оялась, что другие дети станут плохо относиться к Бенни. Она обмолвилась об этом Кенджи, но муж просто обнял ее и посмеялся над ее страхами, и действительно, все обошлось. Все было намного проще, когда Кенджи был жив. Все эти тревожные воспоминания содержались в маленьком блестящем диске, который она сейчас держала в руке, и она была счастлива избавиться от них, но, пожалуй, было в ее душе место и для некоторой благодарности. Компакт-диск был ни в чем не виноват.
Аннабель подняла его перед собой. «Спасибо», – сказала она ему и почувствовала, что ее настроение немного улучшилось. Наверное, в методике «Чистой магии» все-таки что-то есть. Может быть, не стоило отдавать Кори эту книжку. Вот в чем оборотная сторона избавления от вещей. Не знаешь, когда они могут снова понадобиться.
– Спасибо, – сказала Айкон, кланяясь и отходя от трибуны в Сент-Луисе. Раздались аплодисменты, перед ней колыхалось море сияющих, полных надежд лиц. Несколько энтузиасток поднялись на ноги. Другие посомневались и тоже встали, чтобы не отставать, и вскоре все аплодировали стоя, как будто это искреннее выражение благодарности могло позже вылиться в более аккуратно сложенные носки и более опрятные ящики. Почувствовав внезапную усталость, Айкон еще раз поклонилась и прижала ладони к сердцу в безмолвной молитве. Пусть все существа будут счастливы.
В гостинице Кими напомнила ей дальнейший график:
– Отсюда мы отправимся в Уичито, это в Канзасе. Там нас встретит съемочная группа. Канзас – это место действия книги «Волшебник из страны Оз», поэтому продюсеры предлагают тему страны Оз для пилотного сюжета. Мы запишем визит на дом и проведем две встречи в книжных магазинах. Затем отправимся на Западное побережье.
Айкон сидела на огромной кровати, которая казалась ей такой же необъятной, как степной пейзаж, над которым они пролетели. Кими примостилась на дальнем конце, она выглядела очень маленькой и усталой. Айкон тоже устала. Она подавила зевок и кивнула.
– И это наша последняя остановка?
– Да. Потом домой.
– Есть, – сказала Айкон, щелкнув каблуками. – В гостях хорошо, а дома лучше.
– Но это, конечно, только первая часть. Через шесть недель нужно будет вернуться, чтобы снять «после».
– Конечно. – Айкон закрыла глаза и глубоко вздохнула. Представив свой разум в виде сжатого кулака, она позволила пальцам расслабиться и разжаться. Она посидела так, наслаждаясь тишиной и пустотой своего разума, а затем в него вернулись мысли. Зачем она согласилась сниматься в этом телевизионном проекте? Что в этом хорошего? Разве это может кому-то помочь? Зачем все это? Она вздохнула и открыла глаза: Кими смотрела на нее.
– Все вроде бы идет хорошо, – произнесла Айкон. – Довольны ли издатели?
– Да, – сказала Кими. – По-моему.
– Хорошо. – Айкон вгляделась в лицо Кими. – А по-моему, ты устала.
Она подумала о своих сегодняшних слушательницах. Все они были хорошими, трудолюбивыми женщинами, и под их улыбающимися лицами тоже скрывалась усталость.
– А, нет. – Кими выпрямила спину. – Я в порядке.
– Ты работаешь в два раза больше меня, – сказал Айкон, что было не совсем так. Очередь за автографами после ее выступления была длинной, женщины сжимали в руках свои экземпляры книги, терпеливо ожидая возможности рассказать Айкон, как Метод чистой магии произвел революцию в их жизни.
– Нет-нет, – запротестовала Кими. – Вы делаете гораздо больше, чем я могла бы сделать за всю жизнь! Вы помогаете стольким людям!
Почему женщины, как бы усердно они ни работали, не могут унять в душе ноющий страх, что сделано недостаточно, что они отстают, что они могут и должны быть лучше? Неудивительно, что они жаждут узнать простые и четкие правила, как следует складывать футболки, растить детей, управлять карьерой, прожить жизнь. Им хочется верить, что есть правильный путь и есть неправильный – ведь так и должно быть! Ведь если есть правильный путь, тогда его можно найти, а если они найдут его и выучат правила, тогда все в их жизни встанет на свои места и они будут счастливы!
Какое заблуждение.
Может быть, «Чистая магия» просто подпитывает это заблуждение? Создает еще один ложный стандарт бессмысленного совершенства? Айкон хотела сказать им: ваша жизнь – это не проект по самосовершенствованию! Вы совершенны, такие, какие вы есть!
– Все, что я делаю – улыбаюсь и говорю что в голову взбредет, а тебе приходится все эти глупости переводить, – улыбнулась она своей помощнице. – Это, должно быть, утомительно.
– Нет, нет! Я так многому учусь у вас! Я так многого не знаю…
Ты совершенна, такая, какая есть. Так сказал однажды ее старый учитель. Он произнес это спокойно, как будто в этом не было ничего особенного, но Айкон слышала, что он говорит совершенно серьезно, и была ошеломлена. Ее учитель, который видит ее насквозь, знает, что она совершенна! Как это замечательно! Эта мысль молнией промелькнула у нее в голове, но учитель продолжил:
И, конечно, кое-что вполне можно улучшить…
Конечно. Это было в равной степени верно. И то, и другое было правдой, и даже почувствовав, что восторг ее лопнул, как детский воздушный шарик, Айкон невольно улыбнулась. Как быстро она смогла надуться! Как быстро сдулась! Это действительно было смешно. И при этом печально, что вторая правда начисто стерла первую, оставив у Айкон лишь ощущение, что ей чего-то недостает. То же самое чувствовали ее слушательницы, и в этом не было их вины. Их приучили верить, что они мало стараются, и они так сосредоточились на самосовершенствовании, что забыли о присущем им совершенстве. Айкон хотела бы сказать им: «Расслабьтесь! Не загоняйте себя! Перестаньте покупать! Давайте просто посидим вместе и какое-то время ничего не будем делать». Но из этого не получилось бы хорошей телепередачи, да и книг на этом не продашь.
– Что-нибудь слышно о нашей подруге, миссис Оу?
– Нет. Я написала ей, но она не ответила.
– Что ж, Кими, отдохни.
Кими встала и направилась к двери, но потом остановилась.
– Есть еще кое-что…
– Так?
– В общем, ничего особенного. Но вам, наверное, нужно это знать. В последнее время нас… немного… критикуют. В Твиттере. За то, что вы сказали о книгах.
– Да? А что я говорила о книгах?
– Что держать нужно только те, которые тебя радуют.
Настоятельница вспомнила книжные полки в своих покоях. Она представила свою драгоценную коллекцию книг, каждую из которых она хотя бы раз в месяц снимала с полки и, стерев с нее пыль, открывала и читала несколько строк, просто чтобы снова услышать их голоса, и чтобы они не чувствовали себя заброшенными. Книги приносили ей такую радость. Чего бы она только не отдала, чтобы снова оказаться там, среди них.
– Все верно, – сказала она. – Разве нет?
– Верно. Но ваши критики говорят, что книги не обязаны радовать людей. Что некоторые книги приносят печаль или смятение, и это тоже нормально.
– Ну, конечно, это так! Я бы согласилась с этим! – Айкон подумала о своих старых изданиях Кафки, Мисимы, Набокова, Абе и Вульф, которые стояли на полке рядом с мастерами Догеном и Мумоном[84].
– Они называют вас книжным нацистом. Сравнивают с Геббельсом, который приказывал людям сжигать книги.
– Понятно, – сказала Айкон и снова закрыла глаза. – И все это происходит в Твиттере?
– Да, – ответила Кими. – Телепродюсеры и книготорговцы забеспокоились. Знаете, это даже стало мемом. «Японские уборщицы против книг».
Если все, что вы считаете своим – ваши вещи, ваша жизнь, – может быть сметено в одно мгновение, вы должны спросить себя: что в этом мире реально?
Кори оторвала взгляд от книги и откусила еще кусочек сэндвича с темпе[85] и авокадо. У нее был перерыв, и она сидела во внешнем крытом дворе Библиотеки. Раньше это было популярное место для ланча, туда приходили многие сотрудники соседних офисов, но в последние годы его оккупировали бездомные. Они приходили сюда ранним утром, когда закрывались ночлежки, ставили свои тележки и сумки на колесиках у столиков кафе и превращали двор Библиотеки в свою временную автономную зону. Кори поддерживала право бездомных собираться вместе и сама по-прежнему обедала здесь, стараясь не обращать внимания на запахи и мусор. Она работала в отделе детской литературы и не так часто общалась с подобными посетителями, как ее коллеги из отделов периодики и художественной литературы. Тем не менее некоторых бездомных она знала в лицо и по имени.
За дальним столиком сидела Дженни, бывшая школьная учительница, с маленькой собачкой по кличке Тинкербелл. Рядом с ней – Гордон, ветеран войны в Ираке с прокуренной бородой и дрожащими руками. По другую сторону стола сидела пучеглазая Мэйзи с широкой эмоциональной улыбкой и коллекцией потрепанных мягких игрушек, которые она любила грызть. Милый, робкий Декстер сидел чуть поодаль, наклонив голову, глядя на мир исподлобья, как будто ожидал удара или пинка. Прямо напротив Кори сидел в своем инвалидном кресле старый поэт-марксист Славой. Он был постоянным читателем Библиотеки и очень умным и образованным человеком, правда, доставлял немало хлопот. Сейчас он разговаривал с девушкой, которая называла себя Алеф, хотя в библиотечной карточке была записана как Алиса (фамилию Кори забыла). Ее имя упоминалось на недавнем собрании персонала, когда сотрудница их социальной службы застукала ее в женском туалете со шприцем. Алеф была бездомной художницей и глинером, в промежутках между периодами принудительного лечения жила на улице, а в ее читательском билете значился адрес местного приюта. В ее кличке-псевдониме был какой-то потаенный смысл. Среди библиотекарей она пользовалась дурной славой из-за несанкционированной инсталляции, которую провела в прошлом году – этакая интеревенционистская акция, состоявшая в прокладывании запутанных тропинок через библиотечные фонды. Она назвала ее «Расходящиеся тропки»