– Чую, мн’ эт’ понрррравитс.
Ульрих прижал меня к земле, болезненно вдавив тяжелые когти в мою грудь. Острия обожгли кожу, разрывая ткань плаща и платье. Я собралась с духом, ожидая неминуемого. Ульрих раскрыл рот, в лунном свете сверкнули белые зубы.
И тут его дымная шерсть снова пошла рябью. Сухожилия на плечах стали растворяться в тумане. Шерсть почти исчезла. Ульрих развернулся, замахиваясь когтями на то, что казалось лишь воздухом.
Раздался вскрик.
– Маттеус! – завопила я и выдернула из-за пояса кинжал.
Вонзаясь в спину огромного волка, клинок сверкнул серебром.
Зверь упал. Тени сморщились и сжались.
Рядом со скрюченным телом Ульриха, держа в руке волчью шкуру и лукаво ухмыляясь, проявился Маттеус. Рукав у него был порван, но кровь почти не текла. Он проследил за моим взглядом.
– Не волнуйся. Ничего страшного. С тобой все в порядке?
Я посмотрела на раны у себя на груди. Никакой боли не чувствовалось. Сердце у меня колотилось так сильно, что я совсем о них забыла.
– Малышка, – потребовала я. – Где она?
Маттеус бросил волчью шкуру и поспешил прочь.
Я приподнялась на руке и посмотрела на Ульриха. Тот лежал на боку, свернувшись в комок, будто младенец, и стонал. Кинжал глубоко вошел ему в спину, и теперь он истекал кровью. Князь поглядел на меня безумным взором. Он понимал, что смерть близко.
Я стала молча смотреть на него, ожидая, когда его душа покинет этот мир. Я знала, что всем будет лучше после того, как он уйдет. У меня не было к нему жалости. Вскоре равновесие пошатнулось, и в воздухе зазвенело притяжение иного мира.
Через миг все случилось. Душа вылетела у него изо рта – вонючим мутным облаком. И с шипением растворилась за завесой.
Несколько завитков тени выскользнули через разрыв и устремились к волчьей шкуре. Я покосилась на поганую штуковину. Было противно смотреть на когти, торчавшие в воздухе, и на зловещую тень под грудой шерсти. Я решила уничтожить ее сразу после того, как покажу Кунегунде. Важно было, чтобы та лично все увидела.
Маттеус вернулся с девочкой.
– Где ты ее оставлял?
– Прости меня, – сказал он. – Я сделал колыбель из перевязи и подвесил ее на дерево. Мне нужно было убедиться, что с тобой все в порядке.
Не обращая внимания на боль, просыпающуюся в ранах у меня на груди, я взяла малышку у него из рук, закутала ее в перевязь и заглянула ей в глаза. Она была такой совершенной и чистой и ничего не подозревавшей о том, что только что случилось. На долю мгновения все в мире словно стало как положено. Я крепко прижала ее к себе.
Глава 34
Мы подозвали лошадей обратно и забрались в седла, рассуждая, стоит ли скрываться оставшуюся часть пути. Снимать плащи не хотелось из-за вероятности повстречать людей короля. Но все попытки нести волчью шкуру, не скидывая капюшоны, приводили потусторонние ветра в полный беспорядок. В конце концов мы решили, что Маттеус и его лошадь останутся в тарнкаппенах, а мы с Небель поедем без них, чтобы везти шкуру в мешке. Башня была недалеко. Едва углубившись в лес, мы почти сразу приблизились к кругу. С неба спикировали и закружили вокруг нас два ворона. Я услышала, что Маттеус шумно втянул воздух. И ощутила, как он взволнован, хотя не видела его лица. Вороны принялись летать рядом с ним вопреки его невидимости. Я сжала бока Небель. Та заржала и остановилась.
– Как это возможно? – прошептал Маттеус полным ужаса голосом.
– Животные чувствуют колдовство.
Когда мы подъехали достаточно близко и уже завидели валуны, торчавшие зубами из земли, я напомнила ему о защитных чарах, укрывавших это место от мужских глаз. Маттеус кивнул, лицо у него выдавало его дурные предчувствия. Я до сих пор и не задумывалась о том, каково ему будет оставаться в Готель. Без зрения он будет зависеть от меня, пока не обвыкнется.
Мы спешились и сняли капюшоны с лошадей, чтобы провести их в каменный круг. Те были напуганы из-за кружащих воронов и тумана и беспокойно ржали, округляя глаза. Мы трижды обмотали поводья вокруг предплечий. Вороны с криками умчались обратно к башне. Их карканье разнеслось по лесу. Малышка заплакала. Я крепко прижала ее к себе и покачала, поводя бедрами. Прошептала:
– Тише, тише…
Затем повернулась к Маттеусу.
– Снимай капюшон.
Он послушался и подал мне руку, позволяя вести себя к кольцу камней. Лошади позади нас ржали и натягивали поводья, неохотно шагая следом. Чары метались в воздухе между валунами, поджидая возможность что-нибудь сотворить. Волоски на руках и ногах у меня встали дыбом. Девочка притихла, как будто почувствовала колдовство. А потом, моргнув от резкого осознания, я поняла, что так оно наверняка и было. Ей ведь достался дар.
Когда я наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб, все словно встало на свои места. Казалось правильным спешить к башне вместе с девочкой и Маттеусом.
Мы миновали камни, взявшись за руки и шагая в ногу. Воздух вокруг был тоньше, чем когда-либо прежде.
Впереди слышался шум воды, падающей в запруду, где я когда-то купалась. Сквозь деревья виднелись лунные блики. На водной глади крепко спала, спрятав клювы под крылья, стая серых гусей с полувыросшими, еще желтыми гусятами. Когда мы подошли ближе, большая часть птиц улетела, взметнув ворох перьев, однако мать-гусыня осталась с малышами и только на нас зашипела.
Пока мы обходили запруду по широкой дуге, Маттеус беспокойно рассмеялся:
– До чего злится.
Пока я ее не прогнала, птица Кунегунды по имени Цвайт все норовила налететь на Маттеуса. Тот испуганно проговорил:
– Хаэльвайс. Заклинание. Я ничего не вижу.
– Я вижу. Держи меня за руку, – отозвалась я. – Не отпускай.
Мы снова двинулись сквозь деревья, ведя за собой лошадей. Дитя широко раскрытыми глазками глядело на меня – более осознанным взором, чем я когда-либо видела у новорожденных. Ворон с янтарным взором снова подлетел к нам и нацелился на лицо Маттеуса. Кхарр, испустил крик, когда тот вскинул руки. И стал налетать на него снова и снова, клюя то в щеки, то в лоб.
– Поди домой! – завопила я и тут же об этом пожалела. Раны на груди обожгло болью, а малышка заплакала. – Дай мне возможность объясниться, – продолжила я уже тише, пытаясь успокоить девочку.
Ворон бросился на Маттеуса еще раз, будто предупреждая, и умчался прочь. Тот откашлялся, все еще закрывая лицо руками.
– Она улетела? Эта птица только что тебя послушалась?
– Да, – сказала я, понимая, что он все равно не поверит объяснениям. – Тебя не ранили? Покажи лицо.
Маттеус развел руки, и я увидела, что щеки у него покрыты ссадинами. Точно такими же, как у моего отца после того, как он отыскал человека, способного отправить письмо епископу. Я поняла, что он приходил сюда. Это Кунегунда написала за него послание.
У меня повело голову.
– Болят? – спросила я через мгновение.
– Все в порядке.
Мы осторожно двинулись дальше. Вскоре перед нами выросла башня, тонущая в тумане и бледном лунном свете; за ней тянулись увитые лозой стены сада и стояла конюшня, сумрачная и тихая. При виде этого места у меня перехватило дыхание от странной смеси облегчения и беспокойства. С одной стороны, после смерти Ульриха мы были здесь в большей безопасности, чем когда бежали из замка. С другой – я привела в дом Кунегунды мужчину.
Я завела лошадей на конюшню, затем сняла с нас капюшоны и медленно повлекла Маттеуса к входу в башню. Шагая за мной, он свободной рукой перебирал в сумке бусины четок и бормотал себе под нос молитву.
Кунегунда открыла тяжелую дверь, когда мы были от нее в двух шагах.
– Хаэльвайс, – объявила она предостерегающим голосом. Черно-белые волосы у нее рассыпались по плечам спутанными узлами. Золотые глаза предупреждающе горели. – Мужчинам здесь не рады.
Девочка у меня на груди захныкала. Я вцепилась в руку Маттеуса крепче прежнего. Он в ответ сжал мою, лицо у него исказилось от страха. Я порадовалось, что ему хотя бы не видно выражение моей бабушки.
– Нам больше некуда было пойти.
– Что это у тебя в перевязи?
– Дитя с даром. Молодая мать, княжна Урсильда, чуть не пала жертвой наемницы короля Фредерика.
Кунегунда медленно покачала головой.
– Король Фредерик…
– Урсильда сказала, что ты по-прежнему дочь Матери. И связана клятвой взаимопомощи.
– А дочери нынче заручаются помощью мужчин? – Кунегунда оценивающе посмотрела на Маттеуса. – Это враг. Разве ты не видишь четки у него в руке? Не слышишь, что за молитву он читает?
– Все это время со мной говорила Мать. Я знаю, что ты знаешь. Она хочет вернуться на свой трон, воссоединиться с Отцом на земле…
– Ты добьешься только того, что тебя убьют, – горько сказала Кунегунда. Покачала головой, затем закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Я посмотрела ей в лицо.
– Нет, если ты нас впустишь. Кунегунда, прошу. Жизнь этого ребенка висит на волоске.
Кунегунда взглянула на сверток у меня в руках. Из него виднелся только затылок.
– Мальчик или девочка? – спросила она с сомнением.
– Девочка, – ответила я. – Впусти нас. Он помог мне убить Ульриха!
– Он что?
– Ульрих мертв. Маттеус сорвал у него со спины волчью шкуру.
Глаза у нее округлились.
– Что, правда?
Я показала ей шкуру. Кунегунда взяла поганую штуковину у меня из рук, сморщив нос от ее зловония. И одарила меня шальной улыбкой.
– Ох, Хаэльвайс, спасибо. Вот так подарок. Сожжем ее сегодня же!
– А теперь прошу, – напомнила я. – Мы ранены. Впусти нас внутрь.
Кунегунда покачала головой, посмотрев мне в глаза.
– Нет. Это ничего не меняет. Вы с ребенком можете остаться, а он – нет.
Маттеус встревоженно выпрямился. Бусины четок постукивали у него в руке.
– Ни одна живая душа не услышит от меня ни слова, – пообещал он умоляющим голосом, глядя вверх. – Клянусь. Я никогда не сделаю того, что может навредить Хаэльвайс.