– Привет. Вот ты и пришел. Давно не виделись, – сказала она, изучающе глядя на твое опухшее лицо и покрасневшие глаза, потом пожала плечами и, застегнув молнию на рюкзачке, накинула его лямки на свои худые плечи, но, проходя мимо тебя, задержалась. – Собираешься тут ночевать?
Ты продолжал молчать, хрипло дыша и глядя в пол, готовый в любую секунду убежать.
– Твоя мама знает, что ты здесь? – продолжала она, а затем, не дожидаясь твоего ответа, обращаясь уже больше к самой себе: – Нет, полагаю, не знает. Бедняжка. Она будет волноваться… – Она рассматривала тебя еще несколько мгновений, а потом похлопала по руке. – Что ж, до встречи. Ты, наверное, знаешь, что внизу, в бытовке рядом с Переплетной, есть чем перекусить. Я так понимаю, ты именно туда направляешься?
Ты не думал идти в Переплетную, но это почему-то имело смысл, и ты кивнул.
– Ну, будь осторожен. Знаешь, в Переплетной всякое может случиться. Можно и в переплет попасть. Не стоит там надолго задерживаться. – Увидев, что на твоем лице промелькнуло беспокойство, она еще раз похлопала тебя по руке и добавила: – Все в порядке. Ты выживешь.
Так себе утешение.
Когда она ушла, ты заполз под стол в своей кабинке и свернулся калачиком, обхватив колени. Твое тело еще дрожало. Ты слышал звуки: шаги и голоса вдали, прерывистое дребезжание тележек и тяжелый гул полотера, который приближался все ближе и ближе. Может, этот уборщик был одним из друзей Бутылочника? Может быть, он был пьян. В том, как он управлял старым аппаратом, было что-то музыкальное, как будто он сам слушал музыку во время работы, медленно и размашисто водя по дуге тяжелыми вращающимися щетками, проходя по каждому дюйму пола. Наверное, вальс. Ты откуда-то знал это, как знал и то, что, когда он наконец доберется до твоего укромного уголка и сунет тупое рыло полотера к тебе под стол, наткнувшись на твое бедро, и наклонится, чтобы увидеть помеху, он не увидит, что это ты свернулся там калачиком, – и не потому, что он был пьян, а потому, что ты был невидим.
По крайней мере, так ты говорил себе, дожидаясь, пока утихнут гул полотера и остальные звуки. Ты ждал последних щелчков, указывающих на то, что последний сотрудник запер двери и покинул здание. Ждал, пока Библиотека погрузится в глубокую, темную тишину дремлющих книг и слов, спрятанных на ночь между их обложками. И когда это произошло, ты выполз из-под стола и спустился в Переплетную.
Кори Джонсон была еще в Библиотеке, когда Аннабель ей позвонила. У Кори никогда не получалось уйти прямо в девять, в час закрытия, а в тот день она задержалась дольше обычного. День выдался ужасный, и она была измотана. Накануне Кори допоздна не спала, наблюдая за результатами выборов и надеясь вопреки всему, но к 3:00 утра результат был ясен, и она отправилась спать. Наутро все пассажиры в автобусе были хмурые, с каменными лицами и поглядывали друг на друга с подозрением. Комната для персонала в Библиотеке напоминала похоронное бюро. Социальная служба библиотеки разослала сотрудникам электронное письмо с предложением психологической помощи всем, кто сильно расстроен.
– Расстроен? – фыркнул ее приятель Хулио, стоя у микроволновки. – Следовало сказать «в ужасе». Это как проснуться и обнаружить себя в романе Филипа К. Дика[74].
Библиотека всегда казалась Кори зеркалом окружающего мира, а в тот день – больше, чем когда-либо. Библиотекари ходили вокруг, как зомби, невыспавшиеся и растерянные, да и посетители нервничали. К полудню в мужских туалетах было зафиксировано два случая передозировки. Дежурные библиотекари сделали виновникам беспокойства инъекции наркана[75] – их обучали этому, хотя никому из них это не нравилось, и на какое-то время все отвлеклись на эти инциденты, но потом снова вспомнили о выборах. Как это произошло? Как такое могло произойти? «Как будто кто-нибудь умер», – думала Кори. Сегодня все хорошо, и ты думаешь о том, чтобы замутить с какой-нибудь милой девчушкой из «Тиндера»[76], а назавтра ты узнаешь, что умерла твоя бабушка, и все летит к чертям, и в твоей жизни появляется большая пустая дыра, где раньше была бабушка Ди. Кори вспомнила тот жуткий страх, который она испытала, когда мать позвонила из больницы, а потом горе во всех его стадиях, и в общем, этот день не так уж сильно отличался. К тому времени, когда Библиотека закрылась, она успела пройти через шок, недоверие, отрицание и гнев и провела несколько часов, изучая канадское гражданство, прежде чем погрузиться в полноценную депрессию. Ко времени закрытия Библиотеки фазы приятия ситуации все еще не было видно.
Когда зазвонил телефон, она была далеко от своего стола, пытаясь утешить Нахид, молодую библиотекаршу из отдела науки: ее родители потребовали, чтобы она вернулась на родину, в Иран. Кори зашла в Мультикультурный уголок собрать вещи и заметила на экране значок сообщения. Она поколебалась, но привычка взяла верх, она прослушала сообщение и тут же пожалела об этом. Звонила мать того странненького мальчика, который когда-то сидел под ее табуреткой. Он уже стал подростком. Милый мальчик. Хотя все такой же странный. Может быть, с отклонениями? Он был явно чем-то напуган, когда она увидела его внизу, в Отделе обработки книг, а позже Джевон нашел его на Пятом этаже, когда он колотил по стене в поисках туалета. Мать тоже была милой, интересной, но какой-то несчастной. Кори было жаль ее, досадно, что ее ребенок пропал, но тот факт, что Аннабель позвонила, чтобы спросить, не прячется ли он в Мультикультурном уголке, вызвал у нее досаду. Конечно, здесь его нет. Кори только что провела обход. Она положила бутылку с водой и ключи в рюкзак и в последний раз осмотрела свой стол. Ее злило, когда кто-нибудь шутил о призраках или когда к ней приходили в поисках пропажи. Она ничего не имела против привидений, особенно мультикультурных, но все-таки это уже не смешно. Это расистская городская легенда. Не сказать, чтобы мать мальчика была расисткой или хотела пошутить, но тем не менее. Кори закинула рюкзак на плечо и пошла к автобусной остановке.
Автобус сперва опоздал, а потом сделал большой крюк, объезжая демонстрации в центре города. Другие пассажиры были раздражены, и она тоже, но когда несколько молодых белых парней начали отпускать ехидные комментарии в адрес демонстрантов, она почувствовала, как ее раздражение переросло в ярость. Кипя от злости, она нажала кнопку и вышла на ближайшей остановке. Еще вчера Кори что-нибудь им сказала бы, но сегодня промолчала, и это ее встревожило. Это что, страх? Она прошла мимо группы людей, направлявшихся в центр города с плакатами. Ей хотелось присоединиться к ним, и еще вчера она бы так и сделала, но вместо этого она пошла домой, приняла душ и сразу легла спать.
Она проснулась посреди ночи и сразу же вспомнила о голосовом сообщении Аннабель. Ее раздражало, когда работа доставала ее дома и не давала спать. Ну, почему она не умеет удерживать границы личного времени? Голос женщины звучал так робко и виновато. У нее пропал сын. Если ей нужна была помощь, почему она просто не попросила об этом?
Но ведь она попросила. Потому и позвонила, а Кори ее проигнорировала. Почему она не перезвонила этой женщине? Почему она ничего не сказала тем белым парням в автобусе? Почему она не присоединилась к протестам? Что с ней не так?
Кори посмотрела на телефон. Начало третьего. Сейчас звонить поздновато. Интересно, вернулся ли мальчик домой. Бедная женщина эта Аннабель. Вычурное имя. А может быть, все еще ждет, не спит. Беспокоится. Не то слово, изводит себя. Может быть, парнишка где-нибудь прячется. Такое случалось, какие-то люди пробирались по ночам в Библиотеку, крали еду из бытовки. А сотрудники валят все на привидений. Кори взяла телефон и позвонила в службу безопасности. Сегодня ночью дежурит Джевон, он сейчас клюет носом перед своей консолью с мониторами.
– Эй, просыпайся. Нужно кое-что сделать. – Не слушая его протесты, она перешла к делу. – Помнишь того парнишку, который пытался пробить стену?
– На Пятом этаже? Конечно. Славный парнишка. Правда, со странностями. И что?
– Я думаю, он сейчас может быть в Библиотеке.
– Это невозможно. Я бы его увидел.
– Его зовут Бенни. Бенни Оу. Не посмотришь в Мульти-культи?
– Знаешь, для этого и существуют камеры слежения.
– Он может прятаться под столом или еще где-нибудь.
– Ну, ладно.
Она услышала скрип его стула: Джевон поднялся на ноги.
– Потом перезвони мне, ладно? А то я уснуть не могу.
Телефон зазвонил, когда она готовила чай.
– Ну, что?
– Ничего.
Кори пошла с чаем в гостиную.
– Слушай, Джевон, не мог бы ты быстренько сгонять на Девятый?
Она видела там пару раз этого паренька, когда подменяла коллег на верхних этажах: он сидел в кабинке за баррикадой из книг и с серьезным видом смотрел в открытую книгу, ссутулившись и покачиваясь взад-вперед. Однажды, когда он отошел, Кори посмотрела, что он читает, и удивилась: там были книги о средневековом вооружении, о немецком кино, о сюрреалистическом искусстве, о Вальтере Беньямине, а еще сборник сказок. Были и другие, но запомнились эти. За соседним столиком сидела еще одна постоянная посетительница, писательница, она подняла взгляд, заметив Кори.
– На прошлой неделе он читал аргентинскую фантастику и про разведение хорьков, – сообщила женщина. – Хорхе Луис Борхес. Можете себе представить? Разве дети читают Борхеса?
Кори отпила чая и обожгла язык: телефон снова зазвонил.
– На Девятом чисто. Что дальше?
– Можешь посмотреть в Переплетной? – попросила Кори, подумав.
Последовала долгая пауза. На заднем плане она слышала слабый глухой звук, похожий на свист ветра над горлышком бутылки.
– Алло, ты слышишь? – спросила она.
– Калипсо сегодня тоже не спится, – ответил он.
Она представила, как он стоит на жутком пешеходном мостике, глядя вниз, на темный полуподвальный этаж.