– Мой отец, – начал Маттеус, но неуверенно, так что на полуслове голос у него затих.
– К черту твоего отца, – рассмеялась я. – Его мнение к нам никакого отношения не имеет.
По карете вокруг нас ползали тени. Маттеус уставился на меня широко раскрытыми глазами, явно потрясенный. А через миг тоже разразился смехом. Я ощутила, как его оставляют стыд и страх.
– Кто ты и что ты сделала с моей Хаэльвайс? – тихо прошептал он, потянувшись к моей руке.
Я позволила за нее взяться, но вопрос был хорошим. Думая, как на него отвечать, я посмотрела на туман, оседавший вдоль дороги и клубившийся вокруг кареты. Маттеус все верно сказал. Не было больше той девушки, что целовала его в саду. Ему следовало узнать, кем она стала. Решившись, я мягко заговорила:
– Мне нужно честно тебе признаться, Маттеус. Я и прежняя, и нет. И рыбацкая дочь, и нет. С тех пор как мы виделись в последний раз, я исцелилась от припадков. Обучилась заклинаниям. Меня благословляли и проклинали. Дочь рыбака, которую ты знал, с тем же успехом могла лежать зарытой в саду вместе с матушкой. Я же стала кем-то другим.
Он уставился на меня. В карету пробралась струйка тумана, сверкнувшая на свету. Из этого мира или иного, я не знала. Снаружи доносились шум шагающих лошадей и перестук их копыт по земле. Маттеус улыбнулся, склоняясь еще ближе ко мне и часто дыша. Трепещущий сумрак между нами уплотнился. Мне вдруг показалось, будто я живу уже тысячу лет.
– То, что мне предстоит сделать, опасно. Если хочешь, можно разойтись, прежде чем мы доберемся до замка. – Я закусила губу, пытаясь говорить без горечи. – Ты можешь вернуться к Фебе и сыну.
Маттеус поежился. Карета остановилась, заметно накренившись. Мы услышали, как кучер спрыгнул и принялся возиться с колесом, застрявшим в колее. Полотно над входом приоткрылось. Яркий туман вполз в карету, кружась и мерцая в воздухе вокруг нас. Маттеус покачал головой, словно очнувшись от странного сна, и сжал мою руку.
– Я умолял отца в Цюрихе, – проговорил он едва слышно. – Я был в отчаянии в ту ночь, когда принес тебе этот плащ.
Я посмотрела ему в глаза. Дрожащим голосом сказала:
– Все, что свершилось, обратимо.
Маттеус беспокойно прошептал:
– Даже свадебные клятвы?
У меня вырвался глубокий вздох. Вокруг нас трепетал воздух.
– Я не могу бросить Фебу и ее сына. Он не мой, но он есть. Семья о них позаботится, что бы там ни было. Но отец… – Маттеус умолк.
Я вспомнила, как тот сидел в спальне с решимостью на лице. Вспомнила глаза его жены, покрасневшие от слез. Гордую маленькую мастерскую. Его мир был таким тесным. Карета выровнялась, выкатившись из колеи, и полог снова закрыл дверной проем. Кучер забрался обратно на передок. Колеса принялись месить грязь.
– Я был несчастен, – наконец признал Маттеус.
Я посмотрела на него, снова пытаясь найти правильные слова. И вдруг вспомнила матушкин совет. Их путь не единственный. Достаточно встать рука об руку и дать друг другу обет. Слова сами по себе имеют силу. Я потянулась к нему, коснулась его ладоней и переплела наши пальцы. Затем глубоко вздохнула, втягивая в грудь клубившийся между нами туман.
– Беги со мной в лес.
Сперва он не отвечал. Только смотрел на меня. Я стиснула ему руки, и наша совместная жизнь развернулась перед моим мысленным взором. Жизнь, о какой я всегда мечтала. Жизнь, какой хотела для меня матушка. В скромной лесной хижине с двумя комнатками, в одной из которых стояла бы наша кровать. Я увидела, как мы лежим там, завернувшись обнаженными в одеяло, как у окна блестят бусины, а на столе разостлана ткань и лежит подушечка с иголками, с целой тысячей иголок. Рядом поджидает моя сумка с принадлежностями для родов. Снаружи сад, в нем стоит водяной шпигель. И между деревьев носятся наши детишки.
Маттеус наклонился настолько близко, что я смогла рассмотреть выражение его лица. На нем ясно отражалась жизнь, которую он представил. У меня на шее зашевелились волоски. Туман и свет внутри ожили. Тело загудело.
– Божьи зубы. – Я посмотрела ему в глаза. Серые и светящиеся, озаренные изнутри. – Ты это чувствуешь? Маттеус. Разве это не кажется правильным?
Он кивнул, у него выступили слезы. Его одолевала внутренняя борьба. Маттеус хотел того же, что и я, но не разделял моей уверенности в том, что все это доступно, только руку протяни. Его взор метался по моему лицу, и я отчетливо видела его жажду. Наконец заговорив, он крепче сжал мои пальцы. Слова хлынули из него, будто вода сквозь решето.
– Я хочу тебя. Всегда хотел тебя. И больше никого другого.
Я улыбнулась ему, сраженная. Он притянул меня к себе и поцеловал так крепко и отчаянно, что я ощутила вкус его желания. Соленый, землистый и резкий, он закружил во мне, притягивая нас друг к другу.
Маттеус расстегнул плащ у меня на шее. Тот упал грудой ткани на пол кареты. Сквозь полог сочился лунный свет, так что синий шелк ярко сиял. Потом Маттеус снова поцеловал меня, и тут весь туман и вся вероятность мира вокруг нас с трепетом ожили. Это было головокружительно. Не представляю, сколько времени я провела, завороженная его прикосновениями. Когда он дотронулся до места у меня между ног, мои чувства стремительно воспарили. Я ощутила давление и простое, живое удовольствие, разбухающее внутри. Маттеус продолжал целовать и трогать меня, пока вся вероятность, весь лунный свет и все колдовство в карете не взорвались, расколов меня на кусочки.
Когда это утихло, я забралась к нему на колени и приподняла юбки, чтобы можно было развязать шнуровку его штанов. Он расшнуровал мое платье, обнажая груди. Когда он отстранился, чтобы посмотреть на них, я смогла произнести только одно:
– Маттеус. – Эти звуки показались мне такими сладкими на вкус, что я захотела повторить их еще раз. – Маттеус.
То, что я назвала его по имени вот так, дважды подряд, что-то с ним сделало. Он прерывисто выдохнул и увлек меня на пол кареты. Каким он был нежным. Каким ласковым. Какой мягкой прохладой тянуло от ковра у меня под спиной. Снизу грохотали колеса. Маттеус нависал надо мной, окруженный сиянием тумана и лунных лучей. А потом он вошел в меня, заполняя меня целиком восхитительнейшим распутством.
Глава 31
Когда несколько часов спустя карета остановилась, мы спали. Проснувшись первой, я поначалу поразилась лежавшему рядом Маттеусу.
Потом воспоминания о недавних событиях вернулись, и я заулыбалась. Хотя нас ждало опасное задание, в этот миг я могла думать только о том, что мы вместе. Меня наполнил головокружительный восторг, перемешанный с неверием. Проснувшись, Маттеус улыбнулся мне в ответ.
Мы вдвоем выглянули из кареты. На дорогу, ведущую обратно в Бинген, лился лунный свет, озаряя камни и гальку, разбросанные по грунтовому тракту. Клочья тумана цеплялись за узловатые, переплетенные деревья. Кучер спрыгнул с передка и окликнул нас. Он ухмылялся, так что стало ясно, что ему наверняка было нас слышно. Я ухмыльнулась ему в ответ. Маттеус покраснел.
– Вы проснулись, – добродушно сказал старик, воздерживаясь от того, чтобы пристыдить нас грубым замечанием или подмигнуть. – Дальше я вас отвезти не смогу. Королева велела мне вернуться в замок до рассвета.
Я прокашлялась.
– Две лошади полагаются нам?
– Ага, – отозвался кучер.
Он открепил упряжь белых лошадей от кареты и накрыл тех попонами и седлами. Я сразу подошла к Небель, поглядела ей в глаза, погладила по лбу. Она уткнулась носом в мою ладонь, беспокойно приплясывая на месте, и фыркнула.
– Хорошая девочка, – прошептала я. – Прости, что меня так долго не было.
Кучер вернулся на передок кареты и отдал нам два мешка с припасами. А затем достал пару кусков ткани густого рыже-бурого цвета. Это оказались старинные плащи с капюшонами, края которых, как и рукава, были расшиты золотыми рунами, словно наряды появились прямиком из сказки. Когда он протянул один Маттеусу, а второй мне, я исполнилась трепетом.
– Тарнкаппены, что обещала королева. У лошадей к поводьям привязаны такие же. Накидывайте их в лесах, возле городов – всюду, где вы можете кого-то повстречать, – на случай, если Ульрих или гвардия короля будут вас искать. Но не надевайте плащи слишком надолго. Нынче они слабее всего, но все равно чем больше вы их носите, тем незаметнее становитесь. Если проходить в них чрезмерно, тень вас поглотит. Особенно тебя. – Он встретился со мной взглядом. – Даже в эту часть месяца. Беатрис сказала, у тебя есть дар.
Я кивнула, тревожась от известия об этом ограничении. Как нам его соблюдать, когда мы ступим в лес вокруг замка Урсильды?
– Еще один подарок ее величества, для защиты.
Кучер протянул мне блестящий серебряный предмет. В тусклом свете я не сразу его признала. А взяв в руки, охнула от знакомого веса и волка, глядящего с рукояти. Это был кинжал, которым человек Ульриха убил Фредерику.
Очищенный и отполированный, он был готов к применению. Маттеус уставился на клинок, широко раскрыв глаза. Я поспешила пристегнуть оружие к поясу.
После этого кучер вручил мне сумку, набитую полотном, травами и пузырьками. А другой рукой достал свиток, запечатанный синим воском. С тем же знаком в окружении птиц и чудищ.
– Все необходимое повитухе. И письмо для княжны Урсильды. Как только вы попадете внутрь замка, найдите самый западный коридор. Покажите письмо стражнику по имени Бальтазар, что будет стоять у двери Урсильды. Он предан только ей.
Наконец старик указал на дорогу:
– Этот путь приведет вас на восток. Оттуда можно двинуться торговым трактом на юг. Замок в трех днях езды отсюда.
С этими словами он развернул карету и покинул нас. Маттеус, стоявший рядом со своей белой кобылой с плащом в руке, переспросил:
– Тарнкаппен?
Я широко улыбнулась.
– Как в сказках.
Когда я натянула одеяние на платье и опустила капюшон на лицо, меня пробрал озноб. Ткань на ощупь казалось обычной, только что, возможно, немного тяжелой, но вставшие дыбом волоски – и тяга иного мира, которую я почувствовала, когда укуталась в нее, – подтверждали, что это тарнкаппен.