— Доброе имя? — яростный крик эйп Леденваля забился эхом под сводами пыточной. — Не может быть добрым имя того, кто отрекся от собственного сына и выставил за дверь его мать! Отрекся ради волоокой дуры с лютенкой и своего нового щенка!
— Не смей так говорить о моей матери! — Сианн вскочил на ноги и, взмахнув плащом, точно птица крыльями, крутанулся к брату лицом. — Не тебе, предатель, судить, в чем был прав, а в чем виноват князь Мадре!
Лицо Торуса побледнело, как мел, щека дернулась; и, прошипев: — Это ты, сволочь, отнял у меня отца, — легат бросился на менестреля и обеими руками схватил того за горло.
Сианн с размаху врезал Торусу в скулу, просипев:
— Нельзя отнять то, чего не было.
Легат отлетел в угол, но тотчас по-кошачьи вскочил на ноги, подхватил с пола упавший хельгин плащ, накинул его на голову князю и от души коленом въехал братцу в пах. Сианн охнул и согнулся пополам. Комтур, Лисай, палач, и даже ждущие своей скорбной участи стражники, как по команде, скривились, а Торус, схватив князя за шкирку, бросил того обратно на скамью.
— Вы закончили? — холодно спросил Олав Эйнар и повернулся к Лисаю: — Нет, Янниг, это записывать не стоит… Палач, свяжите пленнику руки. И я искренне надеюсь, что господин легат не унизится до того, чтобы бить беззащитного…
Хельга покосилась на перекладину дыбы, под которую помощник палача, выполняя указания своего мастера, подтащил пленника, и подумала, что воззвание Эйнара к достоинству дознавателя звучит в этих стенах, по меньшей мере, странно. Торус, впрочем, исподлобья глядя на комтура, молча кивнул и отошел к стене.
— Так что, господин князь, вы готовы к серьезному разговору? — невозмутимо продолжал Олав, с интересом наблюдая, как к лицу менестреля постепенно возвращаются краски.
— Вы что, действительно решили, епископ, что я вам что-то расскажу? — Сианн презрительно посмотрел на комтура и, кажется, даже хотел плюнуть тому под ноги, но по здравом размышлении передумал. Кат тем временем сосредоточенно связывал руки князя за спиной.
— Ну, я рассчитываю на это, — пожал плечами Олав. — Во всяком случае, теперь точно известно, что старший князь Дальнолесья жив, и мы вполне, в случае вашего упрямства, можем пощекотать его отцовские чувства…
— Коварные негодяи! — менестрель дернул щекой. — Больше вы от меня ничего не услышите!
— Жаль, — слово тяжело и коротко сорвалось с губ епископа. — Тогда мы послушаем, пожалуй, тех, кто говорить готов. А вы тем временем поразмышляете и, возможно, наберете материал для новой баллады…
Комтур снова кивнул палачу, и тот подергал узел на запястьях Алиелора, проверяя на крепость. Помощник, поплевав себе на ладони, ухватился за массивный ворот у столба дыбы и лихо его крутанул. Руки Сианна взметнулись вверх, он глухо вскрикнул, сжал зубы и резко наклонился вперед, уронив голову на грудь.
— Ах, зараза тебя забери… — беззлобно сказал кат, укоризненно глядя на своего ученика. — Что ж вы, молодые, такие горячие? Нежно надо, плавно, будто ты не колесо вертишь, а девицу к себе разворачиваешь… Ну-ка, подай назад чуток…
Помощник захлопал ресницами, высунул от усердия язык и понемногу открутил ворот обратно.
Тело князя слегка выпрямилось, и он, подняв голову, сквозь занавесь смоляных волос обвел ненавидящим взглядом ордальонов.
— Так, значит, теперь сразу на вторую страницу переходить, отче? — послышался от стола будничный голос Лисая Яннига, и комтур, обернувшись, улыбнулся секретарю:
— Ну, да, только места побольше свободного оставь, сдается мне, что господину Сианну все же будет что сказать.
Князь молча отвернулся. Помощник палача снова потянул за ворот, на этот раз под размеренный взмах руки своего мастера, и остановился точно по сигналу. Сианн остался почти что висеть в воздухе, опираясь о землю только носками сапог. Лицо его побледнело, из прокушенной губы по подбородку заструилась вишневая струйка крови, но менестрель не издал ни звука.
Хельга поморщилась и перевела взгляд на стоявших у двери стражников, которые, не смотря на то, что внешне отличались, точно бык с кобылой, вид сейчас имели одинаково бледный и испуганный.
— Подойдите поближе и назовите ваши имена, — Янниг строго ткнул гусиным пером в пространство возле стола, и мужчины нехотя приблизились. Судя по гербам на накидках поверх кожаных кирас, служили оба в городской охране. Один, как попутно выяснилось, носил цветистое имя Марус Ксавьер Родригес, второй, по прозвищу «Хивтей хромец» долго юлил, назывался по-разному и, в конце концов, настолько достал дознавателей, что получил от Торуса кулаком в глаз. Только после этого стражник, наконец, сознался, что его достопочтенная матушка, тайно мечтавшая о дочери, назвала несчастного ребенка Исидорой, чему он, Хивтей, никак не мог препятствовать по малолетству. И теперь бедняга вынужден представляться окружающим вымышленным именем, дабы не быть осмеянным и униженным в глазах добропорядочных ордалиан. Когда все недоразумения наконец-то прояснились, комтур приступил к дознанию.
— А теперь вы нам расскажете, — Олав задумчиво покрутил на пальце железную печатку, — не произошло ли чего-нибудь необычного за время вашего дежурства? И помните, дети мои, вы можете солгать мне, но Судия, — епископ выразительно указал перстом в потолок камеры, — видит все, и каждый ваш гнусный поступок, даже каждое неправедное слово может однажды перевесить чашу правосудия, и низвергнуты вы будете в безжизненные и темные долины Мглы…
Тут у толстяка Маруса, очевидно, сдали нервы и он, бухнувшись перед Олавом на колени, завопил:
— Ваше Преосвященство, я тут ни при чем! Я только с девицей короедской перемигивался, да она, вроде, и не против была, вот это разве грех?
— С какой девицей? — насторожился легат. — Давай, не жуй сопли, а описывай подробно!
— Рыжая такая, — толстяк испуганно посмотрел на эйп Леденваля, — коро… простите, дон легат, элвилинка, я хотел сказать, глазищи такие здоровые, зеленые, да невысокая сама…
Торус с Хельгой переглянулись, а Марус продолжал заискивающим тоном:
— Так её же одна из ваших рыцарш и вела, она сама так сказала. На допрос, вроде, в Университет.
— А как выглядела вторая? — епископ был сама невозмутимость.
— Дык, одета правильно, — Марус почесал макушку, припоминая внешность дознавательницы, но перед глазами все время почему-то стояло видение распущенной шнуровки на груди грязной рубахи элвилиночки. — Так вы у Хивтея, вон, спросите, — толстяк кивнул в сторону угрюмо молчащего товарища по несчастью. — Он с ней разговаривал…
Сзади послышался стон. Обернувшись, Хельга увидела, что сквозь белую рубаху на правом плече Сианна проступило алое пятно. Менестрель, очевидно, почувствовал взгляд, поднял голову и, глядя советнице в глаза, презрительно сплюнул на пол. Женщина обхватила руками себя за плечи, зябко поежилась и отвернулась.
— Так, а я чего? — послышался хрипловатый голос второго стражника, и худой хромец пожал плечами: — Она сказала, что с доном легатом приехала, сама такая при оружии, одежда с серпом, все, как рыцарю положено. Тож рыжая, росту оне примерно с пленницей одинакового были.
— А что было в документах? — Хельга подошла поближе к столу, чтобы не смотреть лишний раз на страдания упирающегося на цыпочки Сианна. Силы его, похоже, были на исходе, и ноги уже начинали дрожать от напряжения.
Марус искоса посмотрел на Хивтея:
— В документах-то? Ты ж друг, их читал, поди?
Хивтей отер дрожащей ладонью капли пота со лба и кивнул:
— Ну, как же, читал. Все, как положено, разрешение пленницу вывести было там, да печать легатова…
— Правда? — Торус доброжелательно улыбнулся стражнику. — И что там такое, интересно, на печати моей изображено? Не припомнишь?
— Э… — лицо Хивтея стало белее снега, и хромец затравленно глянул на дверь, точно прикидывая расстояние броска. — Кто ж упомнит-то, дон, да и темно там было…
— Это он! — Марус внезапно ткнул дрожащей рукой в напарника и яростно затряс щеками. — Он, Ваше Преосвященство, выводил тех двоих на улицу, говорил, что документы смотрел при свете, а видать теперь, что врет!
— Не советую пытаться бежать, — Олав кивнул на стоящую возле двери охрану, — вряд ли вы пробьетесь, да и оружие у вас отобрали. Эй, Антоний, — Олав подозвал к себе ученика палача, и Хельга слегка удивилась, что епископ, похоже, помнит имена всех своих подчиненных, — обыщи-ка этого человека.
Комтур указал на хромого. Юноша, коротко кивнув, быстро пробежался руками по поясу Хивтея и через минуту уже клал на стол набитый монетами кошелек с монограммой, вышитой серебристыми элвилинскими рунами.
— Кажется, я где-то видел этот трофей, — Торус криво усмехнулся и удовлетворенно кивнул. — По крайней мере, хоть что-то из награбленного мне удалось вернуть.
Тут сзади опять протяжно застонал менестрель; Марус Ксавьер Родригес не выдержал и, медленно завалившись на бок, без чувств растянулся на каменном полу.
Эйп Леденваль обернулся к двери, молча кивнул Рамону и еще одному ордальону, мужчины пинками быстро привели толстяка в чувство. Скрутили неудачливым охранникам руки за спиной и увели, получив попутно от епископа приказ передать брату Диту, еще одному дознавателю, заняться розыском и для начала расспросить стражников у городских ворот.
— Кто знает, — задумчиво потер подбородок комтур, — вдруг нам повезет, и беглянки все еще в городе… Ну что ж, с первой частью допроса мы разобрались достаточно быстро, остается надеяться, что и господин князь не станет упрямиться и, наконец, поймет, что ему все же выгоднее быть с нами откровенным…
По отмашке епископа Сианна опустили, уставшие ноги пленника подкосились, и тот медленно стал на колени на каменный пол пыточной.
— Смирение — лучшая из добродетелей, — едко усмехнулся Торус, наблюдая, как брат, морщась, растирает окровавленное плечо.
— Тебе ли судить о добродетели, придурок, — мрачно бросил снизу коленопреклоненный Сианн.