На рассвете она задремала. Следующее утро она начала в «ЦУПе». Быстрый поиск по хэштэгам #crows, #suddendeath, #avianflu[70] в Твиттере ничего не дал. Вздохнув с облегчением, она вошла в свой рабочий аккаунт и просмотрела первую порцию новостей. Так много всего произошло в мире, пока она выздоравливала. До выборов оставалось всего несколько дней, и причудливые перипетии президентской гонки оказывали огромное влияние на местные кампании, за которыми она наблюдала. Расовая напряженность нарастала, митинги превращались в беспорядки, а лесные пожары на побережье продолжались. Но у нее не хватит времени прочитать все пропущенные новости. Аннабель смотрела на красивые, суровые лица ведущих, пока они наполняли пространство словами. Было трудно сосредоточиться. Может быть, это из-за сотрясения мозга?
Нужно сделать перерыв. Она нашла на кухне черствый «лунный пряник», который упал в корзину для белья, и разломала его на кусочки. Мистер обычно пытался улететь с целым пряником. Маленький жадина. Она вышла на крыльцо, надеясь услышать знакомое карканье, но там было тихо, и ворон не было. Никакого движения ни на деревьях, ни на крышах. Тишина и ни одной вороны.
Из-за угла послышалось какое-то шарканье. Аннабель, прихрамывая, спустилась по ступенькам, костылем отодвинув с дороги перевернутую коляску. Звук доносился от арендованного Негодным мусорного контейнера. Она завернула за угол дома и увидела, что Негодный подметает тротуар старой метлой. На земле лежал большой совок для мусора, а в нем – что-то блестящее и черное. И пернатое. Негодный отложил метлу в сторону и открыл дверцу мусорного контейнера. Она распахнулась, и от протяжного скрежета металла у Аннабель пробежал мороз по коже. Негодный взял совок и высыпал его содержимое в контейнер.
– Эй! – крикнула Аннабель, ковыляя к нему.
Негодный обернулся, дверца мусорного контейнера с лязгом захлопнулась.
– Я предупреждал, – сказал он, загораживая ей дорогу ручкой метлы. – Я говорил вам избавиться от них.
Она протиснулась мимо него и распахнула дверку. Внутри среди мусорных мешков валялись мертвые вороны. Их маленькие аккуратные тела были похожи на пары рук, сложенных вместе в молитве. Перья, когда-то гладкие, покрылись пылью, а мертвые глаза потускнели. Отложив костыль в сторону, Аннабель зашла в контейнер и начала собирать птичьи тела.
– Эй! – воскликнул Негодный. – Что это вы делаете?
Аннабель не ответила. Она расправила переднюю часть толстовки в виде подола и сложила туда мертвых ворон.
– Вы не имеете права этого делать, – сказал он, приближаясь к ней с метлой. Она посмотрела ему в лицо.
– Ты их убил. Но это не значит, что они принадлежат тебе.
Убийца ворон. Убийца ворон.
– Это грязные птицы. Я хочу, чтобы вы перестали их кормить.
– Как ты это сделал?
– Крысиный яд, – сказал он, пожав плечами. – Вы подали мне идею. Я имею в виду, насчёт юэбинов. Сразу слопали!
Он говорил это с гордостью.
– Ты мне отвратителен. Ты ужасный человек. – Аннабель отвернулась и положила последнюю ворону в подол.
– Как вы можете со мной так разговаривать? Я же спас вам жизнь, помните?
– Нет, это сделали они. Они спасли мне жизнь. Они сидели на мне и согревали меня. Как яйцо.
Негодный фыркнул.
– Вы, наверное, шутите. Они собирались вас съесть! Они собирались выклевать вам глаза и сожрать всю по кусочкам. Они просто размягчали ваше тело, ждали, пока вы станете повкуснее.
– Нет, – сказала она, баюкая птиц в руках. – Они были моими друзьями.
Он покачал головой.
– Ох, леди… Знаете, я мог бы выселить вас за укрывательство мертвых ворон, – заговорил он, отступая на свою сторону дома, а когда Аннабель ничего не ответила, добавил: – Вы знаете, что вы чокнутая? Неудивительно, что у вас сын придурочный.
Она почувствовала, как кровь прилила к щекам.
– Как ты смеешь так говорить о моем сыне! Тебе должно быть стыдно за себя, Генри Вонг. Что бы подумала твоя мать?
Его желтоватое лицо омрачилось, словно на него набежала туча, даже родимое пятно потемнело. Негодный шагнул к ней, размахивая шестом от метлы.
– Не смей! – закричал он, срываясь на визг. – Не смей говорить о моей маме!
Нащупав костыль, Аннабель выставила его перед собой, прижимая ворон к животу. Он постоял немного в нерешительности, потом опустил руку, его худые плечи поникли. Казалось, он вот-вот заплачет.
– Генри, что случилось? – спросила она. – С мамой все в порядке? Я думала, она выздоравливает.
Он отвернулся, сжимая обеими руками рукоять метлы. Это была метла его матери. Миссис Вонг почти каждый день подметала ей тротуар.
– Говорят, она подхватила какую-то инфекцию. Говорят, что она не выживет.
– Ой, Генри, прости, какая жалость.
Негодный снова обернулся к ней.
– Да? Вот и покайтесь. Эти вороны наложили на нее проклятие, и она упала со ступенек. Вы тоже упали со ступенек. Думаете, это просто невезение? Ничего подобного! Эти вороны вас прокляли, и они собирались вас съесть. Вы должны мне спасибо сказать за то, что я спас вам жизнь, не дал им вас сожрать.
Аннабель хотела вступить в спор и защитить своих ворон, но остановила себя. Он был зол. Он горевал. Горе принимает разные формы и проходит через множество стадий. Она это понимала.
– Генри, я могу что-нибудь для вас сделать?
На миг на угрюмом лице мужчины показался мальчик, которым он когда-то был. Показался и исчез.
– Да, – сказал Негодный, прищурившись и кивая головой в сторону ее двора. – Вы можете убрать все свое дерьмо сейчас, чтобы мне не пришлось делать это потом, после того, как я вас выселю.
– Не думаю, что укрывательство мертвых ворон является причиной для выселения, Генри.
– Это, может быть, и нет. А свалка на участке – да. Сейчас этим занимается мой адвокат. Эту развалюху я отремонтирую и продам, и я не хочу, чтобы цена дома снизилась из-за вашего дерьма. Я давал вам шанс, леди. Вы не прошли проверку. Собирайте вещи.
– Так много печальных историй. Как у этой бедной женщины. – Айкон повернула ноутбук так, чтобы Кими могла видеть экран. – У нее муж погиб в автомобильной катастрофе, а сын получил психическую травму и начал слышать голоса. Она прислала семейную фотографию.
Они сидели за низеньким письменным столом в кабинете настоятельницы. В крошечном садике за верандой накрапывал мелкий дождь, и листья клена отливали пурпуром. Они пили чай, и Айкон дала Кими чашку, из которой обычно пила сама. Это была старинная чашка, которая когда-то была разбита и тщательно скреплена золотом. На ней красивым каллиграфическим почерком было написано стихотворение, а в изящные китайские иероглифы вплеталась тонкая и извилистая золотая нить, проходившая по месту былой трещины. Кими знала, что это любимая чашка Айкон, и была польщена. Она любила эти минуты, проведенные с наставницей: тихие, драгоценные, хотя вроде бы ничего особенного.
– Не удивительно, что у Сенджу Каннон взорвалась голова, – сказала Айкон. – Так много страданий…
Кими сделала глоток чая и посмотрела на фотографию семьи на пляже.
– Симпатичный мальчик, – проговорила она. – Интересно, что он слышит…
– Этого мать не написала. Только то, что он слышит, как с ним разговаривают вещи, например его кроссовки.
В Японии вещи часто разговаривают, вернее, поселившиеся в них духи. Фонари, зонтики, чайники, зеркала, часы. Обувь тоже может заговорить, но обычно это японская обувь, типа соломенных сандалий.
– Может быть, его обувь – цукумогами?[71] – неуверенно предположила Кими.
– Бывают ли в Америке цукумогами? – Лицо Айкон выразило сомнение. – Я никогда не слышала о спортивной обуви с беспокойным духом, а ты?
– Нет, – сказала Кими.
– Ну, неважно, – произнесла Айкон, разворачивая ноутбук обратно. – Она пишет, что состояние сына ухудшается, а домовладелец собирается их выселить, потому что она неряшливая. Ужасная ситуация, тебе не кажется?
– Да, это так. – Кими еще немного помедлила. – Может быть, есть какой-нибудь способ им помочь?
– А что мы можем сделать? – Вопрос наставницы звучал, как на экзамене.
– Помолиться за них?
– Мы уже молились, – напомнила Айкон. – Так что еще раз помолимся. Мать зовут Аннабель, а ее сына зовут Бенни. Пожалуйста, внеси их в список молитвы о благополучии на этой неделе.
Кими почувствовала, что дала неправильный ответ. Она повторила имена вслух, а затем записала их в маленькую записную книжку, которую носила с собой. Она чувствовала на себе взгляд наставницы.
– У тебя очень хорошее английское произношение, – сказала Айкон.
Кими покраснела. В старших классах она училась за границей, в Америке, а затем специализировалась на английской литературе в университете.
– Нет, – сказала она. – Над ним нужно еще много работать…
– Но ты ведь умеешь читать и писать?
Кими кивнула.
– К тому же ты трудяга. Педантичная. Как думаешь, ты перфекционистка? Есть в тебе сильная потребность доводить начатое дело до конца?
Кими снова кивнула, на этот раз несколько более уверенно.
– Отлично! – сказала Айкон, взяла чайник и еще раз наполнила чашку Кими. – У меня как раз есть для тебя работа. Мне хочется, чтобы ты занялась письмами зарубежных читателей и аккаунтами в социальных сетях, а потом предлагаю поехать в качестве моего помощника и переводчика в книжный тур по США. Что ты об этом думаешь?
Кими поставила чашку и поклонилась.
– Для меня это большая честь, но я не смогу выполнить эту работу…
– Конечно, – кивнула Айкон. – Эта работа невыполнима. У тебя не будет времени быть педантичной. Вот почему она идеально тебе подходит. Ты никогда не закончишь. Жизнь будет продолжаться. Ты излечишься от своего перфекционизма в мгновение ока!
Кими показалось, что она услышала нотку смеха в твердом голосе наставницы.