Книга Иуды — страница 20 из 57

В один из дней произошел такой случай. Пилат смотрел из дома своего на некий сад, находившийся по соседству от своего дворца, и увидел в нем яблоки очень красивые и пожелал их испробовать на вкус. Сей сад принадлежал Рувиму, отцу Иуды. Иуда же Рувима не знал, так же как Рувим не знал Иуду, что тот сыном ему приходится. Рувим этого не только не предполагал, но в сердце своем считал, что сын его в ковчежце утонул в море. И Иуда совершенно не знал, ни кто есть его отец, кто мать, родившая его, и где есть отечество его.

В это время призвал Иуду Пилат к себе и говорит: душа моя так желает вкусить плод из этого сада, что если не вкушу его, то смертью умру. Иуда, услышав такие слова, вскоре забрался в сей сад и начал срывать желанные яблоки. Случайно в это время пришел Рувим и увидел Иуду, срывающего яблоки в его саду, и очень разгневался на него. И начали они друг друга поносить и браниться, и дело дошло до драки. Одолевали друг друга поочередно, тогда Иуда взял камень и ударил Рувима по шее и нанес смертельную рану отцу своему. Потом взял яблоки и принес к Пилату и обо всем приключившемся ему возвестил.

Когда же вечер сменила ночь, Рувим в своем саду был найден мертвым, и все говорили, что умер он внезапною смертью. Когда минуло некоторое время, отдал Пилат все имение Рувима и Сиборию, жену его, которая была матерью Иуды, в жены Иуде же, своему любимцу.

В один из дней Сибория тяжко воздыхала и сетовала. Муж ее Иуда заботливо расспрашивал ее, что с ней. Рассказала ему жена его: горе мне! Всех жен я окаяннейшая, ибо отдала морю младенца сына своего от мужа своего, внезапно умершего. Пилат же предложил мне в крайней злобе, слезы к слезам, с тобой меня соединил, насильно в жены отдав. И когда Сибория поведала все о детище своем, то и Иуда возвестил ей все, что приключилось с ним.

Так обнаружилось, что обретенную мать свою Иуда имел женою и жил с нею, а отца своего убил. Каясь в этом, по совету Сибории, матери и жены своей, пришел Иуда к Господу нашему Иисусу Христу, учившему и проповедовавшему в то время и всех недужных исцелявшему по всей Иудее; и сподобился Иуда получить от Него прощение в своих грехах.

По неведомому божественному промыслу Господь возлюбил Иуду, и в число апостолов Своих избрал, и доверил ему попечение о Себе и других апостолах в нуждах телесных, поручив иметь при себе ковчежец и носить в нем вносимую милостыню. Со временем он же стал и предателем Господа и Владыки своего.

Когда же драгоценное миро, которое можно было за триста монет продать и дать нищим просящим, не продано было, но тайно пролито на главу Христову, то Иуда был не как о нищих заботящийся, а был как тать, по писанию святого Иоанна Евангелиста. Сего ради шел предавать Господа Иисуса иудеям за 30 сребреников, каждый содержащий в себе 10 монет, монета же равна по цене 10 польским грошам…

Иные говорят: всего за тридцать сребреников Иуда продал Учителя, потом раскаялся и возвратил их иудеям, бросив их в храме; и повесился на дереве…

Хорошо, что сей в воздухе погиб; за то, что оскорбил ангела и человека, из пределов ангельских и человеческих изгнан был. Нигде как только в воздухе с демонами надлежало ему водвориться и погибнуть.

Нас же, читающих и слышащих такое беззаконное его житие и деяние, от такого злого нрава сохрани всех, Христе Боже наш, и сподоби небесному Царствию Твоему, Прославляемый с Отцом и Святым Духом во веки. Аминь.

Из «Арабского Евангелия детства»[71]

Глава XXXIV

В том же городе была другая женщина, у которой сын был мучим сатаной.

Он назывался Иудой, и всякий раз, когда злой дух овладевал им, он старался укусить тех, кто был около него.

И если он был один, то кусал свои собственные руки и тело.

Мать этого несчастного, услышав о Марии и Сыне Ее Иисусе, встала и, держа сына на руках, принесла его Марии.

В это время Иаков и Иосиф вывели из дома Младенца Иисуса, чтобы Он играл с другими детьми, и они сидели вне дома и Иисус с ними.

Иуда приблизился и сел справа от Иисуса. И когда сатана начал его мучить, как обыкновенно, он старался укусить Иисуса.

И как не мог Его достать, он стал наносить Ему удары в правый бок, так что Иисус стал плакать.

И в это мгновение сатана вышел из ребенка того в виде бешеной собаки.

И этот ребенок был Иуда Искариот, который предал Иисуса.

И бок, который он бил, был тот, который иудеи пронзили ударом копья.

Литературно-богословские эссе

Свт. Иннокентий ХерсонскийПоследние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа[72]

Глава XI
ПРЕДАНИЕ ИИСУСА ХРИСТА ИУДОЙ

Перемена мыслей в синедрионе насчет времени умерщвления Иисуса Христа. – Предательство Иуды и его причины. – Замечание о местопребывании и деяниях Иисуса Христа в продолжение того дня.


Мы видели, что на земле, в совете человеческом положено не лишать Пророка Галилейского жизни до окончания праздника Пасхи; иначе положено было на небе, в совете Всевышнего! Агнцу Божьему, вземлющему грехи мира, надлежало быть принесенным в жертву в одно время с агнцем пасхальным, который столько веков служил Его прообразом (1 Кор. 5:7), и никакое могущество земное, никакая злоба и хитрость не могли замедлить этого жертвоприношения, разлучить прообразуемое с прообразующим.

Промысл Божий расположил, напротив, течение обстоятельств так, что те же люди, которые, сами не зная, пошли было вопреки вечных судеб Его, сами же не зная, обратились внезапно к исполнению их, решившись действовать немедленно, захватить и умертвить Иисуса Христа при первом удобном случае. Причиной такой неожиданной перемены был один человек, который, явившись к первосвященникам, объявил, что он, издавна принадлежа к числу учеников и постоянных сопутников Иисуса и зная поэтому все тайные места пребывания Его, легко может содействовать давнему желанию их – захватить Его в свои руки тайно от народа (Лк. 22:6) – и готов употребить для того все свои средства и силы, если только верховное правительство заблагорассудит обратить благосклонное внимание на столь важную услугу, на которую немногие способны, хотя всякий был обязан, вследствие недавно изданного синедрионом повеления (Ин. 11:57). Жалкий человек этот действительно принадлежал к ближайшему окружению Иисусову и был тот самый ученик, который на вечери в Вифании притворно сожалел о мире и о нищих и от сребролюбия которого давно предостерегал нас дальновидный Иоанн (Ин. 12:6); это был Иуда Искариотский. После увидим, что побудило его к ужасной измене своему Учителю и Господу; здесь приметим только, что, по должности хранителя денег в малом обществе Иисусовом, Искариот мог благовидно оставлять это общество и отлучаться за покупками в город и потому имел возможность вести постыдные переговоры с врагами своего Учителя и торговаться за Его жизнь, не будучи никем подозреваем в измене.

Появление человека с таким предложением, по замечанию евангелистов (Лк. 22:5), было крайне приятно для Каиафы. Хитрый саддукей мгновенно рассчитал в уме своем, что при помощи такого человека, каким представлялся предатель, можно будет захватить Иисуса Христа без всякого шума, даже без присутствия народного. Немедленным же осуждением Его на смерть и преданием в руки римского правительства предполагалось оградить себя и от последней опасности. Народ, думали, не осмелится предпринять что-либо против римлян, которые на время Пасхи особенно усиливали военные посты свои в Иерусалиме; а если бы и покусился на что-либо, то синедрион не будет за то в ответе. То, что Иисус Христос будет предан Своим учеником, имело особенную цену в глазах личных врагов Его: потому что перед народом, не знающим истинных причин предания, обстоятельство это могло быть обращено в большой минус Иисусу, так мало, по-видимому, ценимому собственными учениками. В жару и ослеплении фанатизма предатель для некоторых из слепо почивающих на законе мог казаться человеком праведным по закону. Что он сдержит свое слово и не обманет синедрион, как обманывал Учителя, за это, кроме других обстоятельств (Иуда, без сомнения, позаботился о снискании себе доверия), ручалась уже чрезвычайная алчность его к деньгам, обличавшая в нем низость и черноту души, готовой на все из-за прибытка.

Немедленно назначается цена предательства – та самая, которую Моисей велел взыскивать за раба, когда он будет убит кем-либо ненамеренно (Исх. 21:32), то есть тридцать сребреников, или сиклей, на наши деньги это около 60 рублей. Остроумие какого-либо книжника, вероятно, хотело отличить себя, оценив жизнь Иисуса Христа ценой раба, которая, без сомнения, невысока была и во время Моисея, а теперь, спустя 2000 лет, еще ниже. Тем удивительнее алчность предателя, которая могла удовлетвориться такой малостью при таком случае, когда враги Иисуса Христа, по всей вероятности, не поскупились бы никакими сребрениками. Но едва ли, в случае успешного совершения дела, не обещана была бо́льшая сумма, как позволяют предполагать выражения евангелистов – Марка и Луки. С другой стороны, предателю стыдно было с упорством настаивать на большей плате, если он хотел (как и должно предполагать) придать измене своей в глазах первосвященников вид законного патриотического поступка и не показаться явно презренным предателем, торгующимся за свою совесть. Впрочем, действовать безрассудно, нередко вопреки своих выгод, есть удел одержимых страстью сребролюбия: малое кажется им иногда великим, великое малым, и они, имея во всем и всегда в виду одни деньги, несмотря на это, сами не зная того, являют в своих поступках иногда вид бескорыстия. Времени и образа предания не могли определить с точностью ни предатель, ни первосвященники, хотя, без сомнения, это было бы приятно для тех и для другого и об этом, кажется, думали немало (Мк. 14:11). Предатель взялся только воспользоваться первым удобным случаем, то есть когда можно будет сделать это тайно от народа (Лк. 22:6); а первосвященники обещали по первому требованию Иуды прислать ему для совершения своего дела достаточное число слуг и стражи церковной. Пасхальная ночь, как время самое глухое и потому удобное, без сомнения, приходила на мысль тому и другим; и если теперь не была она избрана решительно для исполнения замысла, то, должно быть, потому, что Иуда не знал еще, где будет проведена Учителем эта ночь, а может быть, не ведал еще наверно и того, станет ли Он теперь праздновать Пасху в одно время с другими, то есть по причине великой, со всех сторон окружавшей Его опасности не отложит ли это празднование (как то позволялось самим законом) до следующего месяца.