После этого мы снова замолчали, наслаждаясь едой. До окончания завтрака хозяйка то и дело поглядывала на меня. Она как будто хотела задать какой-то вопрос, но постоянно передумывала. Мне не хватало уверенности, чтобы спросить ее, какой именно.
К тому времени как мы доели, вся рубашка у меня запачкалась жиром. Я помогла отнести остатки сыра и яиц вниз, в маслобойню, и Кунегунда предложила мне вымыться в ручье. Хотя солнце грело сильнее, чем вчера, она сказала, что завтра ударит мороз. Сегодня могла быть последняя возможность искупаться. Вручив мне тряпку, чистую рубаху и кругляш чего-то, названного мылом, старушка распахнула дверь башни.
– Ручей вон там, – сказала, указывая на север. – За деревьями. Запруда как раз по эту сторону камней.
Я закивала, готовая к тому времени соглашаться с чем угодно.
– Я посижу у окна, покараулю. Зови меня, если понадоблюсь. И беги прямиком к башне, если кого-нибудь услышишь.
– Хорошо.
Снаружи под деревьями плясали пятна темноты и солнечного света. Я двинулась в указанную сторону. Широкие древесные стволы тянулись ввысь, тени под ними были черными даже днем. Пока я шла к ручью, от звука моих шагов из ближних кустов с шорохами разбегались невидимые зверьки. Когда я приблизилась к участку каменного кольца, окружавшего башню, от его бесплотной силы у меня побежали мурашки и волоски на затылке встали дыбом. Я зашагала вдоль валунов в поисках запруды, держась внутри круга и пытаясь уловить шум охотничьего отряда, который повстречала прошедшей ночью. Стали бы они оставаться поблизости так надолго? Услыхала я только блеяние козы под деревом у амбара. Было теплее, чем накануне. Я больше не выдыхала облачка пара. Потом впереди послышался плеск воды. Ручеек.
Вскоре я заметила золотистые солнечные блики на поверхности потока, бежавшего через поляну к дальним деревьям. Ручей оказался широким, а глубиной всего по щиколотку; он бурлил и скакал по каменистому руслу, чуть поодаль обрушиваясь вниз в чудесную купальню. Подойдя к водопаду, я замерла. Мать-олениха и ее малыш пришли утолить жажду. Самка подняла на меня большие карие глаза, подтолкнула своего длинноногого детеныша и вместе с ним упрыгала в чащу.
Кристально чистая вода в запруде сверкала золотом. Мелкие рыбешки метались у дна. Матушке бы точно здесь понравилось. Ко мне неожиданно вернулось воспоминание о том, как мы плескались в похожем месте, когда я была маленькой. На мгновение я снова стала той девчушкой, смеющейся вместе с ней на солнцепеке. Затем этот миг прошел, и я вернулась к настоящей себе, в одиночестве стоявшей на краю купальни с переполненным скорбью сердцем. Журчание воды, ласковое солнце и резвящиеся рыбки ничуть не поднимали настроение; мне казалось, что все окружающее надо мной чуть ли не измывается. И словно этого было мало: когда я принялась расплетать косу, на соседней сосне запела прилетевшая горлица; меня как будто забросили в балладу какого-нибудь бездарного миннезингера.
– Божьи зубы, – простонала я, разматывая полотно на груди и снимая исподнее в стремлении поскорее закончить с купанием.
Потом ступила в запруду, ежась от резкого порыва ветерка. Вода была холодной. Не настолько холодной, чтобы я остановилась на полпути или задрожала, но достаточно холодной, чтобы стало ясно, что мыться придется в спешке. Водопад звенел, солнце искрилось на поверхности запруды с безудержной раздражающей веселостью. Я торопливо погрузилась в воду. Быстро намочила волосы, вся натерлась мылом, как велела Кунегунда. Покончив с этим наказом, принялась отмывать руки. И сразу обратила внимание на то, насколько гладкой у меня стала кожа. Даже под ногтями не осталось грязи. После купания я вытерлась полотенцем, заметив в паху несколько тонких волосков.
Постепенно на меня накатило ощущение, что я не одна. Сначала по шее пробежали мурашки, потом поднялись дыбом волосы. Я застыла, закутавшись в полотенце, у кромки воды и прислушалась к слабому шуму. Где-то вдалеке залаяли гончие.
Я схватила одежду и помчалась обратно к башне. Кунегунда открыла дверь, завидев, что я приближаюсь, мокрая и почти нагая.
– Снова охота?
Я кивнула.
– Похоже на то.
Глаза у нее расширились.
– Они ведь не последовали за тобой? Альбрехт тоже был с ними?
Я помотала головой.
– Я никого не видала. Вчера ночью были только Ульрих и Урсильда.
Кунегунда тяжко вздохнула, явно раздосадованная.
– Только?.. Урсильда знает, как найти башню. И могла привести сюда брата.
– Они возвращались после того, как Урсильду забрали?
Кунегунда помолчала. Поджала губы.
– Давай-ка мне одежду. Надо все постирать. В сундуке лежит платье, которое должно быть тебе впору. И гребень тоже – тебе бы приструнить это гнездо на голове.
Указанные вещи и правда нашлись в сундуке у меня в спальне. Платье было пошито из плотной льняной ткани. Оно село на мою фигуру почти так же хорошо, как подаренное Маттеусом. На то, чтобы одеться и расчесаться, у меня ушел целый час. За время этой возни я вспомнила, что нужно спросить Кунегунду о золотых яблоках. Она славилась превосходным даром к травничеству и с большой вероятностью могла опознать мое растение. Если беседа пройдет благополучно, рассудила я, в другой раз можно будет спросить о женщине-птице. Она ведь сама недавно призналась, что уважает старые обычаи.
Когда я спустилась вниз со своей сумкой, старушка оторвалась от книги, которую читала за столом. Я спросила, можно ли с ней посоветоваться. Она кивнула, и тогда я вынула из мешка золотое яблоко и протянула ей.
– Вы часом не знаете, что за растение дает такие плоды?
Та оцепенела. Перевела взгляд на фрукт, потом снова на меня. Я не могла толком прочитать выражение ее лица, но понимала, что она встревожена.
– Да, – наконец ответила Кунегунда. – Где ты его взяла?
– У нас в саду в этот год выросла целая дюжина таких кустов. – Я положила яблоко перед ней, изнывая от желания узнать о нем побольше. – Кажется, плоды у них целебные. Я попробовала их два дня назад. И после этого стала видеть иначе, а еще… я так понимаю, вы знаете о моих припадках?
Хозяйка медленно кивнула, словно что-то вспоминая.
– С тех пор как я начала есть эти фрукты, они изменились.
Теперь я полностью завладела ее вниманием. Кунегунда откашлялась.
– Как?
– Обычно душа у меня покидала тело, и я теряла сознание. А теперь слышу голос.
Кунегунда закрыла глаза и потерла виски, будто ее поразила внезапная головная боль.
– Что именно ты слышишь?
– Много чего, – ответила я. – Прошлой ночью она сказала мне идти к соседней горе.
Какое-то время старушка не отвечала.
– Мне нужно сначала заплатить, чтобы вы назвали растение?
Она покачала головой, не открывая глаз.
– Нет. Твоя мать со мной уже рассчиталась. Я никогда не беру деньги дважды за одну и ту же услугу.
– Так что это такое?
– Положи фрукт, – попросила Кунегунда, не открывая глаз. – Осторожно. И постарайся больше не прикасаться к нему обнаженной кожей.
Я медленно сделала, как было велено.
Хозяйка открыла глаза, чтобы убедиться, что я послушалась.
– Больше не трогай. Я сейчас приду. – Она скрылась в прихожей и вернулась с кувшином воды, мешком и мылом. – Вымой руки. Потри как следует. Это уберет всякие остатки сока.
Пока я отмывалась, Кунегунда достала пару перчаток, надела их и только тогда взяла и осмотрела фрукт.
– Что это за растение? Ядовитое?
– У тебя есть еще? – Она кивнула на мою сумку.
Тщательно избегая прикосновений к плодам, я высыпала остальные золотые яблоки на стол. Две дюжины, немного помявшихся за нашу долгую прогулку. Кунегунда округлила глаза, когда увидала такие запасы.
– Сколько ты успела съесть?
Я постаралась припомнить, уже волнуясь.
– Несколько штук. Это плохо?
Старуха с тревогой кивнула.
– Плоды могут навредить в таких больших количествах. Сейчас я дам тебе снадобье, чтобы вывести яд.
Она подошла к аптекарскому шкафу, достала из него пижму, руту и буквицу – эти травы использовала и матушка – и принялась растирать их в ступке. Потом сцедила полученный сок и велела мне все выпить.
Пока я принимала лекарство, Кунегунда по одному прятала яблоки в мешок. Мне тяжело давалось прощание с каждым исчезающим из виду фруктом. Зрелище было почти невыносимым.
Убрав их все, кроме одного, хозяйка сняла перчатки и тоже тщательно оттерла руки с мылом. У меня свело живот, и я поспешила к нужнику, чтобы вырвать.
Когда я закончила опорожнять желудок, Кунегунда пошла к полкам и взяла книгу, на вид готовую в любой миг рассыпаться.
– В этом травнике подробно описаны все растения Римской империи [8] и их свойства.
Она открыла том на странице с точным изображением растения, что выросло у меня саду. Кто-то тщательно зарисовал его от макушки до корней. И блеклые зеленые листья, которые подвязывала матушка, и лиловые цветы промеж ними, и мелкие золотые яблоки, вызревшие на кустах. Все краски потускнели, рисунки, очевидно, создавались руками давно почившего художника. Под растением, в толще земли, был изображен и корень – уродливый и формой похожий на человечка. Я внимательнее всмотрелась в книгу. На соседней странице такая же рамка вилась вокруг отрывка текста.
– Гляди сюда. – Хозяйка указала на первое слово на странице, начальная буква которого напоминала две горы, стоявшие бок о бок. – Это название твоего растения. Мандрагора, хотя большинство здесь называет их альраунами. – Она опустила палец пониже. – А это его описание. Здесь говорится о способности корня вызывать сон. А здесь отражены его целебные свойства, его привлекательность для демонов и количество, необходимое для отравления крови. Но это все о корне.
– А про плоды ничего не написано?
Кунегунда покачала головой.
– Какого цвета у тебя обычно глаза?
– Черного, – сказала я. – А что такое?
Она вышла из комнаты. Я склонилась над очагом и поводила ладонями над огнем, спасаясь от сквозняка из оконной щели. Старушка вернулась с ручным зеркалом. Тоже оправленным в тусклое золото и украшенным наподобие того, что я забрала из сундука матушки, но целым и гладким. Кунегунда передала его мне, и изображение на блестящем металле стало меняться: вместо ее загорелых пальцев сначала показался закопченный коричневый потолок, потом, когда я взяла его в руки, – розовый двойник моего большого пальца. На меня уставилось расплывчатое отражение со все еще красными от купания щеками и растрепанными черными локонами. Я повертела зеркало из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть свои черты поподробнее. Раньше мне не доводилось видеть собственное лицо целиком. Я оказалась очень похожей на матушку. У нас отличались только глаза. Мои глаза… Я широко их распахнула, не сразу поверив увиденному. Вокруг зрачков у меня появился тонкий цветной ободок.