Малышка. Маттеус. Кто знает, что он с ними сделает, когда найдет нас?
– Мне придется столкнуться с ним лицом к лицу, – сказала я Маттеусу, обдумывая все прямо на ходу, – чтобы вы с девочкой успели убраться.
– Нет, – яростно прошептал он.
– Ее безопасность превыше всего, – отрезала я твердо, выбираясь из седла. По этому поводу не могло быть никаких споров. Если Ульрих шел за мной, она должна была оказаться как можно дальше. Я пошарила там, где чувствовала тарнкаппен Маттеуса, и нащупала стремя его лошади.
– Где ты? Вот. Дай я передам ее тебе.
– Хаэльвайс… – Маттеус коснулся моей руки. Проговорил нежно и с надрывом: – Я не хочу тебя оставлять.
– Он ищет меня. Мне не нужно, чтобы ты или дитя оказались рядом, когда я буду ему противостоять.
Я нашла и сжала его ладонь.
Маттеус спешился, собираясь спорить.
– Я не стану…
Его возражение было прервано прикосновением моих губ. Поначалу я уткнулась ему в щеку, но он сам повернул голову, тоже стремясь прижаться губами к моим. Странно оказалось целоваться, наполовину погруженными в мир теней. Рот у меня онемел, полный иголок и булавок. От этого ощущения закружилась голова.
Размотав перевязь на себе, я накинула ее Маттеусу на плечи, плотнее подоткнула ткань вокруг новорожденной и прижала девочку к его груди, убеждаясь, что она надежно закреплена. Устроив все как следует, поцеловала ее в лоб. Малышка тоненько всхлипнула.
– Не снимай капюшон. Уезжай прочь. Я отпущу Небель, она перепугана и только выдаст меня.
– Что ты будешь делать?
– Не знаю. Не могу думать, пока дитя в опасности.
– Куда мне ехать?
– Неважно. Просто спрячься. Я смогу тебя найти, покуда ты в плаще.
Он издал сдавленный звук, последнее выражение недовольства. Затем взял себя в руки.
– Ладно. Если ты не видишь иного пути. Бог в помощь, Хаэльвайс. Будь осторожна. До встречи.
Наступила тишина. Потом раздался топот лошади – они уехали. Я сняла капюшон с Небель и хлопнула ее по боку. Та умчалась вслед за ними.
Как только все убрались подальше, я поняла, что теперь могу сосредоточиться на текущем положении дел. И стала его осмыслять, ломая голову в поисках какой-нибудь слабости Ульриха, которой можно было бы воспользоваться. Мысли путались, и ничего определенного не думалось. В прошлый раз я сыграла на его похоти. В прошлый раз…
Я потянулась за фигуркой, потерла ее и стала молиться Матери. Выдохнула: пожалуйста, прошу, укажи мне путь…
Завеса приоткрылась, и потусторонняя тяга на миг сместилась в сторону нашего мира. В ушах у меня поднялся гул, словно от роя пчел, взлетевшего на защиту улья. Укради волчью шкуру, прожужжал яростный женский голос из иного мира, прежде чем равновесие восстановилось.
Во мне вспыхнула уверенность. Я моргнула, благодарная за это знание. Если я заберу у князя волчью шкуру, он утратит всю свою силу. Более того, Кунегунда может так обрадоваться моему деянию, что даже не прогонит Маттеуса. Вот только как ее украсть?
И тут ко мне пришло понимание: он меня не увидит. До этого я воспринимала все неправильно. Мне не обязательно быть жертвой. Я могу стать охотницей.
Я огляделась вокруг. Присмотрела росшее неподалеку можжевеловое дерево с узловатым стволом, на которое несложно было вскарабкаться. И полезла наверх, торопливо выбрав себе место примерно на полпути – достаточно высоко, чтобы оказаться вне его досягаемости, но не настолько высоко, чтобы не смочь спрыгнуть. Там я надела капюшон, как можно туже завязав тарнкаппен, и натянула тетиву лука.
Ульрих уже приближался, чудовищный и зловещий. Поджидая его в засаде, я вспоминала о кинжале, который он приказал своему наемнику вонзить в сердце Рики, о его руке, запущенной мне под сорочку, о тошнотворно-сладком вкусе его мерзкого рта, прижатого к моему. Ну давай, иди сюда, мелькнуло у меня в голове. Я наложила стрелу на тетиву.
И тут он появился. Самый громадный волк, что я когда-либо видела, выскочил из теней. Жуткое, неправильное существо, лишенное красоты настоящего зверя. Крайне уродливое. Неверно сложенные плечи, торчащие кости, бочкообразная и огромная грудь. Шерсть у него колыхалась, словно дым. Волк передвигался медленно, задирая морду и нюхая воздух, как будто в поисках моего запаха.
Я улыбнулась. Он не знал, где я. Плотнее закутавшись в плащ, я смогла от него укрыться.
Волк проскакал совсем близко, снова подняв морду и не задержавшись у моего дерева. Что-то рявкнул: коротким, гортанным звуком, напоминавшим скорее рычание, чем речь. Потом негодующе заревел и попробовал еще раз. На этот раз вышло достаточно похоже на слова, чтобы я их разобрала.
– Хаэээль. Я зна’ шт’ ты рррядм.
Я застыла от испуга. И наверное, слегка шаркнула ногой по стволу. Он уставился наверх, взревел, прижав уши и ощетинив загривок, и принялся втягивать носом воздух вокруг моего дерева. Когда я увидела его морду, живот свело от отвращения и ненависти. Волчьи глаза зияли, будто дыры.
У меня был лишь один выстрел.
Он зарычал, обнажив зубы.
Я нацелила лук прямо ему в сердце. Если получится его убить, все решится. А если нет – уж слишком он громадный, пусть стрела хотя бы засядет в таком месте, откуда ее трудно будет вырвать. Вознеся краткую мольбу о метком ударе, я выпустила стрелу. Та полетела к нему и вонзилась в его раздутую грудь прежде, чем он успел хотя бы вздрогнуть. Ульрих по-собачьи взвизгнул от боли.
– Хаэллль!
Потом заскулил, когтя стрелу. Острие вошло достаточно глубоко, и вытащить его было непросто. Зацепив древко лапой, волк снова испустил скулеж. Тело у него затряслось и стало меняться, дымный мех пошел рябью. Там, где раньше были широкие плечи, теперь растворялись в тумане щупальца теней. Шерсть сгинула, превратившись в ничто и оставив вместо себя обычного человека, который со стонами корчился на лесной подстилке, ощупывая свою окровавленную грудь.
Как я и ожидала, Ульрих сбросил волчью шкуру, чтобы воспользоваться руками. Он извернулся, пытаясь осмотреть рану, и скривился. Стрела у него торчала так близко к сердцу, что ему было страшно ее вытаскивать. Злосчастная шкура валялась рядом с ним, позабытая. И ощутимо влекла из иного мира тень – темное, вонючее, проклятое облако – даже без Ульриха внутри.
Я вернула лук за спину, туго стянула края плаща и спрыгнула с дерева. Все шло сообразно моему замыслу. Князь меня по-прежнему не видел.
От звука моего приземления он вздрогнул.
– Хаэльвайс! – взвыл в ярости, исторгая мое имя стоном боли и рыская глазами вокруг.
– Я здесь, – прошептала я, с удовольствием представляя, чем ему покажутся эти слова. Мой голос пропел их, будто детскую дразнилку, эхом разлетаясь из сумрака, словно я обратилась каким-нибудь демоном. Едва договорив, я быстро сместилась в сторону, приплясывая на ходу от того, что уже придумала, что произнести дальше: тот же вопрос, который князь задал мне самой в большом доме на горе. – Боишься меня?
Ульрих зажмурился и дернулся, с отвращением скривившись. Не знаю, от боли, или от моих слов, или ото всего одновременно.
Его тело подобралось, и я увидела, как на лице князя страх сражается с гневом. Гнева следовало ожидать, это чувство было плотью от его плоти, а вот страх меня удивил. И признаюсь, подарил мне долю извращенного удовольствия. Я никогда не причисляла себя к святошам.
Мысленно рассмеявшись, я представила мир с точки зрения Ульриха – скорчившегося на земле посреди леса и подстреленного девушкой, которую он собирался изнасиловать и убить.
Тот поднялся на четвереньки, затем встал, отламывая часть стрелы, что торчала снаружи.
– Нет, – ответил он с тихой яростью. – Не боюсь. Ты просто девчонка. Которая не слабо запуталась в том, как все в жизни устроено. Ты укрыла мою жену в Готель. Ты обвинила меня в убийстве, тогда как я просто вынес наказание, всецело имея на это право. Фредерика была шлюхой и изменщицей.
Пока Ульрих говорил, голос у него стал крайне спокойным, как будто ему искренне хотелось мне все разъяснить. Он озирался по сторонам, пытаясь определить мое местоположение. Без волчьей шкуры ему было не по силам узнать, где я нахожусь.
К тому времени я оказалась позади него, там, где скомканная шкура валялась на земле, давно им позабытая. Когда я подкралась поближе, чтобы забрать ее, потусторонние ветра взбесились. Сила метнулась из нашего мира в иной и отскочила обратно, притягиваясь к моей невидимой руке. Меня как будто разом ужалила тысяча ос. Я вскрикнула и отпрыгнула подальше, осознавая, что одному человеку не под силу нести и тарнкаппен, и волчью шкуру одновременно; туман просто переставал понимать, в какую сторону течь.
Ульрих повернулся на звук.
– Вот ты где, – сказал, явно довольный моим воплем, хотя было очевидно, что ему пока непонятно, что именно причинило мне боль. Через мгновение он посмотрел вниз на волчью шкуру.
Улыбнулся и наклонился ее поднять. Сердце у меня упало. Нутро исполнилось ужасом.
Ульрих натянул один из рукавов и непринужденно заговорил раздражающе размеренным голосом:
– Я тебя накажу. Ты поступила со мной хуже, чем Рика. Мне придется скрываться вечно. Моя семья будет жить в позоре. Ты действительно решила, что в Готель будешь в безопасности? Когда у меня есть это?
Он натянул второй рукав.
Жуткие теневые языки принялись лизать воздух вокруг него, покрывая его руки выпирающими сухожилиями. Плечи у Ульриха стали шире, тело – крупнее, а из-под кожи проросли тени. Нос слился со ртом, вытягиваясь в морду. Глаза провалились. Это выглядело настолько дико, что меня передернуло. Все в происходящем было неправильно.
Волк втянул воздух в ноздри, выискивая мой след. Через мгновение его запавшие глаза уставились на меня, хотя видеть ничего не могли. Он бросился напрямик ко мне и с рычанием рассек мне когтями грудь.
Я упала под него. Волк огрел меня лапой, смахивая капюшон с головы. Теперь ему стало видно мое лицо. Злобно уставившись на меня, чудовище взревело. Из пасти у него скверно воняло.