Я кивнула, вновь ощущая на глазах слезы.
– Вы знаете, как мне с ее помощью вызвать матушку? Однажды у меня получилось, ну или так мне кажется.
– Не знаю, – призналась королева с извиняющимися нотками в голосе. – Но кто-то из круга точно должен. – Она указала на чашу. – Ты видела такие прежде?
– Один раз, у Кунегунды. Знаки – это старый язык?
– Да, – ответила Беатрис. – Руны. Были времена, когда на них читали. Хотелось бы мне, чтобы мы помнили больше, чем ныне. В подобных словах кроется сила.
Она махнула рукой, указывая мне закрыть шторы. Как только в комнате стало темно, королева зажгла на столе белую свечу. Потом взяла с комода кувшин, налила в чашу воды. И жестом подозвала меня поближе. Когда я подошла, губы у нее зашевелились, складывая странное заклинание. Повторявшиеся слова звучали чарующе и лились с напевным ритмом, похожим на бормотание Кунегунды.
– Рудос, рудос. Урсильда осми и дейко мэ.
Пока она говорила, в воздухе проснулось напряжение, вода ощутимо задрожала. Пошла кругами, зарябила всплывающими пузырями. На мгновение над чашей замерцал туман и закружились яркие цвета. Когда изображение в воде стало четким, я ахнула. Княжна Урсильда, уже на последних сроках беременности, лежала на роскошной кровати, обложенная подушками. Волосы у нее были в полном беспорядке. Пока мы наблюдали, служанка подала ей тарелку. Урсильда застонала, отталкивая ее руку и баюкая живот. Королева указала на нее, поднеся палец настолько близко к воде, что образ Урсильды заколебался.
– Княжна со дня на день должна родить. Я только сегодня узнала, что эта женщина, – теперь Беатрис показала на служанку, стоявшую возле кровати, – новая повитуха Урсильды, тайно посланная к ней неделю назад моим мужем.
Я подняла брови, обеспокоенная ее зловещим голосом, и поглядела на безобидного вида светловолосую девицу. На принесенной тарелке лежала куча смятых листьев.
– Она отравила Урсильду и ее дитя.
Я с ужасом уставилась на листья.
– Как? Почему?
– Фредерик утратил всякий рассудок. Он безутешен. И потому велел повитухе, – королева снова указала на служанку в чаше, – убить княжну и ребенка, чтобы добраться до Ульриха. – Голос у нее дрогнул. – Я пошла на стычку с ним этим утром, как только узнала. Пыталась объяснить, что Урсильда не имеет никакого отношения к убийству, но Фредерик сошел с ума от горя.
Я неверяще посмотрела на нее. Урсильда была так добра ко мне той ночью в большом доме в поселении. Сердце у меня сжалось от сочувствия. Я могла понять ярость родителя, пережившего гибель дочери, но убийство невинной женщины и ребенка в качестве мести ее брату выдавало степень жестокости, казавшуюся непостижимой. Я встряхнула головой, пытаясь прояснить мысли. Кое-что оставалось мне непонятным.
– Если вы можете вызывать эти образы, то почему не стали искать Фредерику?
– Я искала, – сказала королева. – Но видела только, что она живет в каком-то поселении на горе. И страшилась того, что может ей угрожать, если Фредерик узнает, с кем именно.
Беатрис посмотрела мне в глаза, и я поняла, что крылось за этими словами. Она ему не сказала.
Изображение в чаше поблекло, и осталась только вода, колыхавшаяся поверх рун.
– Урсильда мне как сестра. Мы выросли вместе. Я не в силах предостеречь ее с помощью водяного шпигеля, пока она не наложит чары на собственный. Мне нужно, чтобы кто-то отправился к ней. Я бы хотела пойти сама, но Фредерик заметит мое отсутствие и пошлет за мной людей. Твое прибытие к нам – великое благо. Как повитуха, ты сможешь принять роды и исцелить Урсильду, после того как избавишься от наемницы короля.
Избавишься, мысленно повторила я, глубоко вздохнув. Это звучало опасно. Зато объясняло, почему моя беседа с королем завершилась так неудачно. Я должна была оказаться здесь, когда Беатрис узнает об угрозе.
– Тебе знакомы основные противоядия?
Я кивнула.
– Урсильде они понадобятся.
Я подумала обо всем услышанном. Ее муж, очевидно, был из тех людей, кому не стоило бы переходить дорогу.
– Разве король не ожидает, что я буду в замке?
– Ожидает, – вздохнула Беатрис. – Но он может не посылать за вами неделями. А к тому времени ты давно скроешься.
Я кивнула, обдумывая ее замысел. Мне хотелось вступить в круг – воплотить в жизнь возможность, дремавшую глубоко внутри меня, – но ее супруг представлялся мне одним из опаснейших людей на земле.
– Как император вообще мог обручить дочь с кем-то вроде Ульриха?
Лицо у королевы потемнело.
– Я пыталась отговорить его, поверь. Но Фредерик считает, что волчья шкура – это женская болтовня. Ульрих может быть обманчиво обаятельным.
Из груди у меня вырвался смех, звонкий и мрачный.
Беатрис озадаченно посмотрела на меня.
Я взяла себя в руки.
– Обаятельный – не то слово, которое подобрала бы я. Когда мы встретились, он попытался лишить меня добродетели. – На этот раз мне не составило труда это произнести. Голос прозвучал твердо. Прошедшие недели превратили мои воспоминания о той ночи в прозрачный сгусток ярости. – Полагаю, можно сказать, что он был напорист. Мне едва удалось спастись.
Лицо у Беатрис скривилось. На глаза навернулись слезы.
– Ну почему все мужчины такие… – У нее перехватило дыхание. Она не договорила. Я посмотрела прямо на нее и почувствовала ее отчаяние. – Мне очень жаль, Хаэльвайс. Для них это все – игра. Мы словно пешки на шахматной доске, которые они двигают по своей прихоти.
Меня окатило волной сопереживания. Урсильде, Рике и всем женщинам, вовлеченным в эту игру. Их выставляли в ложном свете в сплетнях и байках, что рассказывались у костра. Они не были повинны в том, какие мужчины просили их руки, какие земли принадлежали их семьям и какие дома вызывали неприязнь у их отцов и супругов. Никто из нас не заслуживал такого обращения. Всем нам грозила опасность оказаться отвергнутыми, как Мать была отвергнута Церковью.
– Если я предупрежу Урсильду, то смогу вступить в круг?
Беатрис кивнула.
– Это будет твоим испытанием.
У меня закружилась голова. Кровь застучала в висках. Я попыталась сообразить, о чем еще нужно спросить, прежде чем вымолвить согласие. А потом осознание ударило меня с такой силой, что я возненавидела себя за то, что не заговорила об этом сразу.
– Вы не знаете, задержал ли король человека, который пытался обелить мое имя?
Она медленно кивнула.
– Фредерик запер его в башне.
– Маттеус… – Голос у меня задрожал. – Он ранен?
Королева помолчала.
– Не был, когда прибыл сюда. Откуда тебе известно его имя?
– Мы вместе выросли. – Сердце забилось у меня в горле. Он пришел сюда ради сохранения моей чести. Он оставил дом, чтобы не позволить осквернить мое имя. – Я помогу Урсильде, только если вы его освободите.
Она снова медленно кивнула, удивленная тем, что я выдвигаю условия. Всего минуту назад я отчаянно соглашалась на все. Откровенно говоря, меня саму это поразило.
– Такое в моих силах.
Я кивнула.
– Тогда я все сделаю.
– Тебе нужно будет пробраться в замок. Стража, разумеется, впускает и выпускает только королевскую семью. Но я дам тебе плащ, который позволит пройти незамеченной. Тарнкаппен.
Сердце у меня исполнилось трепетом.
– Тарнкаппен. Они существуют?
– Всего четыре, но в бытии императрицы есть свои преимущества. Все они у меня. – Беатрис снова рассмеялась своим звенящим смехом. – Если такой надеть, он перенесет твое тело в иной мир. Ты обратишься туманом. Это пригодится и в лесу. Если Ульрих там охотится, лучше тебе с ним не сталкиваться.
От этой мысли я похолодела. Королева была права.
– Кунегунда говорила, что волчья шкура сильнее всего в полнолуние, а оно уже скоро. Тогда и сам Ульрих обретет особую силу?
– К несчастью. А тарнкаппены будут слабее обыкновенного. – Беатрис надолго погрузилась в раздумья. – Я могу дать тебе ручное зеркало, через которое можно присматривать за Урсильдой, пока ты до нее не доберешься. Оно работает так же, как эта чаша.
– Зеркало? – Я порылась в сумке в поисках того, которое забрала из сундука матери. – Такое?
Когда королева заметила расколотое стекло, на лице у нее промелькнуло беспокойство.
– Где ты его взяла?
– Это матушкино.
– Что с ним случилось?
Я уже думала об этом. Вскоре после того, как Кунегунда вылечила мать, отец мне сказал, что бабушка умерла. Собрать картину воедино было нетрудно.
– Его разбил мой отец.
В глазах у нее вспыхнули грусть и понимание.
– Хочешь, я восстановлю его в целости?
– Да, – сказала я, и сердце у меня переполнилось неожиданной благодарностью. – Пожалуйста.
– Полагаю, ты знаешь старый язык?
Я помотала головой.
– От силы несколько слов.
– Но Мать может с тобой говорить, так что я тебя научу. Это большая удача. Немногим достается такой дар.
Глава 30
Беатрис подошла к богато украшенному сундуку у западной стены и достала книгу с замком, похожую на ту, в которую Кунегунда заносила все известные ей заклинания. На обложке был изображен позолоченный круглый герб, обрамленный узором из птиц и ползущих змей. Королева открыла том и перелистала его до страницы, на которой было заклинание для починки сломанных вещей. Вытянув руки над разбитым зеркалом, зачитала руны.
– Вер зи вер, – зазвучали ритмичные слова, – бедэрбхен.
Воздух загудел. Немного погодя из стекла проступили свет и туман. Зеркало замерцало, и осколки обратились жидкостью. Я с изумлением увидела, как поверхность стала целой.
– Спасибо, – выдохнула, вертя вновь безупречное зеркальце в руках. Невозможно было догадаться, что оно и вовсе разбивалось.
– Нам нужно поспешить, – сказала королева. – Уже давно стемнело. Король станет ждать моего появления.
Она принялась обучать меня пользоваться зеркалом. Я быстро освоилась с заклинанием, как и тогда, когда Кунегунда учила меня читать. Стоило Беатрис произнести очередную руну, мне сразу становилось понятно, как именно та должна ощущаться у меня во рту.