.
– Пап?
– Да, Бенни?
– Слушай, я прочитал на одном веб-сайте, что «Затерянных в космосе» начали снимать в 1965 году.
– Серьезно?
– Ну, так написано на веб-сайте. Их показывали по телевизору с 1965 по 1968 год.
– Ладно. Верю.
– Но этот фильм вроде как о будущем, так ведь? Там у них 1997 год, и на Земле как будто стало слишком много людей, поэтому Робинсоны улетели на Первой космической станции.
– Да. Чтобы найти какую-нибудь новую планету, пригодную для жизни.
– Я знаю. Но что-то не сходится. 1997 год – это не будущее. Это прошлое. В 1997 году я еще даже не родился…
– Для людей, живших в 1965 году, это было будущее.
– Я знаю! – досадливо сказал Бенни. – Я так и сказал! Но если тогда 1997 год был будущим, то сейчас еще дальшее будущее, верно? Сейчас ведь уже 2009 год!
Кенджи сделал еще глоток пива.
– Так в чем твой вопрос, Бенни?
– Если сейчас – это будущее, то почему у нас нет космических полетов? То есть почему ракеты с астронавтами на борту не летают к другим планетам?
– Хм, – сказал Кенджи. – Хороший вопрос.
– Ведь раньше мы хотя бы летали на Луну, правда?
– Правда.
– Так что произошло? Почему лунных миссий больше нет?
– Может быть, время повернуло вспять?
– Глупость какая, – закатил глаза Бенни.
– А может быть, летать на Луну больше нет смысла? Полет на Луну стоит кучу денег, а результат… ноль. На Луне ничего нет. Там нечего брать. Нечего продавать. Нечего убить и съесть. На Луне все и так мертво, а если там нельзя заработать большие деньги, то какой смысл туда лететь? Лучше устраивать войны и убивать друг друга здесь, на Земле. – Кенджи изобразил руками, будто держит автомат и поливает гостиную патронами. – «Дакка-дакка-дакка-дакка…»
Бенни поглубже зарылся в подушки и стал грызть костяшки пальцев.
– Это же глупо.
– Да. – Отец перестал «стрелять», обнял его за плечи и прижал к себе. – Убивать друг друга глупо. Лучше оставаться живыми.
Мальчик устроился поуютней в объятиях отца и стал играть с его пальцами. Они пахли сладким дымом косяка, который Кенджи недавно выкурил.
– Пап!
– Да, Бенни?
– Когда астронавты ходили по Луне, ты уже был на свете?
– Конечно! Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Мне было шесть лет.
– Мне уже семь!
– Ну, хорошо, а мне было шесть. Это был 1969 год, и я был очень маленьким и очень переживал, потому что у нас в Японии есть сказка о кролике, который живет на Луне, и я боялся, что большой американский астронавт причинит вред лунному кролику. А мне все говорили: не волнуйся! Американский астронавт – очень добрый человек. Он не обидит лунного кролика! Но я все равно беспокоился.
– Но все прошло нормально, да?
– Все прошло нормально. Мы смотрели старый черно-белый телевизор, потому что тогда у нас не было Интернета. И мы видели, как первый астронавт, мистер Нил Армстронг, спускается по лестнице на Луну и произносит свои знаменитые слова: «Один маленький шаг для одного человека, один большой прыжок для всех остальных», – что-то в этом роде. Знаешь эти слова? Они очень известные. И тогда я тоже решил стать астронавтом.
– Правда?
– Это была моя мечта – полететь на Луну, – кивнул Кенджи. – Чтобы прогуляться по Луне.
– Почему же ты не полетел? Астронавты уже тогда это умели…
– У нас в Японии еще не было астронавтов. Поэтому я стал играть на кларнете и отказался от своей мечты полететь в космос.
– Из-за кларнета?
– Из-за музыки. – Кенджи закрыл глаза и откинул голову на подушки. Бенни ждал, глядя, как на лице отца играет слабая улыбка, как будто он слушает что-то приятное и далекое. Иногда Кенджи так и засыпал, и Бенни приходилось толкать его локтем и говорить: «Земля – Папе. Заходите на посадку. Земля – Папе. Вы меня слышите?» – чтобы вернуть его обратно. Но сегодня в этом не возникло необходимости, потому что Кенджи вздохнул и снова заговорил: – Музыка похожа на космос, Бенни. Не нужно никуда лететь. Здесь и так все прекрасно.
Но Бенни это не убедило. Он нахмурился.
– В школе есть один мальчик, он говорит, что его отец говорит, что вся прогулка по Луне была фальшивкой.
– Нет. – Кенджи покачал головой и выпрямился. – Этот папа ошибается. Все было по-настоящему.
Он подвинул компьютер к себе на колени, произвел быстрый поиск и нажал кнопку воспроизведения. Это были кадры НАСА с лунной миссии «Аполлон-11». Они увидели призрачную фигуру Армстронга в белом скафандре: он медленно спустился по трапу лунного посадочного модуля, а затем ступил на поверхность Луны.
– Все какое-то расплывчатое, – пожаловался Бенни. – Не похоже на настоящее.
– Ш-ш-ш. Слушай.
Среди звуковых сигналов и помех они с трудом расслышали слова: «Один маленький шаг для человека, один гигантский скачок для человечества».
– Смотри! – сказал Кенджи. Они наблюдали, как Армстронг медленно отходит от посадочного модуля, докладывая о состоянии стоек, о мелкой пыли под его ботинками, о первых человеческих следах на поверхности Луны, а затем спустился Олдрин. Они установили камеры, памятную доску и американский флаг. Постепенно они научились владеть телом на Луне, ходить, поворачиваться, держать равновесие и наклоняться, и вскоре они уже прыгали по пыльной поверхности, притяжения лунной гравитации было достаточно, чтобы удерживать их в вертикальном положении и не дать им уплыть.
– Ладно, довольно круто, – неохотно сказал Бенни. – Хотел бы я стать астронавтом. Я хочу прогуляться по Луне.
– Я тоже, Бенни. Я тоже.
Я это помню! Через пару дней папа принес большую картонную коробку; я открыл ее, а там – лунный глобус. Я был в восторге. Моя собственная луна! Он сказал, что купил ее в антикварном магазине, а мама разозлилась на него и сказала, что я еще маленький, и маленьким детям нельзя покупать дорогой антиквариат, потому что они не умеют ценить такие вещи, а мы не можем себе этого позволить. Я помню, как меня убила эта ссора, потому что глобус мне сразу же понравился, и я не хотел, чтобы мама заставляла меня отдавать его обратно. Но в конце концов она не стала этого делать. А потом папа купил мне «Светящиеся во Тьме Чудо-Звезды» и повесил их у меня на потолке над кроватью в виде специального созвездия «Веселые Оу», которое он сам придумал. А к тому времени и мама перестала злиться, так что в ту ночь мы выключили свет и завалились на мою кровать втроем и лежали, глядя на наше светящееся в темноте созвездие.
Иногда мы сидели на моей кровати с лунным глобусом и читали названия кратеров, выбирая тот, куда мы хотели бы прилуниться. Мама всегда выбирала Залив Росы или Залив Радуги, а папе нравилось Озеро Грез. Я всегда выбирал Море Паров, которое находилось рядом с Заливом Зноя, потому что мне нравилось, как звучат эти слова, особенно после того, как я посмотрел и узнал их значение. Никто из нас не выбирал Море Спокойствия или Океан Бурь, потому что там уже высаживались другие астронавты. И никто, кроме папы, не отправлялся на обратную сторону Луны, по крайней мере, нарочно. Но иногда мы играли: крутили глобус и по очереди, закрыв глаза, опускали на его поверхность палец, чтобы вращение прекратилось, и где остановился твой палец, туда, значит, ты и попал, и ты должен был придумать историю об этом. Это была хорошая игра, но потом мама три раза подряд попала в Море Кризисов, а папа все время прилунялся в таких местах, как Болото Эпидемий и Озеро Смерти. Он смеялся, но маму это напугало, и мы перестали играть.
Но перед этим, помнится, мама как-то раз попала в Море Изобилия и придумала историю о женщине-астронавте, которая прилунилась там, а затем вернулась на Землю и начала рожать детей. Все они были белыми мальчиками, и она дала им имена в честь малых лунных кратеров: Коперник, Клавий, Шиккард, Гумбольдт, Белькович и Аль-Хорезми, и нам пришлось запоминать имена и учиться их произносить. Я сейчас уже не помню всех, но их было намного больше, как минимум двадцать белых сыновей, и все они оказались крошечными астронавтами, и матери приходилось присматривать за ними, потому что земная гравитация плохо их держала и они все время улетали. Если они взлетали в доме, это еще было не страшно, потому что они просто стукались головой о потолок и начинали плакать, тогда мама забиралась на стремянку, хватала сына за ногу и опускала вниз. А вот на улице было сложнее: когда они выходили погулять, ей приходилось привязывать их веревкой за ногу. И когда она шла по тротуару со всеми этими маленькими мальчиками на веревочках, подпрыгивающими, как большая связка бледных гелиевых шаров, все люди на них таращились.
Это была действительно превосходная история, и мама несколько недель добавляла в нее новые подробности. Я не помню, где был отец в этой истории. Наверное, вообще не было никакого отца. Видимо, женщина-астронавт была матерью-одиночкой, а сыновья стали рождаться из-за ее приземления в Море Изобилия, и весь смысл этой истории был в том, что им с самого начала не нужен был отец. У нее и ее белых сыновей было много интересных приключений, но потом сыновья начали расти, и чем больше они становились, тем труднее было маме удерживать их на земле, и у них начались проблемы в школе и все такое. В конце концов все стало настолько плохо, что им пришлось собраться на семейный совет, и сыновья сказали маме, что им нужно вернуться на Луну. По их словам, это было важно для их самооценки. Им нужно было вернуться, чтобы найти каждому свой кратер, чтобы они знали, кто они такие. Услышав это, леди-астронавт была очень опечалена, но поняла, что должна отпустить их, чтобы у ее сыновей была здоровая личность и высокая самооценка, хоть она и знала, что ей будет без них очень одиноко. Белые сыновья предложили взять ее с собой обратно на Луну, но она отказалась, потому что она была землянином и одного полета на Луну ей было достаточно. Итак, однажды она вывела всех сыновей на улицу на веревочках, взяла маленькие ножницы для вышивания и перерезала веревочки, и сыновья один за другим уплыли в ярко-голубое небо, махая ей руками на прощание. Они становились все меньше и меньше, бледнее и бледнее, они обещали вернуться на Землю, но так и не вернулись.