Книга интервью. 2001–2021 — страница 41 из 44

Специализация в России – это исторический факт – сильно отстает. В России люди остаются додисциплинарными, а не междисциплинарными. Именно поэтому людям в России междисциплинарность непонятна. В Кембридже с этим нет проблем: тут много чудаков.

То есть это все-таки чудачество?

Да, но сейчас оно приобрело такой масштаб, что называется иначе. Заниматься вещами, которые имеют публичный успех и impact, – значит побеждать в конкурентной борьбе. На этот грант в миллион евро, который я получил, были сотни заявок. Конечно, современная наука специализированна. Если человек хочет делать научную карьеру, то научное сообщество обязывает его начинать с ясной самоидентификации: кто ты? Ты занимаешься историей, литературой или психоанализом? И если ты говоришь, что всеми сразу, то ты обеспечиваешь себе серьезные проблемы. А вот если человек уже сделал нечто и публикует свою, скажем, третью книгу, тогда междисциплинарность всеми приветствуется. Думаю, можно б начать и раньше.

Коллеги по цеху не считают вас спекулянтом? Чувствуете какое-нибудь сопротивление академической среды?

Я его чувствовал очень сильно, а потом оно испарилось. Но это не вызвало у меня большой радости. Вот я стал профессором Кембриджа, значит, я прав. Получил миллион – тем более. Это вызывает философские размышления.

Насколько разные роли играют интеллектуалы в разных странах? У вас, должно быть, разнообразный опыт.

В России интеллектуал – это традиционно пророк. Сначала русская интеллигенция была подавлена в Российской империи. Потом она заняла такую же зависимую позицию в Советском Союзе. А потом, когда все закончилось, и Советский Союз, и интеллигенция, люди вообще перестали верить в политическую роль интеллектуалов, считая, что и на Западе дела обстоят так же. Но на Западе это совсем не так. У интеллектуалов есть своя политическая воля, они выступают в роли экспертов, учителей, консультантов. Лондон набит интеллектуалами, профессорами, авторами книг. То, как между собой разговаривают интеллектуалы, создает публичную сферу. Правда, чтобы быть экспертом, вовсе не обязательно пять лет учить одну науку. Скажем, человек у нас учился четыре года, занимался древнерусскими рукописями, а ты его встречаешь потом – он работает в банке. Это британская традиция: так и в XVIII веке они изучали латынь и греческий, а потом становились офицерами.

В России пророки не становятся экспертами. Это два полюса существования интеллектуала, но я думаю, что они вполне сочетаются. Интеллектуал, который занимается сугубо гуманитарными проектами, периодически может давать советы правительству, или писать колонку в «Гардиан», или преподавать людям, которые будут заниматься практическими вещами. Лучшее определение интеллектуала, которое я знаю, – это человек, который делает идеи интересными; иными словами, он делает интересные ему идеи интересными всем. Он может преподавать, писать заметки или писать картины – его деятельность всегда связана с публичной сферой. В России верят, что чиновников нужно непременно учить чему-то, что есть такая наука «госслужба» и что ее нужно выучить. В Англии считают, что госслужба – это то, чем человек может заниматься, если получил хорошее образование. Ну и прошел по конкурсу.

Интеллигенция – это лучшее, что было и есть в России

Беседовал Андрей Чернов

Собака.ru. 2012. Апрель


Что такое современная российская интеллигенция?

Она разбросана, как диаспора, по всему миру. В Европе и Америке российская интеллигенция очень успешна, гораздо более, чем в России. Среди американских налогоплательщиков, например, выходцы из России – одна из самых образованных и обеспеченных групп и к тому же одна из самых честно платящих налоги. В Англии выходцы из России регулярно получают престижные премии и гранты и в естественных науках, и в гуманитарных. В Израиле выходцы из России изменили политическую атмосферу в стране. Российская интеллигенция за границей способна делать дела, которые пока только учится делать в России. Это, несомненно, привилегированный класс. Доходы и собственность могут быть небольшими, но свобода в распоряжении своим временем и силами больше, чем у других групп, а в современной жизни это очень важно. Российская интеллигенция стала мобильной и космополитичной, хоть пиши с нее портрет современного общества. Разговоры о ее смерти не то что преждевременны, а просто ошибочны. Мифом является и то, что интеллигенты не способны к организации. Многие люди интеллектуальных профессий привыкли к коллективной работе – в университетах, лабораториях, газетах, в бизнесе.

Какой вам видится миссия интеллигенции в России в прошлом и сейчас?

Просвещать людей, в том числе самих себя. Производить и распространять знания, давать примеры моральной жизни, обличать обман, зло и корысть. На более ученом языке я определяю интеллигентных людей как производителей человеческого капитала – в современном обществе это решающее дело. Для своей работы интеллигенции нужна свобода. У свободы много разных видов, но политическая свобода является определяющей. Имея свободу, интеллигенция производительна, без свободы она становится протестной силой. Так много раз бывало и будет. Как историк, я могу сказать с уверенностью, что интеллигенция – это лучшее, что было и есть в России. Даже в деловом плане ничего более конкурентоспособного в мировом масштабе, чем литература, музыка и живопись, страна не производила. Успешной, в определенных условиях, бывала и русская наука. К тому же в отличие от вонючих нефти и газа, которые загрязняют землю и небо, интеллектуальные ресурсы России – экологически чистые и потенциально возобновимые. К сожалению, в России такая уж история с географией, что природные ресурсы в ней сейчас обильнее человеческого капитала. Когда так случается, земная власть с ее обычной глупостью и корыстью вцепляется в эти ресурсы мертвой хваткой. Она не только не замечает ничего другого, но готова все другое уничтожить, утопить в грязи. Но в России бывали и иные, не ресурсные периоды.

Писатели и журналисты сегодня действительно стали протестной силой. Почему же они молчали раньше?

Никто не молчал. Журнал «Собака.ru», например, издается уже давно, и мы с вами – и журнал, и многие другие, и я тоже – давно и откровенно говорили об интеллигенции и власти. Я думаю, этот рокирующийся тандем просто стал последней каплей. Люди оторвались от экранов и вышли на улицы. Но экраны тоже важны, и сейчас они перегреты как никогда.

Последние годы было распространено мнение, что интеллигенция умерла.

Идея, что интеллигенция умерла, или устарела, или не нужна России, исходит от власть имущих, конкретно от нескольких людей – врагов интеллигенции, которые заняли позиции власти. Прочтите роман «Околоноля», это библия антиинтеллигентского движения. В 2000‐х годах данное движение, я бы даже назвал его антиинтеллигентской партией, стало правящим в этой стране. Его стратегия в том, чтобы и перекрыть кислород интеллигенции, и скомпрометировать ее ценности. Оно заставляет людей поклоняться собственной вере, которая знает только две добродетели: корысть и силу. Честность и мудрость должны быть уничтожены, смешаны с грязью, чтобы неповадно было о них и мечтать. Торопясь от жадности и трусости, эти люди объявили интеллигенцию умершей. Частью этой политики была многолетняя заморозка, почти блокада, которой российская власть подвергла зарплаты учителей, врачей и профессоров. Россия – единственная страна в мире, где средняя зарплата профессора меньше среднего душевого дохода. Спрашивается, оно что, так само получилось? Или люди, которые определяют зарплаты в бюджетном секторе, осуществляют последовательную стратегию, направленную на уничтожение интеллигенции?

В 1974 году в статье «Образованщина» Солженицын писал: «Всякий разговор об интеллигенции сегодняшней почти нельзя провести, не сравнивая нынешних ее качеств с суждениями “Вех”». Полезна ли историческая оглядка при анализе современных процессов?

Современная Россия совсем другая, чем она была и в 1909, и в 1974 годах. Власть в России никогда еще не была столь жадной и циничной, а интеллигенция редко бывала столь раздавленной и бессильной, как сейчас. Я не думаю, что история – это руководство к действию. Это пища и развлечение для тех, кто умеет думать и спорить.

Какие ценности должна предложить интеллигенция сегодня?

Главная программа в том, чтобы соблюдать законы, которые в России остаются гораздо лучше, чем власть и ее институты. Коррупция есть сама суть режима, поэтому у протестного движения и нет лучшей программы, чем борьба с коррупцией. Интеллигенция предлагает ясную цель развития: в современном обществе богатство должны рождать люди, а не недра и, соответственно, власть должна зависеть от труда, налогов и голосований, а не от трубы. В таком обществе интеллигентные люди будут иметь и власть, и собственность. Но дорога к этой цели очень долгая.

Яхты у вас не будет

Paper.Paper. 2010


Вы приехали в родной Петербург с лекцией «Гуманитарий: поиск себя». Рассказывали о том, например, как получить грант в миллион евро. Как же гуманитарию найти себя?

Почему мой проект «Memory at War» получил этот грант? Этот проект был мне по-настоящему интересен, а это главное условие. Потом, наверное, идея эта совпала с тем, что сейчас наиболее интересно и актуально для других. Я, кстати, с этого миллиона не получаю ничего: все уходит на проект и зарплату моей научной команде. Так что завидовать тут нечему. Мы не занимаемся политическими вопросами. Нас интересует историческая память, «войны памяти» – то, как те или иные события преломлялись в сознании людей в разные периоды.

Вы сразу пришли к таким масштабным проектам?

Конечно нет. Первую книгу я написал безо всяких грантов. Я только начал работать, время было тусклым и серым. Но тут наступила перестройка, которая на меня очень повлияла. И я, как любили тогда говорить, «начал с себя». Меня тут же уволили. Тогда я начал писать. «Эрос невозможного. История психоанализа в России» впоследствии была переведена на семь языков, а в России разошлась тиражом 30 тысяч экземпляров.