к мало праздничных событий… Но потом она вспомнила «выпускной» и быстро нашла на своем телефоне этот снимок: Бенни стоял на кухне, в академической шапочке с кисточкой, свисающей на один глаз, в руках диплом и плюшевая гончая. Сверху криво свисал выпускной баннер. Сын смотрел куда-то в сторону. Что он чувствовал? Счастливым он точно не выглядел. Как она могла не заметить? Зациклилась на своей идее сделать для него этот день запоминающимся. Дура. Но ведь она сама была в стрессе. Она так устала волноваться. Она просто хотела, чтобы сын был счастлив. Она хотела, чтобы он был счастлив, чтобы она могла перестать волноваться…
Аннабель вытерла слезы и еще раз посмотрела на фотографию. Во всяком случае, узнать можно. Она отправила снимок по электронной почте в полицию, а затем поднялась наверх в комнату Бенни за его телефоном. Может быть, у него есть другие фотографии, селфи или, может быть, даже какие-нибудь снимки друзей. Комната Бенни, как всегда, была оазисом чистоты: кровать аккуратно застелена, на столе порядок. Книги стояли на полке, выстроившись по росту. А рядом – резиновая уточка, лунный глобус и коробка с прахом Кенджи. Кенджи был бы не против оказаться рядом с Луной. Или еще лучше на Луне. Серая Луна, покрытая густой мягкой пылью. Аннабель достала телефон Бенни из рюкзачка, но он был заблокирован, и она не знала пароля. Она села на кровать, посмотрела по сторонам и начала вводить четырехбуквенные слова наугад. Первым ей пришло в голову слово «луна». Не то. Следующими двумя неудачными попытками стали имена астронавтов, не подошло и «пыль». Аннабель особо не надеялась угадать пароль Бенни, шансы были слишком малы, но когда она ввела «джаз», телефон разблокировался. Дрожащими руками она стала прокручивать список его недавних звонков и сообщений. Большинство из них были адресованы ей, но регулярно встречался и еще один номер, принадлежащий кому-то по имени Алеф или какой-то организации под названием «The Aleph». Что такое Алеф? Взяв телефон, она вернулась на свое рабочее место и зашла в поисковик. Оказалось, Алеф – это первая буква семитской письменности, используется в математике для обозначения мощности бесконечных множеств. Произошла от древнеегипетского иероглифа «бык». Ничего не прояснилось. Может быть, Бенни вступил в какую-нибудь секту?
Аннабель была внимательным человеком, к тому же училась на библиотекаря и привыкла обращать внимание на детали, поэтому она повторила поиск, добавив перед словом определенный артикль the. На этот раз вышел список сайтов с информацией о рассказе под названием «The Aleph», написанном в 1945 году аргентинским писателем по имени Хорхе Луис Борхес. Аннабель никогда о нем не слышала, но нашла в сети pdf-файл с этим рассказом и принялась читать.
Рассказ был о человеке, которого тоже звали Борхес, и его не самом приятном друге, напыщенном поэте, который писал эпическую поэму под названием «Земля», в которой он собирался описать стихами всю планету. Однажды этот поэт позвонил Борхесу и сказал, что его дом вот-вот снесут алчные домовладельцы, чтобы построить на этом месте бар. Это катастрофа, в отчаянии говорил поэт. Ему нельзя съезжать из этого дома, потому что у него в подвале под столовой находится «Алеф», который нужен ему, чтобы дописать поэму. Борхес не понял, что такое «Алеф», и поэт объяснил, что это «такая точка в пространстве, которая содержит все точки». Охваченный любопытством, Борхес поехал к нему. Поэт провел его по узкой лестнице в подвал, где велел лечь на постеленный там холщовый мешок. Затем поэт ушел, закрыв за собой люк и оставив Борхеса в полной темноте. Борхес начал беспокоиться. Может быть, поэт сошел с ума и жизнь Борхеса в опасности? Он закрыл глаза, приготовившись к смерти, но когда снова открыл их, то увидел в углу под лестницей светящуюся точку размером с мячик для гольфа.
С этого места Борхесу престало хватать слов: очевидно, он нащупывал способ описать видение, которое выходило за пределы языка. «Алеф» оказался «маленькой радужной сферой почти невыносимой яркости». Казалось, что он вращается, но на самом деле это была «иллюзия, вызванная головокружительными картинами внутри него». Эти чудесные и фантастические видения, которые отображались, преломлялись и кружились внутри загадочного объекта, Борхес затем попытался перечислить: «Внутри него, не уменьшаясь в размерах, содержалось вселенское пространство. Каждая вещь… была бесконечным множеством вещей, потому что я мог отчетливо разглядеть ее из любой точки космоса».
В этом месте Аннабель перестала читать. По описанию это напоминало «кислотный трип»[54]. Может быть, «Алеф» – название какого-то нового наркотика? Может, Бенни уже втянулся? Она не понимала, как точка в пространстве может содержать все точки, и не понимала, какое это имеет отношение к Бенни. Она снова разблокировала его телефон и набрала номер этого Алефа.
Алеф была в ярости.
– Какого хрена ты делал в Переплетной?
Они снова были в служебном туалете. Бенни сидел на унитазе, а Алеф стояла возле него на коленях и пыталась залепить рану у него на руке лентами тканевого клея, которые Максон нашел в аптечке первой помощи, но рана была сложной. Лезвие рассекло перепонку между большим и указательным пальцами, и ленты не прилипали. Она отбросила волосы с глаз.
– Это, конечно, Славой тебя туда отправил. – Это был не вопрос. Алеф говорила о Би-мене, словно его рядом не было, хотя он, поднявшись с инвалидного кресла, стоял в дверном проеме, выглядывая из-за плеча Максона.
– Я хотел написать рассказ, – сказал Бенни. – У нас кончилась бумага.
– Он должен был сам пойти.
Бенни поморщился, когда Алеф, зажав рану, еще раз попыталась ее заклеить.
– Он не мог. Он сказал, что Переплетная слишком сильна.
– Это еще почему? – спросил Максон. Его ладони лежали на плечах Алеф, нежно массируя их, чтобы помочь ей расслабиться. Бенни очень не понравилось, как он к ней прикасался.
– Потому что он поэт.
Алеф фыркнула.
– Он просто разыгрывал тебя, Бенни. Хотел напугать, чтобы у тебя ноги отнялись от страха. Да, Славой? – повысив голос, бросила она через плечо.
Старик опустился обратно в свое инвалидное кресло.
– Я меньше всех на свете склонен отнимать у людей ноги.
– Ладно, ладно, – сказала Алеф. – Я неправильно выразилась, но все равно это было очень глупо.
Она и Максон вернулись в Библиотеку с полным рюкзаком еды, добытой ими в мусорных контейнерах, и увидели кровь на полу в зале обработки книг. След из красных капель привел их в служебный туалет, где они обнаружили Би-мена, который поил Бенни водкой, чтобы притупить боль, а сам пытался перевязать ему руку. Алеф вышибла его из туалета, вылила водку в раковину и заняла его место. Наконец, удовлетворившись тем, как легли ленты, она взяла бинт и начала перевязывать руку Бенни.
– Я не могу пошевелить большим пальцем, – пожаловался Бенни.
– Это не удивительно. Удивительно, что у тебя еще есть большой палец. Ты резанул прямо по сухожилию. Чем это ты так?
– Старина Квинтилио Ваджелли, – ответил за Бенни Славой. – Большая картонорезательная машина с адамантиновым лезвием.
– Капец, трудно будет залечить. Потом, видимо, нужно будет зашить, но пока этого достаточно. Как голова?
– Болит.
– На, прими адвил. Как ребра?
Бенни обхватил себя руками.
– Тоже болят.
Алеф нашла на кухне старое кухонное полотенце, разорвала его пополам и обвязала вокруг шеи и руки Бенни, чтобы получилась перевязь. Закончив, она встала и потянулась. Максон обнял ее за плечи, и они вместе оценивающе посмотрели на Бенни. На голове у него была марлевая повязка, рука забинтована и на перевязи.
– Ну и паршивый у тебя вид, чувак, – сказал Максон.
– Спасибо, – ответил Бенни.
– Вы думаете, он плохо выглядит? – сказал Славой. – Видели бы вы Переплетную…
Тут у Бенни закружилась голова. Он закрыл глаза. Воспоминания о посетивших его видениях встали перед ним как призраки. Он вспомнил тот странный голос и вздрогнул.
– …как на месте преступления, – продолжал говорить Бутылочник. – Кровь по всей красивой белой бумаге…
Его слова то появлялись, то исчезали. Бенни почувствовал легкую руку Алеф у себя на голове.
– Эй, как ты там?
Он с трудом сглотнул и сделал глубокий вдох.
– …вызвал ребят из Любляны, чтобы навести порядок…
Бенни, сложившись пополам, ткнулся лбом в колени. Алеф, наклонившись, положила ему ладонь на затылок.
– Бенни? – Она была так близко, что ее дыхание щекотало ему ухо. – Что с тобой?
– Я кое-что видел, – прошептал он, чтобы Максон не услышал.
– Что ты видел?
– Обычно я ничего такого не вижу, но на этот раз я видел. Слова, плавающие в воздухе. Потом этот голос…
Бенни поднял голову. Ее прекрасное лицо было всего в нескольких дюймах. Он хотел сказать ей. Хотел, чтобы она знала. Он пытался держать свое сознание открытым, но тот слабый, полный надежды голос, который он слышал в Переплетной, куда-то исчез, оставив в его душе ощущение пустоты, словно он утратил что-то очень ценное.
– Ничего, – сказал он, снова опуская голову. – Ничего особенного, – повторил он и с удивлением обнаружил, что плачет.
– Надо бы отвести его домой, – услышал он голос Алеф.
В этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Она вытащила его из кармана и ответила:
– Йоу.
– Ой! – сказала Аннабель, удивившись тому, что кто-то ответил ей в столь поздний час. Голос в трубке показался ей молодым, женским и знакомым.
– Надеюсь, я вас не разбудила. Я ищу… Это Алеф?
На другом конце молчали.
– Я не знаю, правильно ли я это произношу. Эльф? Алиф? Айлиф?
– А кто это спрашивает?
– Вы меня, наверное, не знаете, меня зовут Аннабель Оу. Я мама Бенни Оу. Я нашла ваш номер на его сотовом телефоне. Я не хотела вас беспокоить, но Бенни пропал, и я позвонила… чтобы спросить… Вы его не видели?
Аннабель закрыла глаза. В трубке слышался какой-то шорох, похожий на возню мелких животных. Не слишком ли она была агрессивна? Веб-сайт для родителей сбежавших детей предупреждал, что при общении с друзьями ребенка следует удерживаться от проявлений гнева или авторитарности. Опасаясь, что девушка может повесить трубку, она добавила: