В джунглях Зеленой, инхуми и их люди-рабы не раз заставали нас врасплох. На этот раз я предпринял шаги, чтобы предотвратить сюрпризы и разместил небольшие группы на севере у первых холмов. У нас нет всадников, достойных этого названия, но у нашей самой северной дозорной — не помню, как ее называла Адатта[99], — есть лодка с веслами и маленьким парусом, пришвартованная там, где река выходит из холмов. Я не знаю, успеет ли она приплыть к нам раньше, чем первые труперы из Солдо доберутся до нас; но Адатта говорит, что она убьется, пытаясь это сделать, а Адатта, как мне кажется, хорошо разбирается в других женщинах.
Наши рвы вырыты, по большей части. Женщины сшили тысячи мешков для земли, и большая часть наших стен была наполовину построена сегодня вечером, по крайней мере мне так показалось. Если Внешний даст нам, как я искренне молился, хотя бы несколько часов светлого времени суток до того, как появится вражеский авангард, мы будем если не готовы, то, по крайней мере, почти готовы. Стены едва достигают в высоту плеч, но они достаточно толстые, чтобы остановить пулю. Я попытался вспомнить ту самую, по которой так давно карабкался на Золотой улице, и рассказать нашим людям, как она выглядела; но боюсь, что та стена была лучше, чем любая из наших.
Я все еще далек от уверенности насчет свиней, но Аттено полон энтузиазма. У него десять или двенадцать пар, по большей части дикие старые хряки.
Раненые труперы Инклито возвращаются, сотни там, где мы привыкли видеть дюжину или две. Те немногие, кто не может ходить, сидят в корзинах, подвешенных с обоих боков мулов. Это очень плохо сказывается на наших труперах, особенно на женщинах. Они переводят взгляд с одного лица на другое в поисках своих братьев и мужей, часто плача, хотя не видят ни тех, ни других.
Одна группа ходячих раненых сопровождала восьмерых пленных. Их руки были связаны за спиной так крепко, что кожа выглядела как плоть мертвеца. Я приказал освободить их и нашел для них немного вареного ячменя и вина, хотя мы уже почти готовы съесть свиней Аттено. Они рассказали мне, как разграбили Олмо, а потом сожгли его. По их словам, они сожгли Олмо по приказу их Дуко. Они уверены в победе, которая освободит их через день или два; я не верю, что это будет та победа, которую они ожидают, но хотел бы быть уверен в ней так же, как они.
Прибыла последняя из больших пушек. Мы только что спрятали ее в стоге сена и жарим волов, которые ее притащили. Все говорят, как они хороши, и уговаривают меня поесть; но я знаю, что только голод придает этим жареным волам их вкус, а я слишком напряжен для этого. Сколько времени прошло с тех пор, как я спал больше часа подряд? Три дня? Со мной все в порядке, пока я продолжаю двигаться, но, сидя вот так — и пытаясь писать, — я могу только зевать.
Чудесная новость! Пошел снег!
Я лег — всего на минуту или две, сказал я себе — и проспал до позднего утра. Никто меня не разбудил. Когда я поднялся, землю покрывал снег глубиной в два пальца. Теперь, должно быть, на четыре или пять.
Пока я спал, Сфидо и Римандо творили чудеса. Стены уже закончены, и наши труперы строят себе хижины из оставшихся мешков с землей и всего, что им попадется под руку.
Но снег — самое лучшее, хотя он и ослабил наши тросы. Я назначил несколько надежных людей, чтобы их подтянуть. Фейерверки сложены на застекленной террасе этого фермерского дома, чтобы сохранить их сухими; главная опасность сейчас заключается в том, что мы не сможем вовремя их вытащить и доставить на место.
Пожилая женщина, которая живет здесь, принесла мне яблоко и кружку сладкого сидра. Яблоки и сидр — это почти все, что у нее осталось, говорит она; наши труперы забрали ее кур, уток и гусей. Ее муж мертв, а сыновья в холмах вместе с Инклито. Она сказала, что ей жаль меня, но мне еще больше жаль ее. Я уже сказал Уските[100], что сегодня вечером хочу получить самый лучший ужин, какой только она сумеет найти, и намерен разделить его со своей хозяйкой.
Сейчас мы видим невредимых труперов. Так много людей выбросили свои карабины, что я послал отряд прочесать дорогу и спасти то, что они могут. Сегодня днем я собрал группу из примерно двадцати этих побитых людей и почти час беседовал с ними, а затем попросил их добровольно остаться с нами и защищать свой город. Ни одна рука не поднялась. Я уверен, что Инклито заставил бы половину из них поклясться, что они будут сражаться насмерть, но я плохой оратор.
Интересно пройти по изрытой колеями, заснеженной дороге несколько чейнов и приблизиться к нашей обороне, как это сделает враг. Наши стены не кажутся очень грозными, и рвы перед ними (которые заполнены снегом) можно легко не заметить. Я говорил нашим труперам, что враг будет здесь завтра днем, и говорил так, как будто знал об этом.
— Через день, — сказал я им, — все будет кончено. — В конце концов, вопрос всегда в том, чтобы продержаться еще один день.
Старуха отказалась разделить со мной ужин, клянясь, что только что поела. В этом худом морщинистом лице есть что-то знакомое. Какое-то время я твердил себе, что видел ее у Кугино, но потом заметил его среди новых людей, которых Колбакко[101] привез с юга, и, хотя я описал ее очень подробно, Кугино не смог опознать ее. У него был только топор, чтобы сражаться, но я достал ему карабин. Он был рад видеть мой посох и удивлен, что он все еще у меня.
Регулярное формирование невредимых людей прошло через нашу линию вскоре после рассвета, все еще подчиняясь дисциплине и совершая организованное отступление. У меня не было возможности сосчитать их, но я бы предположил, что их было от пятидесяти до ста. Они могли бы стать ценным дополнением к нашим силам, но старшему офицеру было приказано идти в Бланко, и он отверг мои полномочия. (Достаточно ограниченные, надо признать.) Он сказал, что Инклито находится в арьергарде. Я спросил, сколько их, и он ответил, что триста; но он лгал — я знал это, и он знал, что я знаю.
Инклито здесь! Он с боем отступил вместе со своими всадниками. Я видел его кучера и Перито, одного из тех, кто работал на него. Я спросил о людях Купуса; они должны присоединиться к нам в течение часа.
Все кончено. Кончено!
Наверное, сейчас полночь, но я не могу заснуть. Женщина в лодке появилась сразу после того, как я написал о Перито. Я знал, что они появятся совсем скоро, и предположил, что это будет меньше, чем через час.
Этот час прошел, и я послал Орева, который вернулся так быстро, что я понял, что враг уже почти в поле зрения.
Прежде чем продолжить, я должен сказать тем, кто это прочитает, — кем бы они ни были, — что мы расставили вдоль дороги небольшие отряды — по большей части из трех мальчиков, которыми командовал мужчина. Им было приказано открыть огонь, как только появятся первые труперы Солдо, и отступить к нашим позициям. Большинство из них, по-видимому, оставались на своих постах дольше, чем мы предполагали; до того, как я послал Орева на разведку, в течение некоторого времени велась беспорядочная стрельба.
Мне следовало бы рассказать вам еще кое о чем — хотя, возможно, это вообще ничего не значит. Пришел отряд с фейерверками, и там был молодой человек, который остро напомнил мне Копыто и Шкуру. Я подозвал к себе их капрала и спросил, кто он такой.
— Не знаю, мастер Инканто, сэр. Я увидел, как он бродит вокруг, и спросил, из какого он отряда. Он не мог мне сказать, поэтому я заставил его работать.
— Я уверен, что вы поступили правильно. Как же его зовут?
Капрал, слишком молодой даже для того, чтобы быть трупером в орде Инклито, рассеянно почесал прыщ на подбородке:
— Не знаю, сэр. Он сказал мне, но это... я не помню.
— Пожалуйста, выясните это для меня и приведите его ко мне, когда у вас будет свободное время. Я бы хотел поговорить с ним.
Капрал сказал, что так и сделает, отдал честь и пошел, но вернулся, сделав пару шагов:
— Куойо[102], сэр. Я знал, что это придет ко мне.
Но Куойо и его капрал не пришли ко мне, как я просил, и вполне возможно, что один из них или оба мертвы, хотя я смею надеяться, что это не так. Возможно, завтра. Без сомнения, они устали, как и я.
Завтра — полагаю, завтра вечером — я напишу все о битве, посвятив ей целый вечер. К тому времени я отдохну и получу сообщения от других людей. Я должен быть в состоянии предложить связный отчет.
Они снова атаковали, но мы отбросили их назад.
Саргасс поет. Я слышу ее через окна, ставни и потрескивающий огонь. Я чувствую, что должен пойти к ней, но не могу.
Глава семнадцатаяБИТВА ЗА БЛАНКО
Прошлой ночью я так устал, что даже поверил, что сегодня вечером вернусь в свою уютную спальню в старом фермерском доме и буду писать за деревянным столом при свете лампы, пока Сфидо храпит на своем тюфяке. На самом деле я (как и следовало ожидать) снова нахожусь в этих бесплодных, покрытых снегом холмах, выслеживая отставших от орды Дуко, побежденной и разбитой орды, которая разбилась, как волна, о маленькую твердую скалу Новеллы Читта после битвы и, кажется, разбилась вдребезги. Но об этом подробнее в свое время.
Мы все еще не нашли Мору и Эко, но я возлагаю большие надежды на завтрашний день. Не исключено, конечно, что они уже находятся с Инклито. Я молюсь, чтобы это было именно так.
А теперь я хотел бы начать свой рассказ об этом сражении, в котором произошло столько интересного, волнующего и героического, что хватило бы на каждое перо в обоих крыльях Орева; но сначала я должен рассказать (и честно, хотя здесь трудно быть правдивым) о том, что произошло как раз перед тем, как я лег спать прошлой ночью.