– Нужно поискать еще улики против Ульриха.
Даниэль распахнул глаза, шумно втягивая воздух. Надолго задумался, потом кивнул. Почти сразу подошли стражники, и мы умолкли.
По возвращении в поселение люди Ульриха погрузили тело Фредерики на повозку и отвели меня в большой дом. Они старались не спускать с меня глаз, как будто я была какой-то драгоценностью вроде украшенной самоцветами короны или королевской чаши, которую иначе бы тут же стянули. В помещении до сих пор горел очаг и пылали по стенам факелы. За столом собрались несколько сельчан, ведущих тихий разговор. Ульриха нигде не было видно. Урсильда в одиночестве сидела у огня, закутанная в меха. Я подошла ближе, но она так и смотрела на огонь пустым взглядом, сложив руки на круглом животе. Из-под платка у нее выбилось несколько рыжих прядей.
Я села рядом, понимая, что это может оказаться единственной возможностью побеседовать наедине. Ужасно несвоевременно. Слишком рано. Она настолько сражена горем.
– Вы, похоже, очень любили Фредерику, – промолвила я негромко, искренне не желая ее беспокоить.
Урсильда подняла глаза; лицо у нее было почти таким же бледным, как и платок. Веснушки на щеках блестели от слез. Заговорив, она снова уставилась на пламя, так и не встретившись со мной взглядом.
– Это правда? Что она жила с тобой в Готель?
Выругавшись про себя, я задавалась вопросом, откуда ей все известно. Должно быть, кто-то из сельчан успел сболтнуть. Эстер, тут же догадалась я, вспомнив, кто провожал принцессу в зал. Очевидно, не стоило и рассчитывать на то, что пребывание Фредерики в башне останется тайной, раз я сама обо всем поведала этой женщине. Живот у меня свело от страха. Я заставила себя кивнуть, надеясь, что Урсильда никому больше не рассказала.
– Вы не сообщали об этом вашему брату?
Та покачала головой.
– Мы не виделись.
– Могу я смиренно попросить вас не говорить ему? И кому-либо еще? – Я посмотрела себе под ноги. – Если король узнает…
Она моргнула.
– Тот указ.
– Я буду перед вами в долгу.
– Ульрих приходит в ярость от любого упоминания о Готель. Даже не попроси ты ничего, я бы все равно ему не сказала.
Она снова обратила взгляд к огню.
– Вы с Рикой были близки? – спросила я, прощупывая почву.
– Я знала ее с детства. Я была рядом… – Голос у Урсильды дрогнул, и слова как будто застряли в горле. Немного погодя она снова смогла заговорить, но уже шепотом. – Я была рядом с ней в те первые месяцы, когда король только женился на ее мачехе. Для меня это огромная потеря. Уже вторая. В прошлом году умер мой муж. Увидев тебя, я понадеялась…
Она замолчала, не в силах закончить предложение. У меня защемило в груди от сочувствия. Во всем виновен ее собственный брат, а принцесса ни о чем и не ведает.
– Мне она тоже была дорога, – негромко поделилась я подрагивающим голосом.
Урсильда посмотрела мне в глаза и кивнула.
– Как прошли ее последние дни?
Мне захотелось рассказать о том, как мы собирались сбежать, о том, какой радостной и влюбленной была Рика. О том, как она словно вплывала в нашу комнату каждый вечер после свиданий с Даниэлем. Но все это могло подвергнуть его опасности.
– Она была счастлива.
Урсильда попыталась улыбнуться.
– Я так рада это слышать, – сказала срывающимся голосом. В очаге потрескивало пламя. Княжна вытянула руки, погрела ладони, затем вытерла веснушчатые щеки носовым платком. – Я бы хотела еще побеседовать. Но сегодняшние переживания… прости. Мне нужно отдохнуть. Мы сможем продолжить наш разговор утром?
У меня упало сердце. Я жаждала обсудить круг сейчас. Не было сил ждать.
– Урсильда. Простите, что поднимаю этот вопрос в такой трудный момент, но возможно, у нас больше не будет случая поговорить наедине. – Я глубоко вдохнула, и слова посыпались сами собой. – Рика сказала мне, что вы следуете старым обычаям. Сказала, что у вас есть одна из них. – Я вытащила фигурку. – Вы можете объяснить мне, как ею пользоваться?
Княжна округлила глаза. Резко обернулась, чтобы убедиться, что никто не заметил.
– Убери скорее!
Я спрятала амулет обратно в кошель.
– Где ты ее взяла?
– Получила от матушки.
– Твоей матери? Кто она?
Я открыла рот, чтобы ответить как есть, но заколебалась и передумала. Казалось разумным использовать то же родовое имя, что я назвала Ульриху, ведь не ровен час брат с сестрой стали бы меня обсуждать; пусть мне в душе и хотелось быть честной.
– Хедда Кюренбергерская, царствие ей небесное.
Урсильда посмотрела на меня с любопытством.
– Сожалею о твоей утрате.
– Урсильда. Мне нужно кое-что спросить. Прошу… – взмолилась я. Отблески огня плясали у нее в глазах. Темно-зеленых, цвета еловой хвои. Мне так хотелось, чтобы она поняла, насколько это для меня важно. – Я желаю дать обет. Рика обещала приютить меня, помочь с вступлением в круг. И больше мне некуда податься. Моя мать состояла в кругу, но умерла. Однажды я как-то умудрилась призвать ее с помощью фигурки, а теперь больше ничего не получается. Мне нужно…
– Это слишком, – прервала меня Урсильда. – Прости. Прямо сейчас я не справлюсь. Как, говоришь, тебя зовут?
– Хаэльвайс из Кюренбергеров.
Она кивнула.
– Я пришлю за тобой утром. И мы продолжим этот разговор.
Я снова набрала воздуха в грудь. Мне по-прежнему хотелось настаивать, чтобы она поняла все прямо сейчас. Если княжна почему-то не пришлет за мной завтра, мне, возможно, больше никогда не выпадет возможность с ней поговорить. Но я побоялась ее оттолкнуть. Нужно было проявить уважение к ее горю.
– Конечно, – пришлось сказать. – Это может подождать до утра. Пожалуйста, не рассказывайте вашему брату. Указ…
– Не стану, – пообещала она. Потом расправила плечи и окликнула свою спутницу: – Ирмгард, отведи меня к повозке. Мне нужно прилечь.
Наблюдая за тем, как пожилая женщина помогает ей шагать, я мысленно молилась, чтобы наутро Урсильда действительно позвала меня к себе. Нарядные стражники застыли по обе стороны от двери, сердито глядя на меня и будто предлагая дерзнуть двинуться следом за их госпожой.
Вскоре после того, как Урсильда и Ирмгард удалились, Ульрих пришел и сел за стол у самого очага. Глядя на то, как он уставился в пламя, я почувствовала, что сердце наполняется злобой. Все тело у меня одеревенело от ненависти. Я проглотила гнев, напоминая себе, что нужно держаться с ним вежливо лишь в один только этот вечер. Как только мы утром поговорим с Урсильдой, я попрошу Даниэля отвезти меня на поляну и уйду.
Эстер поспешила поднести ему кувшин, и воздух наполнился ароматом вина. Я покосилась на то, с каким заискивающим видом она приседает.
– Мои глубочайшие извинения, ваше высочество, – сказала женщина, низко склоняя голову. – Это лучшее, что у нас есть.
Ульрих усмехнулся, как будто бы с отвращением к бедности своего временного пристанища, но позволил ей налить себе напиток. Потом проглотил все залпом и вытер губы тыльной стороной ладони. Как только он опустил кружку, Эстер снова ее наполнила. Я поняла, что она хочет во всем ему угождать и подкреплять его благодушие. Боится, что принц узнает о Даниэле и Фредерике.
Ульрих выпил еще вина. Потом он заметил меня и жестом позвал подойти к себе и присесть. Я проглотила ненависть и покорилась.
Князь сделал очередной глубокий глоток из кружки, пока я устраивалась рядом.
– Расскажи мне обо всем, что видела.
Я взглянула на серебряный кинжал у него на поясе; сердце зачастило. На рукояти клинка виднелся такой же волк, что и на оружии, оставшемся при мне; но обвини я его сейчас, и добилась бы только собственной гибели.
– Во что был одет убийца?
Я заставила себя посмотреть ему в глаза. Он хотел выяснить, что мне известно, чтобы решить, стоит ли убивать и меня. Сердце заколотилось у меня под горлом.
– Мне показалось, что он был в кожаной куртке, ваше высочество, – соврала я, – но я не уверена. Снег…
Ульрих воззрился на меня, грохнув кружкой о стол; лицо у него раскраснелось. Напиток выплеснулся через край. Глаза у принца жутко полыхнули.
– И знамен на коне ты не видела?
– Нет, – продолжила я свою ложь. – Снег валил слишком густо.
– Даже цветов не разглядела?
У меня пересохло во рту.
– Смилуйтесь, ваше высочество. Я услышала шум на поляне издалека. А когда пришла, убийца уже уходил. Осталась лишь стрела Церингена у нее в бедре.
– Не верю, – заявил Ульрих.
Он запрокинул кружку и пил до тех пор, пока все не вышло. Тогда князь поставил ее и вытер рот рукавом, выпятив челюсть.
Мысли заметались. Неужели моя история недостаточно хороша? Он все равно собирается меня убить?
Рядом кто-то откашлялся. Эстер вернулась с новым кувшином.
– Еще, ваше высочество?
Ульрих тупо поглядел на нее, как будто не расслышав вопрос. Затем кивнул, и Эстер принялась наполнять его кружку. Едва она закончила, князь сделал очередной огромный глоток. Потом снова опустил кружку на стол и уставился на меня. Его ненависть пылала и светилась, будто железо, выделанное кузнецом.
Мужчина схватил меня за руку, вывернул запястье, и помещение сгинуло. Моя голова опустела.
– Ты сейчас признаешься в том, что видела, – сказал он. – А потом дашь мне список всех, кому успела рассказать.
Я в ужасе отвернулась, пытаясь спрятать лицо. Вспомнила рассказы Кунегунды об Ульрихе, о его отце и о том, как волчья шкура озлобила всех мужчин в их семье. Я была совершенно не подготовлена к подобным разговорам.
Ульрих подозвал Эстер. Когда та приблизилась, он пристально посмотрел на меня, и в его темных глазах вспыхнула такая яростная ненависть, что мне пришлось отвести взгляд.
– Принеси девчонке кружку. Нет, целый кувшин. Два. Нужно развязать ей язык.
Женщина присела в поклоне и ушла. Я не хотела пить. Мне было слишком страшно оступиться, совершить ошибку. Даже в оживленном гомоне зала я слышала, как у меня грохочет сердце.