый тревожный посетитель чувствовал себя в безопасности. Но у архитекторов и градостроителей, озабоченных обустройством собственного бессмертия, другие идеи в голове. Они смотрят на Библиотеку как на устаревший проект, а книги считают просто реквизитом, пестрым набором разномастных предметов, которые портят чистые линии их эстетичных чертежей.
Они не дружат с книгами.
Как появилось на свет это архитектурное недоразумение? Пока Бенни заглядывает за перила, наслаждаясь острыми ощущениями, которые доставляет большая высота, позвольте нам все объяснить. Мы, книги, обожаем углубляться в предысторию, а Бенни не против. Он никуда не торопится. В конце концов, у него сейчас каникулы.
В 2005 году Библиотечный совет проголосовал за строительство нового Главного здания Публичной библиотеки. Был объявлен конкурс проектов, и выиграл его один известный архитектор со своим дьявольским планом, который был назван дальновидным и постмодернистским и который в числе прочего включал в себя снос нашего любимого Старого здания. Планировалось также списать – иногда это ещё называют «прополкой» – множество самых беззащитных книг, и надо ли говорить, в каком мы были ужасе. Многие из нас помнят литературный холокост девяностых годов, когда из Публичной библиотеки Сан-Франциско изъяли четверть миллиона книг, и все они были захоронены в братской могиле на свалке. Один из критиков назвал эту катастрофическую прополку «преступлением против прошлого, совершенным на почве ненависти». Мы боялись, что нас ждет то же самое.
Начался ужасный процесс отбора и упаковки тех из нас, кому не посчастливилось, но в 2008 году, на который был намечен снос, фондовый рынок рухнул, Совет испугался и пошел на попятный, и мы, книги, хором облегченно вздохнули. Может быть, вы слышали этот вздох? Некоторые говорили, что трепетание наших страниц было похоже на шелест крыльев взмывающих в небо ангелов.
Знаменитый архитектор, недовольно ворча, вернулся к своей чертежной доске и придумал «бюджетный» компромисс – проект, в котором классическое Старое здание библиотеки обрамлялось современными корпусами, наподобие огромных кавычек. Когда строительство было завершено, Библиотека стала выглядеть вот так:
“библиотека”
С точки зрения семиотики не самый изящный дизайн. Некоторые даже называли его издевательским. Ну, что тут поделаешь.
Новый архитектурный ансамбль получил название Библиотечной площади, несмотря на свою явно овальную форму[35]. Отдельно стоящие эллиптические стены пронизаны рядами арок – вычурно театральная дань уважения римскому Колизею. На площадке, зажатой внутри этого ограждения, расположено несколько франшиз: кафе, мини-маркет, газетный киоск, «Папайя Джо» и пиццерия «Флайинг Пай»[36]. По периметру стоят металлические стулья и столики летних кафе.
Здесь, на Библиотечной площади, все несет на себе легкий оттенок сюрреализма. Потерянно, как сомнамбулы, бродят читатели и покупатели. Разговаривая с воздухом, ходят взад-вперед офисные работники с сотовыми телефонами. За столиками, прячась от дождя, собираются бездомные. Время замедляется. Воркуют, подбирая крошки, голуби. Звуки эхом отдаются в арках.
Вернемся на Девятый этаж, где Бенни уже отошел от перил жуткого мостика, продолжил путь и добрался до укромного уголка, который заметил с противоположной стороны. Две из трех кабинок были уже заняты. В одной из них, зажав руки между колен и склонившись над книгами, сидел студент, приехавший по обмену с Ближнего Востока. Присмотревшись внимательнее, Бенни увидел, что глаза у парня закрыты, как будто он молится или спит. В другой сидела пожилая женщина, лет пятидесяти-шестидесяти, в очках в черной оправе и с проседью в волосах, и очень быстро печатала что-то на ноутбуке. Судя по внешности, она была, видимо, отчасти азиатского происхождения, как и он сам. Почувствовав его взгляд, она подняла голову и посмотрела на Бенни, а пальцы ее продолжали безостановочно печатать. Бенни быстро прошел в свободную кабинку.