Долгое время ничего не происходило. Потом мне показалось, что фигурка у меня под пальцами слегка нагрелась. Что воздух становится гулким, а вокруг сгущается туман. Легкая дымка – еле ощутимая и росистая. Я не поняла, истина это или плод моего воображения.
Закрыв глаза, я постаралась ухватиться за свои чувства. Слабый порыв ветерка взъерошил мне волосы, и я представила, будто это матушкина рука. Через мгновение мне почудились ее присутствие и слабый аромат аниса в воздухе. Глаза наполнились слезами. Гнев улетучился, и все вокруг меня преобразилось. Звезды над головой засияли невиданной красотой; иней на огнешипе засверкал; в ночном воздухе заискрил мороз. Все мои горести испарились.
Этого хватило, чтобы подпитать мою веру. Глядя на ворох изорванных листьев у своих ног, я почувствовала, как ко мне возвращается решимость. Должен быть способ выведать у Рики все необходимое.
К тому времени как она вернулась, с трудом переводя дух, я уже знала, что мне нужно сказать. Волосы у нее растрепались, в прядях запутались листья, а глаза лихорадочно горели желанием обсудить все со мной.
– Даниэль сказал, что мне решать, оставлять ли ребенка, и что потребности живой женщины должны быть важнее нерожденного. Сказал, что душа ребенка не входит в тело, покуда тот не сделает первый вдох. Он это называет дыханием жизни. Так оно и работает? Ты должна знать.
Я медленно кивнула.
– Именно так, да. Душа проникает младенцу в горло с первым глотком воздуха. Я сама это видела.
Рика решительно кивнула. Затем взяла меня за руки, глядя мне в глаза.
– Спасибо, что пришла, Хаэльвайс. Ты ко мне так добра. Не знаю, что бы я без тебя делала.
От ее благодарности у меня выступили слезы. Мне стало стыдно за то, что поначалу я ей отказывала.
– Пожалуйста.
– Хотя я до сих пор не знаю, что решить.
– Рика, – промолвила я настойчиво. – Могу я дать ту клятву? Которую давала ты. Тот обет.
Глаза у нее широко распахнулись. Лицо полностью изменилось. У меня задрожал голос.
– Я хочу вступить в круг.
Выражение у Рики стало торжественным.
– Хорошо, – сказала она. – Я найду способ все сделать.
Мне с трудом удалось поверить в услышанное.
– Правда?
– Даю слово. Когда я уйду, ты пойдешь со мной. Как только ты дашь обет, я все тебе расскажу, – пообещала принцесса, произнося слова с такой убежденностью, что я ей поверила.
Глава 19
Миновала неделя, а я все еще ждала решения Рики. Меня обуревало беспокойство. С одной стороны, мне хотелось пройти посвящение как можно скорее, с другой же – не хотелось ее торопить. Я больше не поджидала подругу каждую ночь, когда та ускользала из башни, чтобы повидаться с Даниэлем. После того раза, как я привела ее обратно, она сказала, что теперь сможет сама находить обратную дорогу. Их поляна для свиданий была где-то на полпути между двумя горами, так что ей не приходилось ездить далеко, но отсутствовала Рика всегда часами.
Иногда я засыпала, как только она уходила, и мне снились загадочные сны. Я просыпалась среди ночи, кожа у меня чесалась от перьев, а в ушах гудел голос матери. Ее послание от меня по-прежнему ускользало, хотя слова становились все громче и четче. В иные ночи, пока Рики не было, я никак не могла уснуть и часами размышляла о своих чувствах. Она была права, когда сказала, что Маттеус мне очень дорог. Под горечью из-за его женитьбы у меня в душе бесспорно бил родник любви. Если бы я росла вне христианского мира в лесу, мне, возможно, было бы не так стыдно за то, что я ему потворствовала. Если бы, выходя из башни, мы хотя бы приближались к его дому, возможно, я бы пошла к нему.
Каждую ночь я ела альраун. Каждое утро смотрела на свои глаза в разбитом зеркале. Мне приходилось ограничивать себя так, чтобы и получать желаемую пользу, и не доводить радужки до яркости, которую могла заметить Кунегунда. Я следила за тем, чтобы не подходить к той слишком близко и не смотреть ей прямо в глаза.
Большую часть дней мы с Рикой собирали травы и растения внутри каменного кольца. Занимаясь своими делами, я воображала те времена, когда мы покинем башню и я войду в круг посвященных. Я стану есть альраун каждую ночь, смогу с помощью фигурки призывать матушку и буду наблюдать за миром в водяном шпигеле.
Одной ночью, когда Рика провела в Готель почти две недели, голова у меня была так забита этими мыслями, что я не могла заснуть. Рика уже вернулась, а я все лежала без сна.
– Куда мы отправимся, когда уедем из башни? – спросила я, садясь в постели.
– Я много об этом думаю, – отозвалась принцесса. Щеки у нее раскраснелись от холода, и ей никак не удавалось отдышаться.
– Ты уже решила, будешь ли рожать?
Фредерика кивнула, глубоко вздохнув. Сказала прерывисто от избытка чувств:
– Я очень люблю Даниэля. И хочу с ним семью.
– Я бы могла помочь тебе с родами. Нужно только податься куда-то, где король и Ульрих не смогут нас найти.
Глаза у нее засияли, и впервые за несколько дней моя подруга как будто преисполнилась надеждой.
– Но нам нужно тонкое место, нужно наложить чары настолько сильные, чтобы не подпустить к себе ни моего отца, ни князя.
– А ты бы сумела?
– Нет. Зато ты сумеешь, когда вступишь в круг. Или научишься…
– Ты знаешь другие тонкие места?
– Не знаю, – взволнованно отозвалась Рика, – но я знаю того, кто может знать. Дай мне немного поразмыслить.
Она, должно быть, бодрствовала до утра, обдумывая наш следующий шаг. Прежде чем заснуть, я долго смотрела на то, как подруга сидит в постели, скрестив руки и погрузившись в свои мысли. Мне стало интересно, унаследовала она свой характер от отца, или то было следствие воспитания в замке; я никогда не встречала девушки, столь же сдержанной и предусмотрительной. И все же Рика была лишь человеком. К утру нехватка сна в течение последних двух недель ее сразила. Под глазами у принцессы залегли темные круги, а за завтраком она уснула. Я заметила, как внимательно Кунегунда за ней наблюдает, и перепугалась. Стало очевидно, что та что-то подозревает.
Ночью Рика сказала, что обсудит наше решение с Даниэлем. После того как она прокралась вниз и ушла из башни, я услышала шарканье шагов Кунегунды. Бабушка заглянула в открытую дверь нашей комнаты и увидела, что я лежу в кровати одна.
– Так и думала.
Я моргнула, глядя на нее и не зная, что сказать.
– Она подвергает нас опасности, ходя вот так взад-вперед. Ульрих может ее заметить и явиться следом.
Я закрыла глаза.
– Мы с тобой все время гуляем вне круга. Рика осторожна. Она выходит только ночью.
Кунегунда прищурилась.
– Рика?
Моя злость обратилась ужасом, как только я поняла, что наделала. Кунегунда была не из глупых. А «Рика» было слишком похоже на «Фредерику».
– Мне казалось, ты говорила, что ее зовут Ри.
– Это я просто прозвище придумала.
Лицо Кунегунды окаменело. Она молча воззрилась на меня с порога. А потом испустила несообразно довольный смешок и пошла к себе наверх.
Глава 20
Трижды я принималась записывать эту часть своей истории. Трижды я потерпела неудачу и соскребла свой позор с листа. В языке, который я выучила девочкой – в этом языке, на котором мы все говорим, – нет слов, чтобы описать произошедшее дальше. Язык моей земли – это язык вещей, песнь грязи, кирпича и камня. Я уверена, что старый язык лучше подошел бы для описания сих злополучных событий. То был язык тумана, ветра, дыма и молитв. Но он сохранился лишь в заклинаниях и клятвах. У меня нет иного выбора, кроме как выводить на странице эти неуклюжие слова. Новая попытка должна стать окончательной, потерплю я неудачу или нет. Да простит меня Мать. Если я и дальше буду выскребать пергамент, от него ничего не останется.
В ту ночь, когда Кунегунда разгадала ее личность, Рика не приходила так долго, что я не смогла ее дождаться и заснула. Следующий день оказался худшим днем в моей жизни; днем, который мне предстояло проклинать долгие годы. Под утро мне в последний раз приснилось, будто я птица. Все было так же, как и раньше. Всадник в маске. Девушка. Мое желание помочь ей. Однако на этот раз, проснувшись, я наконец-то услышала слова, посланные матушкой: Защити принцессу.
Резко придя в себя, я осознала, кого видела во сне.
Вторая сторона нашей кровати стояла пустой. На пуховом матрасе оставалась лишь небольшая вмятина там, где прежде спала Рика. Я поспешила вниз и обнаружила Кунегунду на кухне за книгой. Спросила дрожащим голосом:
– Где Ри?
– Ушла, – жестко ответила Кунегунда.
– Что? Куда?
– Она передумала. Сказала, что возвращается на соседнюю гору к отцу ребенка.
От этих слов у меня перехватило дыхание, хотя я им не поверила. Кунегунда выгнала Рику. Я с трудом подавила гнев.
– Когда она ушла?
– С час или два назад.
Кинувшись к зарешеченному окну, я выглянула наружу. Белое покрывало снега уже застелило ее следы.
Я заставила себя сделать глубокий вдох. Нужно найти и предостеречь Рику. Где она может быть? На поляне между двумя горами, где они с Даниэлем встречались ночами. Там, где разворачивался мой сон.
– Что-то живот болит. У нас есть морозник? – спросила я, прекрасно зная, что нет. – Мне бы слабительного.
– Весь вышел, – сквозь зубы отозвалась Кунегунда, хватая свой плащ.
Она не собиралась спускать с меня глаз и позволять выйти в одиночку.
Мир вне башни оставался все той же черно-белой мешаниной. Деревья блестели темной корой и щетинились сосульками. Небо стало бесцветным, как страх. Ураганные порывы разметали снег, так что в воздух взмывали крупные хлопья. Завязав плащ вокруг шеи и натянув перчатки, я мысленно приготовилась убегать. Когда мы вошли в лес, ветер принялся трепать мой плащ и расчищать нам дорогу.
– Вон растет, – указала Кунегунда в тень прямо под первыми деревьями, где виднелся черный морозник.
Я сделала вид, будто высматриваю гроздь белых цветов.