себя чувствует?
— Дев жив? — Орев присоединил свой голос к моему. — Нет стрелять?
— Она жива и здорова в нашей четырехугольной башне в Новелле Читта, — заявил Легаро. — Но мне следовало бы рассказать все это Дуко, ее отцу. Он здесь?
— Он ушел с одним из наших патрулей, — объяснил я, — но вернется через час. — И я велел Ореву найти Инклито и сказать ему, что здесь есть кое-кто с новостями о его дочери.
— Вы его брат, дядя донны Моры?
— Если она удостоила меня такой чести, было бы невежливо с моей стороны отказываться от нее. Высокая, крепкая девушка, довольно смуглая, с родинкой здесь? — Я дотронулся до своей щеки.
Он кивнул:
— Очень статная и сильная молодая леди. Она произвела на всех особое впечатление. — Он наклонился ко мне, и его голос стал доверительным: — Дуко Инклито женится на женщине из Новеллы Читта?
— Разумеется, он намерен это сделать. Но церемония состоится только после окончания войны.
Еще один кивок:
— Естественно. Я понимаю.
— Ее зовут Торда, но, кроме того, что она добрая и красивая, а также дальняя родственница Инклито — троюродная сестра по браку или что-то в этом роде, — я действительно ничего о ней не знаю. Инклито уже много лет вдовец. Без сомнения, донна Мора рассказала вам.
— О, да. И я должен сказать вам, что, хотя я пришел один, если не считать моего слуги, наша орда недалеко от меня. У нас под ружьем четыреста пятьдесят человек. Насколько я понимаю, для вас это небольшая сила. Но они хорошо обучены и хорошо вооружены, уверяю вас.
Я поблагодарил его и сказал, что мы будем рады любому подкреплению, которое Новелла Читта сможет нам предоставить.
— Мы ожидали, что Бланко будет осажден, и надеялись, что сможем чего-нибудь добиться, напав на осаждающих с тыла. — Он потер руки и улыбнулся. — Вы можете себе представить, что мы чувствуем теперь, когда вы победили. Вы расскажете мне о вашей победе? Видите ли, я разговаривал с труперами с обеих сторон. Мне приходилось убеждать каждую сторону, что я не из Солдо и не из Бланко, и в ходе наших бесед я собрал немало информации. Вы и ваш брат были командующими?
Я попытался объяснить, что нашим командиром был Инклито, а я просто развернул свежие войска, которые привел из Бланко, и попытался ему помочь.
— И пушки. Вы привезли сюда свои пушки?
— Мне говорили, что это противоречит обычаям войны, но...
— Это слишком опасно. Я имею в виду, что это обычно считается таковым. Конечно, никто не может спорить с победой. А теперь расскажите мне все, что случилось, пожалуйста. Каждую деталь. Я узнавал об этом по крупицам, и мне не терпится получить настолько рациональный обзор, насколько это возможно. Вы разгромили Драгун и уничтожили Телохранителей?
И поэтому я описал ему все дело целиком, найдя большим подспорьем частичный отчет, который написал здесь. Я закончу его, когда буду писать в следующий раз, и, возможно, найду где-нибудь место, чтобы добавить несколько слов о моих приключениях на Зеленой, которые, как предполагается, я должен описать.
Глава восемнадцатаяКОНЕЦ И ПОСЛЕ НЕГО
Следующая атака Солдо последовала через четверть часа после того, как мы с полковником Терцо расстались; волна труперов бежала, бросаясь плашмя в жнивье, чтобы стрелять, и они вскакивали, чтобы снова броситься вперед, пока не падали насовсем. За первой волной последовала вторая, а за второй — третья.
После этого их больше не было.
Всего несколько недель назад я наблюдал массовую атаку людей Хана. Поле битвы почернело от них, и трупер, стрелявший в одного из них, видел, как на его месте тут же появился другой, потом еще один и еще один, один за другим, как дождевые капли сменяют друг друга. Поскольку я уже видел это, труперы Солдо казались мне менее опасными, чем были на самом деле. Я никогда не отрицал их мужества и дисциплины; но сначала я боялся, что они были не более чем отвлекающим маневром; и когда наконец я понял, что другого нападения не будет, я почувствовал огромное облегчение. Наши ветераны уже не могли бегать и прыгать, как молодые люди, которыми они когда-то были, но они могли стоять за стенами и стрелять весь день, если понадобится. Некоторые из наших женщин все еще закрывали глаза, нажимая на спусковой крючок — я сам это видел, — но в тот момент это уже не имело значения; и хотя я видел слезы там и сям, я видел их сквозь свои собственные.
Вторая волна добралась до глубоких рвов перед нашими стенами, несколько человек прыгнули в них и попытались вскарабкаться на другую сторону — более безнадежного предприятия нельзя было себе представить. Я ударил одного из них посохом по голове и таким образом спас его от того, чтобы ему вышибли мозги, что произошло бы в следующую секунду.
Третья и последняя волна остановилась не ближе половины чейна, я полагаю. Какое-то мгновение труперы, составлявшие ее, колебались, стреляя и падая; затем они повернулись и побежали. Инклито повел за ними наш резерв — всю кавалерию, которая у нас была, по большей части мальчишек и труперов, бывших с ним в холмах.
Я наблюдал за ними, взобравшись на одну из наших стен, как раньше с верхушки лестницы, и опять жалел о неуклюжей деревянно-медной подзорной трубе, которую оставил на Ящерице. Орда, просочившаяся через холмы, снова таяла в них, преследуемая не столько нашим резервом, сколько идущими за ними вслед разрывами снарядов наших больших пушек — далекими точками мрачного черного дыма и недолговечными фонтанами того, что на таком расстоянии казалось желтоватой водой, похожей на мочу.
После этого осталось только заняться наведением порядка. Несколько невредимых труперов сдались; их пришлось согнать вместе и обыскать в поисках оружия. Наши собственные раненые должны были быть перевязаны и обеспечены всем возможным лечением и покоем. Двое пожилых мужчин, которые согласились еще раз сразиться за свой город, были врачами. Тот, кто осматривал и перевязывал мою собственную рану накануне битвы, был ранен сам, его правая рука была так сильно разбита пулей Солдо, что ее пришлось отнять чуть ниже плеча. Когда это было сделано, он помогал остальным, делая все, что мог, левой рукой и руководя женщиной, которую он нашел и у которой были способности к этой работе.
Если наше собственное положение было плохим, то положение раненых Солдо было гораздо хуже, потому что мы не могли уделить им внимания — надо было заботиться о собственных раненых. Наши люди были ранены, главным образом, в головы, руки и плечи; и это было большой удачей, поскольку многие из наших раненых женщин возражали — очень трогательно и из глубины души — против того, чтобы их платья и кофты были разрезаны, как часто приходилось делать.
Своих покойников мы уложили как можно аккуратнее, и, так как у нас не было свободных одеял, накрыли их соломой, сеном и кустарником. К этому времени короткий темный день уже кончился, снег перестал падать. Было холодно, и раненые (особенно раненые Солдо) умирали с каждым вздохом, а почти все мы слишком устали, чтобы двигаться. Кое-кто развел небольшие костры и съел пайки, взятые у мертвых Солдо. Большинство, и я в том числе, хотели только лечь — где угодно — и уснуть.
Я уже собирался войти в фермерский дом, когда из города прибыла первая группа. Она состояла в основном из людей, которые были с Инклито в холмах. Иными словами, людей, которые бежали, в девяти случаях из десяти выбрасывая свое оружие и укрываясь за стенами Бланко. Многие, я не сомневаюсь, прошли через нашу позицию или обогнули ее всего за день или два до этого. Среди них было несколько офицеров, и я посадил их под арест, связал им руки и заставил сидеть на снегу под охраной вместе с пленными из Солдо. Остальным я велел взять карабины (у нас их было предостаточно) и присоединиться к нам.
Как только мы отделались от одной группы, появилась другая, а к тому времени, когда отделались и от нее, — третья. Наконец мы со Сфидо отправились на ферму, слишком усталые, чтобы говорить, и, к нашему великому удовольствию, обнаружили, что старуха развела огонь в нашей комнате. Он тотчас же заснул; но я так устал, что не мог спать, поэтому некоторое время сидел и писал о том, что заметил мальчика, похожего на Копыто и Шкуру, потом встал, подошел к двери спальни старухи и, когда не услышал ее дыхания внутри, постучал. Но ответа не получил.
Я возвращался в нашу комнату, переступая — так тихо, как только мог, — через тела многих спящих, бросивших свои одеяла и самих себя на пол, когда услышал отдаленные выстрелы, крики и опять выстрелы. Я поднял тревогу и побежал сам, когда решил, что слишком устал, чтобы идти пешком, и в той отчаянной схватке в темном лесу у реки сделал все, что мог, с помощью своего голоса и азота.
Как мы узнали позже от наших пленных, менее сотни человек из отряда Телохранителей Дуко нашли место, где смогли перейти реку вброд, по шею в ледяной воде, держа над головой карабины и патронташи. Я не могу отделаться от мысли, что если бы предводители орды Солдо применили против нас такую предприимчивость и воображение, пока их орда была еще цела, то все могло бы обернуться для нас очень плохо. Во время сражения я постоянно опасался, что справа от нас будет предпринята вторая фланговая атака — либо свежей кавалерией (я не был уверен, что у Солдо ее нет), либо пехотой. Двести человек там действительно затруднили бы нам задачу, а в каждой из трех волн, атаковавших нас в лоб, их должно было быть гораздо больше.
Мгновение назад я лег, чтобы посмотреть на звезды. Как они холодны, как прекрасны и как далеки! Зеленая, которая сейчас садится, кажется такой же холодной и почти такой же далекой; но я никогда не забуду ее обжигающую жару. Здесь наши раненые могут умереть от шока и холода; но там на раны сразу же накидываются странные болезни. Я слишком живо помню гниющие раны и мертвецов, чьи гниющие раны все еще жили, киша синими и желтыми слизняками и полосатыми существами, похожими на крошечных кальмаров.