Вон, замыкает ряды. Черноволосый, широкоплечий, в поношенной накидке из облезлого серого меха, верхом на вороной лошади. Это же волчья шкура.
Выражение лица у него было решительным, глаза сияли холодным синим огнем. Он выглядел изумительно и ничем не напоминал чудовище, которое я себе воображала, но в его взгляде сквозило что-то хищное. Когда князь приблизился, я отшатнулась, почувствовав нечто крайне неладное в воздухе рядом с ним. Вцепилась в ствол и перестала дышать, надеясь, что мужчина не поднимет взгляд.
За ним на пятнистой лошади плелась женщина на несколько лет старше меня. Она выехала на поляну, задумчиво созерцая луну. На ней были длинный черный траурный плащ и скромный платок, скрывавший все волосы, кроме двух рыжих кос. Те колыхались от шагов лошади, а зеленые глаза наездницы блестели от слез, струившихся по веснушчатым щекам. Она сияла неземной красотой. Ее окружал ореол дикости.
– Не стоило соглашаться на уговоры отца, – сказала она дрожащим голосом, направляя свою лошадь вслед за Ульрихом. Разгладила плащ на животе. – Нехорошо мне.
– Отец соблюдал предписания врача, – отрезал Ульрих. – Ты слишком подавлена для женщины в твоем положении. Свежий воздух будет на пользу.
Та помолчала. Потом ответила с извиняющимися нотками в голосе:
– Да, брат, конечно.
Ульрих повернулся к сестре. Я не видела его лица, но заговорил он тихо и снисходительно.
– Я понимаю, что ты – рабыня своих женских прихотей, но хоть постарайся не дать им сорвать мою охоту. Все эти дела с Фредерикой меня раздражают. Мне нужно развеяться.
Женщина быстро кивнула, качнув краями платка. Когда она заговорила, голос у нее звенел от напускной веселости:
– Может, мне просто нужно подкрепиться.
Ульрих повернулся к пажу.
– Мальчик, отметь это место. Мы завершим погоню после того, как Урсильда поест.
Паж спрыгнул на землю с флажком.
– Впереди самый южный павильон, – снова обратился князь к сестре с добротой как ни в чем не бывало. Вдалеке, среди деревьев, я разглядела очертания деревянных балок. – Сможешь потерпеть и добраться до него?
Та молча кивнула и последовала за ним.
Они отъехали на такое расстояние, что я больше их не видела, но все еще слышала. Звуки так хорошо разносились по лесу, что я не слезала, пока не начала клевать носом и не испугалась, что упаду. Вокруг еще темно, сказала я себе, когда мужские голоса стали громче. И медленно спустилась вниз, выверяя каждое движение. Но последняя ветка на моем пути с хрустом надломилась.
Мужчины замолчали. Чья-то лошадь беспокойно заржала. Я вздрогнула.
– Ты это слышал?
– Олень?
– Идем со мной. – Голос Ульриха, холодный. – Оба.
Ветки на лесной подстилке затрещали. Шум стал нарастать. Вспыхнул факел. Сердце застучало у меня в ушах.
– Ты же не думаешь, что у Церингена повсюду шпионы?
Церинген? Герцог, подаривший Маттеусу те молельные четки?
– Я же тебе говорил, – зашипел Ульрих на своего человека. – Церинген в ярости с того дня, как король пообещал подарить мне усадьбу Скафхусун.
Хотя говорил он негромко, я расслышала в его голосе удовлетворение и удовольствие, которые ему принесло чужое невезение.
Потом ветка хрустнула совсем рядом.
– Вон из моего леса! – прорычал Ульрих так близко, что я оцепенела, затаив дыхание. – Или я разорву тебя на кусочки.
По спине побежали мурашки. Я рванула прочь, капюшон упал у меня с лица, коса вылетела из-под ворота.
Оглянувшись, я успела заметить их удивленные лица. Никто не ожидал увидеть девчонку.
Глава 11
Я спешила убраться подальше от поляны, ныряя под сучья и огибая древесные стволы. Тонкие ветки бросались мне наперерез, царапая руки и лицо. Позади шуршала листва, потом раздался выкрик Урсильды:
– Рика!
Я не стала возвращаться и выяснять, что это значило.
Деревья скакали вокруг. Я бежала, пока чуть не влетела все в того же ворона на очередной ели. Огромная птица взирала на меня янтарными глазами, горевшими раскаленным стеклом. Потом взмахнула крыльями, привлекая мое внимание, и полетела к цепи валунов, торчавших из земли, будто зубы.
За каменным кольцом скрывалась башня ворожеи. Это наверняка. Чем ближе я подходила, тем заметнее покалывало кожу. Готовясь пройти между двумя валунами, я отчетливо ощутила, что переступаю порог. От одного камня к другому металась могучая сила. Внутри круга иной мир был настолько близок, что я чувствовала его присутствие, пронизывавшее воздух. Одушевленную тень. Дымку, вспомнилось мне, что ослепляет мужчин.
Сквозь деревья было видно, как ворон садится на высокую каменную стену. За ней возвышалась увитая виноградной лозой башня, окутанная серебристыми щупальцами тумана. Древняя на вид, сложенная из бревен и камня, старее самой старины. Громадные валуны фасада, густо поросшие лозой, истерлись и раскрошились от непогоды. Вокруг далекой крыши из вороха веток, перевязанных веревкой, тоже клубился туман.
Ворон внимательно оглядел меня со своего насеста, затем облетел постройку и скрылся из виду. Я пошла за ним, вплотную обогнула стену и направилась к башне; сердце колотилось в горле. Камни холодили мне ладонь, безмолвные под стать окружающей темноте. Минуя деревянный проем ворот, я заглянула в огромный тенистый сад, всматриваясь в сумрачные дебри кустов, плющей и сорняков. В самой глубине ждали весны ряды вспаханной земли. В середине танцевали причудливые каменные фигуры. Кривились голые стебли. Около самой башни стояла огромная купальня для птиц. Впитывая все увиденное, я задрожала от испуга и смутного узнавания; волоски у меня на затылке поднялись дыбом.
Вокруг было слишком тихо, а я все обходила башню, выискивая дверь или окно и проклиная свои шумные шаги. Отверстие, которое наконец нашлось, было узким и высоким, вроде зарешеченного окошка в крепости, сделанного для того, чтобы стрелять изнутри, а не заглядывать снаружи.
За ним мерцали тусклые отсветы пламени. Когда я подкралась поближе, ноздри защекотало от дыма. У окна висели десятки шуршащих бумажных оберегов, жутковатого вида костяной амулет и высохшая змеиная кожа. Это зрелище наполнило меня страхом.
У тусклого очага дремала пожилая женщина с железно-серыми волосами, стянутыми на затылке; голова ее склонилась к плечу, в уголке рта блестела капелька слюны. Она казалась примерно вдвое старше моей матери, такая старая, что кожа на шее у нее стала дряблой и обвисла. Ярко выкрашенная юбка, пышная грудь, свободно переплетенные белыми лентами «трупные» косы, как у дворянок.
Зажиточная повитуха, постаралась я себя убедить. Деревенская знать. Нечего тут бояться.
В следующий миг под ногой хрустнула ветка, и старуха распахнула глаза, тлеющие мутным янтарем. Сердце екнуло, а я замерла на месте.
– Ну-ка, что у нас там? – Женщина поднялась из кресла и выглянула сквозь прутья решетки, отодвинув в сторону талисманы и остальные вещицы. Выражение лица у нее было добрым, но речь звучала неестественно, а слова она растягивала так, будто складывать их стоило больших усилий. В ее глазах мерцал затуманенный янтарь, и от этого взора у меня сдавило грудь. В голове зазвучал голос матушки. Не дай киндефрессеру себя украсть…
Вдали загудела труба князя. Женщина покачала головой и скрылась из виду. Я слушала грохот сердца в ушах. В нескольких футах от меня отворилась дверь.
– Тсс, – сказала хозяйка. – Ульрих охотится. Заходи.
Что мне еще оставалось, как не проследовать за ней внутрь, невзирая на опасения? И все же я никак не могла отделаться от ощущения, что бегу от чего-то плохого к чему-то худшему. В башне было темно. По полу плясали тени, наши шаги эхом отдавались от каменных стен. Около двери громоздились бесчисленные глиняные кувшины, за которыми виднелась остальная часть большой круглой комнаты. Повсюду горели свечи. Помещение было забросано шкурами. На столе бок о бок с чернильницей лежала рукопись, а по загнутым стенам тянулись полки с книгами. Я заморгала, пораженная такими запасами. Мне не доводилось видеть никаких книг, кроме тех, по которым священник читал на службах.
Под одной из оплывающих свечей поблескивал в шкафу строй жутковатых склянок, числом даже побольше, чем у алхимика. Рядом с ними примостился, поводя крыльями, огромный ворон. Я думала, что это мой проводник, пока он не повернулся и не взглянул на меня обычными черными глазами. С потолочных балок свисали пучки трав, сушеные овощи и плетенки из чеснока и лука. У другой стены стояли стол, котел и дровяная печь, позади которых на следующий этаж поднималась темная винтовая лестница.
Неохотно отходя от дверного проема, я сняла капюшон. Моя коса распустилась во время бегства. Старуха расплылась в широкой улыбке и обвела меня лучезарным взглядом.
– Только поглядите, не девчушка ли это Хедды, Хаэльвайс.
Я замерла как вкопанная, волнуясь и недоумевая, откуда она знает мое имя. Должно быть, матушка ходила к ней спрашивать о моих припадках. Другого объяснения не было.
Я не стала углубляться в раздумья.
– А вы, как вас зовут?
– Матушкой Готель чаще всего.
– Готель, – я попыталась распробовать слово. На вкус оно оказалось непривычным.
– При рождении меня нарекли Кунегундой, если предпочитаешь. Ты голодна?
Как только она спросила, у меня заурчало в животе. Накануне я не ела ничего, кроме кролика. Кунегунда улыбнулась. Из печи тянуло ароматом хлеба, словно его только что испекли посреди ночи – словно Кунегунда знала, что я приду.
От этой мысли побежали мурашки.
Над пылающим очагом висел котел. Кунегунда проследила за моим взглядом.
– Надеюсь, я там все не спалила.
Она отошла и принялась помешивать содержимое котла. Я сразу почуяла густые запахи свеклы, лука-порея и турнепса, чеснока и пастернака. Какого-то мяса – не рыбы, а темного мяса вроде баранины или оленины – и какой-то необычной пряности, аромат которой был мне знаком. Той пряности. Я внезапно вспомнила. Незадолго до возведения стены матушка собралась в далекий путь за принадлежностями для родов. Сказала отцу, что ей нужно найти редкое масло. Они тогда здорово разругались; тот говорил, что все необходимое можно купить в городе. Но она все равно уехала, оставив меня с отцом на четыре дня. А по возвращении дала мне сверток из больших листьев, в котором оказался восхитительный мясной пирог, новое средство от моих припадков. Одно из немногих, что были приятными на вкус, оно избавило меня от обмороков на целый месяц. От него пахло