Бенни смотрел, как движется ее изящный подбородок, как красивое горло совершает глотательные движения. К ее нижней губе прилипла крошка тортильи. Бенни захотелось ее снять. Желательно – губами, а потом съесть. Это было бы восхитительно.
Видимо, Алеф почувствовала его взгляд.
– Ешь, – сказала она. Его сэндвич был с авокадо, салатом и сыром.
Только когда он откусил кусочек, она заговорила.
– Я была на реабилитации, – сообщила она. – Случилось кое-что дерьмовое, и я опять оказалась в больнице.
Она не стала вдаваться в подробности. Алеф никогда не рассказывала о своем диагнозе, а Бенни никогда не рассказывал ей о своем. Они не обсуждали эту тему.
– Хреново, – сказал он.
– Хреново, – повторил Бутылочник. – Она попросила меня позаботиться о ВАЗ. Они сидели в клетке на заброшенной фабрике, но это же не очень приятно – видеть животных в клетках, понимаешь? Так что однажды ночью я их выпустил. Я попытался взять их в руки, а они меня укусили, а потом… – Он хлопнул в ладоши, словно выстрелил, а потом обхватил себя руками. – Я просто хотел подержать их.
– Они убежали?
– Да. – Славой сжал руку в кулак и ударил по пустому месту на кресле, где должна была находиться его нога. – И я не смог их догнать.
– Они все еще на фабрике?
– Нет, – сказала Алеф. – На фабрике завелись крысы, и управляющая компания вызвала дезинсектора. Он разложил яд. Мы это знали. Именно поэтому ВАЗ должны были остаться в клетке.
– ВАЗ отравились?
Алеф кивнула.
– Они ненавидели крыс. Они бы не хотели умереть, как один из них.
– Дезинсектор тоже мой соотечественник, – пробормотал Бутылочник. – Он нашел ВАЗ и вернул их мне. ВАЗ были мертвы. Мой друг ужасно переживал. Он плакал.
– Он хороший парень, – сказала Алеф, доедая остатки своего сэндвича. – Он одолжил нам свой грузовик, чтобы мы могли привезти их сюда на похороны.
Она скомкала фольгу и засунула ее обратно в пластиковый пакет, затем принялась копаться в своем рюкзаке.
– Не знаю, почему мне кажется, что это так важно. ВАЗ были ручным хорьком, но в них оставалась какая-то дикость. Мне хотелось почтить это.
Бенни кивнул. Ему никогда не нравилось это животное. Он всегда чувствовал, что хорек относится к нему неприязненно, но готов был попытаться погоревать вместе с Алеф. Но пока что он радовался, видя, как она достает и начинает разворачивать еще один сверток из фольги, потому что он еще не наелся.
– Вот почему я назвала их ВАЗ, – сказала она. – Я читала о диком состоянии и временных автономных зонах, и имя как-то прижилось. А теперь, когда они мертвы, мне хочется вернуть их в дикую природу. По-моему, они заслуживают более постоянной автономной зоны где-нибудь на вершине горы.
– Тогда, может быть, переименовать их, – подумав, сказал Бенни. – В ПАЗ?
Алеф грустно улыбнулась.
– Неплохая мысль, но постоянства в них не было. Его ни в ком нет. – Она посмотрела на Бенни, и глаза ее заблестели. – Я знаю, что ты тоже их любил.
Бенни кивнул, хоть это было неправдой.
– Вот поэтому я тебя и позвала, – сказала Алеф, протягивая ему сверток.
Бенни принял его, думая, что это добавка. Но вместо сэндвича он увидел длинное окоченевшее тело хорька, лежавшее на спине в гробу из фольги. Шерсть зверька была спутанной и грязной, один глаз открыт. Этот мутный глаз смотрел на Бенни с обидой.
– Они бы хотели, чтобы ты присутствовал, – сказала Алеф. – Я тоже хотела, чтобы ты был рядом.
Она хотела, чтобы он был рядом! Бенни услышал, как она произнесла эти, такие важные для него слова, и ему захотелось сказать ей в ответ что-нибудь умное, глубокое и значимое. Он посмотрел на сверток. Маленькие ручки и ножки хорька были плотно сжаты, а заостренный носик высох, сморщился и еще больше заострился. Тельце было удивительно легким, даже легче, чем сэндвич, который Бенни только что съел.
– Я думал, это сэндвич, – произнес он.
«Ну ты выдал! Да что ж ты за тупень?»
Алеф грустно улыбнулась.
– Дезинсектор держал их замороженными, пока меня не выпустили.
– Что ты собираешься с ними делать?
«Боже, сколько еще глупых вопросов ты можешь задать, тупой ублюдок?»
– Я хотела устроить погребальный костер и кремировать их, но разжигать костры все еще нельзя, поэтому нам придется их просто похоронить.
– Так лучше, – сказал Бенни.
«О-о, послушайте эксперта!»
– Пожалуй, да, – кивнула Алеф. – Так они вернутся в землю, и это будет более органично. Но мне бы хотелось, чтобы они стали частью ветра и воздуха.
Бенни посмотрел, как ветер раскачивает верхушки деревьев.
– Я никогда раньше не думал об этом с такой точки зрения.
«А ты вообще о чем-нибудь думаешь?»
– В любом случае, дыма в воздухе и так слишком много. Я не хочу добавлять еще, – сказала она, встала и потянулась. – Ну, что, пошли?
– Что мне с ними делать? – спросил Бенни.
«Может, засунешь этот сэндвич с хорьком себе в задницу, дебилоид?»
– Просто заверни опять, и мы понесем их с собой.
Алеф посмотрела на Бутылочника, который спал в своем кресле, свесив голову вперед, как тяжелый мешок с песком.
– Придется идти без него.
Аннабель вытащила еще два мешка на тротуар и водрузила их поверх кучи у обочины. С обычным мусором с переднего крыльца было покончено. Оставались вещи с заднего крыльца и дворика, а потом вся эта макулатура в доме. Она достала из кармана ингалятор и вдохнула лекарство. Болело бедро. Надо все-таки почаще выходить на улицу, больше двигаться. Может быть, потом, когда воздух станет почище. Скоро начнутся дожди и вымоют остатки дыма с неба. Аннабель с нетерпением ждала зимы, долгих серых дней и мягкой, влажной прохлады, когда так хорошо сидеть дома, в тепле и уюте. Она посмотрела на часы. Вечером должен заявиться Негодный с инспекцией, а сделать нужно еще много. Бенни обещал помочь после школы, но и самой не стоит отвлекаться.
С линии электропередачи над головой каркнула ворона. Аннабель посмотрела вверх. Птица наблюдала за ней своим черным глазом-бусинкой.
– Хорошо, хорошо, – сказала Аннабель. – Какой нетерпеливый!
Прихрамывая, она пошла к кормушке на заднем дворе. Ворона последовала за ней, сзывая своих товарищей. Они появлялись один за другим, перелетая с крыши на крышу, с ветки на ветку, вихрем гладких черных крыльев приземлялись на забор, отделявший двор от переулка. Оттуда они наблюдали, как Аннабель поднимается по провисшим ступенькам крыльца на кухню. Они ждали, склонив головы набок. Когда она снова вышла во двор с юэбином в руке, один из самых крупных и смелых пернатых подростков подлетел к перилам крыльца и бочком взобрался на кормушку.
– Ты становишься ужасно нахальным, – сказала ему Аннабель. – Думаешь, тебе это сойдет с рук? Разве твоя мама не учила тебя хорошим манерам?
Молодой ворон подпрыгнул на месте, взъерошил перья и сказал: «Кар!» Аннабель рассмеялась. Она уже видела, как эта молодая птица уносит в клюве целый пряник, поэтому разломила юэбин на кусочки и протянула один из них своему любимцу.
– Вот, на. Хочешь?
Смелый юнец склонил голову набок, его черные глаза-бусинки перебегали с пряника на лицо Аннабель и обратно. Она пыталась приучить его брать еду из рук, хотя знала, что этого делать не нужно. Аннабель отслеживала новости для Службы парков, поэтому знала, что диким животным вредно привыкать к людям, но эта птица была такой милой и к тому же умной.
– Смелей, – сказала она. – Я тебя не обижу.
Ворон придвинулся немного ближе и вытянул шею, хлопая крыльями, чтобы удержать равновесие на перилах. Птица тянулась длинным острым клювом все ближе к руке Аннабель, но в последнюю минуту отпрянула и отскочила прочь.
– Не такой уж ты и храбрый, оказывается? – Аннабель бросила кусок пряника в кормушку и следом за ним и остальные. – Обязательно поделись с братьями и сестрами.
Она отступила, и тут же ее любимец подскочил к еде, схватил самый большой кусок пряника и улетел, а за ним последовали остальные, пикируя группами по две-три вороны. В течение тех долгих месяцев, что прошли после смерти Кенджи, Аннабель иногда забывала покормить птиц, и тогда вороны начинали жаловаться, каркать за окном. Кого-то этот шум, может быть, и раздражал, но только не Аннабель. Вороны приветствовали ее карканьем и хлопаньем крыльев. Они изучили ее, знали ее привычки. Можно даже сказать, что вороны по-своему любили ее – во всяком случае, ей так казалось, – и она была им благодарна.
Накормив птиц, Аннабель осмотрела задний двор. Кое-какого прогресса ей удалось добиться, но хлама оставалось еще очень много, а складывать вещи на тротуаре, не рискуя нарваться на штраф, она уже больше не могла. Надо было начать несколько недель назад. Что ж, деваться некуда. Придется воспользоваться мусорным баком Благотворительного магазина – может, никто не увидит. Аннабель вынесла за ворота пару больших мешков и, убедившись, что в переулке никого нет, подтащила их к мусорному контейнеру и закинула туда. На тротуаре валялось несколько детских вещей: автокресло, детская коляска – и она задержалась, рассматривая их. Где-то в доме была коляска Бенни, но с тех пор, как Аннабель видела ее в последний раз, прошло уже много лет. Может, она в чулане в прихожей? Она смутно припоминала, что когда-то ее там видела, но в этот шкаф она уже давно не заглядывала. Что ж, пожалуй, пора избавиться от нее. Мне уже не до сантиментов, думала Аннабель, направляясь обратно к дому. Нужно двигаться дальше.
Бутылочник все еще спал в обнимку со своим кейсом. Они оставили ему пакет орешков и бутылку воды, а к груди прикололи записку – так, чтобы он обязательно увидел ее, когда проснется. «Мы пошли на вершину, – говорилось в записке. – Напиши, если мы тебе понадобимся. Не трогай тормоз!»
Алеф и Бенни перелезли через бурелом, и чем выше они взбирались по покрытому осыпями склону, тем реже становился лес и тем больше становилось голубое небо: начав расширяться над головой, оно затем простерлось во все стороны, как большая круглая чаша, и когда они выбрались на скалистую вершину, небо настолько разрослось, что часть его даже оказалась внизу. Раньше Бенни не доводилось бывать выше неба, и от открывшегося вида у него закружилась голова. Он увидел горные хребты, волнами уходящие к морю. Кое-где виднелись сухие, мертвые прямоугольники просек и почерневшие полосы гари, но в основном склоны г