– Кто… что… как? – пробормотал Ульрих.
Урсильда ступила в свет факела, пожилая женщина поспешила за ней. Когда княжна рассмотрела меня вблизи, лицо у нее поникло и скривилось.
– Братец, – всхлипнула она, совершенно опустошенная. – Это не Фредерика.
Спутница взяла ее за руку.
– Урсильда. Успокойтесь. Дышите. Ради дитя…
Ульрих снова всмотрелся в меня, и лицо у него просветлело от облегчения. Он передал своему пажу факел и, обходя меня кругом, принялся осматривать, как сельчанин осматривал бы скотину, водя взглядом по моим бедрам, лицу и волосам. Дыхание у него было приторно-сладким, как у моего отца, когда тот пил. Я тут же возненавидела его всем сердцем. Его жестокие синие глаза, его черные ресницы. Каждую прядь его блестящих черных волос.
– Так похожи, – заулыбался принц. – Кто ты? Почему ты здесь?
Я застыла. Открой я сейчас рот, из него вырвалось бы разве что древнее проклятие. Ветер нес мимо нас взвесь крошечных снежинок. Они вспыхивали красным в свете факелов.
Ульрих повернулся к Эстер, выражение лица у него стало настороженным.
– Значит, Фредерика все же мертва, как и говорилось в донесении. – Он внимательно посмотрел на Эстер, на ее плотный платок, на шляпу мужа. – Какого черта она делала в еврейском поселении?
– Ничего, – отозвалась Эстер, склонив голову. – Я вчера нашла ее тело в лесу – с одной из стрел Церингена в бедре. Мы перенесли его в пещеру на вершине горы, чтобы останки были в сохранности, пока вы досюда доберетесь.
Урсильда вскрикнула и обмякла в объятиях пожилой женщины, издав сдавленный скорбный звук. Спутница принялась ее утешать, нашептывая что-то на ухо.
Ульрих помрачнел. Посмотрел на Эстер так, словно увидел ее впервые. Кулаки у него сжались, а лицо побледнело.
– Что ты делала в лесу?
У женщины сошла с лица краска.
– Собирала травы. Эта девочка может рассказать больше, – кивнула Эстер на меня. – Она была свидетельницей убийства.
Я в испуге повернулась к ней. Зачем это говорить?
– Что ты видела? – сквозь зубы спросил меня Ульрих.
Я проглотила свой страх. Было бы глупо признаваться в увиденном человеку, приказавшему убить Рику, так я лишь стала бы следующей в его списке. Я откашлялась, пытаясь скрыть отвращение и заговорить подобострастно.
– Совсем немногое, ваше высочество. Снег валил вовсю.
Ульрих воззрился на меня, а затем прорычал:
– Мы поговорим об этом после того, как мне вернут тело. Сохрани лицо убийцы в своей памяти. Вспомни все возможные подробности.
Я заставила себя кивнуть.
Ульрих повернулся к Эстер.
– Веди меня к ее телу.
К князю обратилась сопровождающая Урсильды:
– Ваше высочество, я не уверена, что ваша сестра осилит подъем на гору.
Ульрих снова посмотрел на Эстер.
– Она права. Дай моей сестре еды и теплое место для отдыха.
– Да, ваше высочество, – отозвалась та, кланяясь и уже поворачиваясь к большому дому. – Конечно.
Она с опаской пригласила Урсильду и пожилую женщину следовать за собой; я проводила их взглядом.
Взбираясь в сопровождении стражников по извилистой тропе верхом на муле и взирая с высоты на белую безмолвную долину, расстилавшуюся под поселением, я снова ощутила, как внутри закипает гнев. Меня воротило от всех людей Ульриха, от их знамен, даже от снежинок, искрящихся на боках у их лошадей.
Мы поднимались по дикой горной тропе в ночной тиши под нескончаемый стук копыт по затвердевшему снегу. Полумесяц висел в небе, жуткий и белый. Снег придавал горе неземное сияние. Время от времени в ножнах у стражей позвякивало оружие. Даниэль и Эстер вели остальных, за ними ехали Ульрих, его свита и я. Мул, которого мне дали, оказался упрямым существом, которое то медлило, то снова трогалось с места, а порой и вовсе отказывалось шагать. В первый раз Эстер вернулась назад и попыталась уговорить моего скакуна. Пока она усердствовала, из-под головного убора у нее выбилась прядь блестящих темных волос. Женщина отчаянно покраснела и спрятала ее обратно под платок.
Когда мул снова двинулся вперед, она убедилась, что нас никто не услышит, и прошипела:
– Не говори Ульриху о Даниэле…
– Зачем вы рассказали ему, что я все видела? Вы поставили меня в трудное положение.
– Хотела отвлечь его внимание от сына. Прости меня. Я не успела подумать. Когда раскрылась беременность Фредерики и ее личность, мы с Шемуэлем ее прогнали. Это я сказала ей идти к матушке Готель. Нам нужно было держать ее подальше от Даниэля.
Я попыталась скрыть гнев, но не смогла.
– Если бы король узнал, что его дочь понесла от простолюдина, от мальчика-иудея… – Эстер побледнела. – Я хотела, чтобы Фредерика ушла отсюда до того, как станет видно живот. Прошу. Ничего не говори Ульриху о моем сыне.
– Я не стремлюсь никого обрекать на смерть.
Прежде чем уехать вперед, она вгляделась мне в лицо, отчаянно ища возможность за что-то зацепиться и довериться.
Когда мул заупрямился в следующий раз, Ульрих сам повернул назад, все еще попивая из рога. Сверкнул глазами, труся в мою сторону верхом. Эстер тоже дернула своего мула за поводья и поспешила следом – чтобы подслушать, я полагаю. Огромный вороной конь Ульриха источал нетерпение, из ноздрей у него вырывался горячий пар.
– Кто ты такая? – спросил князь.
Я проглотила подступившую к горлу ненависть.
– Мое имя Хаэльвайс, ваше высочество, – ответила, подражая высокопарной речи Кунегунды. Представься я как дворянка, и он мог бы сжалиться надо мной и отпустить. – Я выросла к югу от этих мест. Простите меня. Я не обучена беседовать с людьми вашего звания.
– Очень в этом сомневаюсь. – Принц прищурился, как будто решив, что невинность я только разыгрываю. – Что ты делала в моем лесу – одна – да еще какая хорошенькая?
Я вцепилась в поводья так, что побелели костяшки.
– Смилуйтесь, ваше высочество. Я всего лишь девушка, увидавшая беду в лесу возле родовых владений.
– Из какого ты дома?
– Из Кюренбергеров, – солгала я, припоминая, что у тех есть поместья в этих краях.
Ульрих замолчал, выражение лица у него стало мрачным. Я заставила себя почтительно опустить глаза.
– Тпру! – выкрикнул впереди Даниэль. – Приехали!
– Мы продолжим эту беседу позже.
Ульрих ударил каблуками в бока своей лошади. Когда он отвернул к пещере, я смогла выдохнуть, и меня вновь окатило волной ненависти. Я плотно запахнула плащ. Вокруг бушевал ветер, но озноб меня пробирал отнюдь не от ледяных порывов.
Пещера, ставшая гробницей для Фредерики, издалека казалась лишь глубокой тенью на склоне. Но чем ближе мы подъезжали, тем больше проступало подробностей. Изломанные камни, торчавшие из снега, будто зубы; громадный валун, который подкатили к жерлу, чтобы закрыть вход. Когда стражники стали обсуждать, как его лучше сдвинуть, я вспомнила историю отца Эмиха о пасхальном чуде и почувствовала дикую, безотчетную надежду на то, что Фредерика внутри окажется живой.
Пока мужчины пытались убрать валун, Даниэль держался поодаль. Я смотрела, как Ульрих слезает со своей крупной черной лошади, и мысли у меня метались.
Потом я сама сползла с мула, чуть не потеряв равновесие на неровной земле, а сельчане тем временем успели откатить тяжелый камень в сторону. В пещеру с воем ворвался ветер. Изнутри метнулся нетопырь, черный и странный, самый нечестивый в птичьем племени. Люди поприседали, прикрывая головы.
Существо пронеслось над скалой, словно крошечный демон, и сгинуло в усеянной звездами ночи. Я вздрогнула, не в силах избавиться от ощущения, что это предвестник беды, хотя прекрасно знала, что оно не могло нести никаких предзнаменований.
– Всем ждать здесь! – сурово приказал Ульрих холодным голосом. И кивнул Даниэлю, который взирал на пещеру в немом потрясении. – Кроме тебя. Иди за мной. Захвати огня.
Он заставил юношу войти в пещеру первым; факел у того в руке плевался искрами.
Когда свет пламени потонул в глубине пещеры, меня охватило дурное предчувствие. Я стала топтаться на месте, не отрывая взгляда от выхода, и сердце у меня заныло от мыслей о Рике, лежавшей внутри. Немного погодя Ульрих вернулся с мрачным выражением на лице. Как же я его ненавидела.
– Несите вниз, – горько крикнул он стражникам, взбираясь на лошадь.
И поскакал мимо нас по горной тропе; Эстер проводила его исступленным взором.
Я неохотно двинулась к темному входу. Мне важно было попрощаться, прежде чем Рику унесут, но пещера казалась нестерпимо зловещей.
Внутри Даниэль сгорбился над смутной оцепеневшей фигурой. Когда я приблизилась, он поднял ко мне огромные глаза, мерцавшие красными отблесками сияния факела. Привыкнув к яркому огню, я опустила взгляд на тело Рики на каменном полу у нас под ногами.
Ее черные косы посеребрила изморозь. На губах застыли иней и кровь. Невидящие ореховые глаза остекленели. Должно быть, она долго пролежала на поляне, прежде чем Даниэль ее нашел. Тело у нее было сковано льдом настолько толстым, что тот казался стеклом.
От этой картины и от ее неподвижности меня охватило кошмарное чувство вины. Это из-за меня. Я могла все предотвратить.
Звезды кружились в небесах вместе со снегом; мы спускались обратно с горы. Стражники Ульриха, несущие вниз тело Рики, приглушенно переговаривались и поглядывали на меня. Я хотела рассказать им правду об их господине, но понимала, что мне не поверят. Ни один мужчина не поставит слово женщины выше, чем слово князя, – даже той, которую он полагает благородной.
Большую часть пути Даниэль молча ехал рядом со мной, покачиваясь вверх и вниз на спине бредущего по тропе мула. Когда стражники отстали настолько, что до нас перестала доноситься их речь, я негромко спросила:
– Не мог бы ты отвезти меня на ту поляну завтра, как рассветет?
Юноша очевидно пришел в ужас. И отозвался слишком громко:
– Ни за что туда не вернусь.
Я оглянулась назад. Стражники заметили, что мы разговариваем. И ускорили шаг. Я быстро продолжила, понизив голос: