— Не совсем так, сэр. — С этими словами Шкура снял с плеча свой карабин и снял его с предохранителя. — Но они пытались помочь мне и стали добрее ко мне.
— Я нахожу их очень дружелюбными.
— А разве ваше имя не Инканто, сэр? Оно звучит как одно из их имен.
Я проигнорировал вопрос:
— О чем же вы их спрашивали?
— Я пытаюсь найти своего отца, сэр. Или город под названием Паджароку, потому что он туда поехал.
— И не вернулся. Я понимаю.
— Да, сэр.
— И вы не знаете, где Паджароку, Шкура?
— Да, сэр. А вы знаете?
Я кивнул.
— А вы мне скажете, сэр? Я... я буду вам очень признателен, сэр.
— Вполне возможно. Посмотрим. Вы говорили честно и откровенно, Шкура, и я вам очень благодарен. Прежде чем я спрошу вас о чем-то еще, я хочу заверить вас, что в результате вашей честности ничего плохого с вами не случится и что я желаю вам только хорошего. Вы согласны с этим?
— Да, сэр. Вы сказали «Сухожилие», сэр. Он думал, что вы — его враг.
Я снова кивнул:
— Так звали молодого человека, который был со мной в Паджароку. Однако он не мог быть вашим отцом. Когда вы родились, Сухожилию было не больше девяти-десяти лет.
— Он мой брат, сэр. Я имею в виду, что у меня есть брат по имени Сухожилие. Возможно, это не один и тот же человек. Он довольно высокий, и у него такие же черные волосы, как у меня, сэр. Большие руки?
— Многие тысячи мужчин подходят под это описание, рядовой Шкура. — Меня охватил приступ кашля. — Опишите вашего отца.
— Его зовут Рог, сэр. Он примерно такого же роста, как я, может быть, чуть выше, и довольно коренастый. Почти лысый.
Я развязал шарф и позволил своим волосам свободно развеваться на ветру:
— Так?
— Нет, сэр. У вас гораздо больше волос, чем у него, и ваши совсем белые. У него они темно-серые, и их было не так много.
— Такой же высокий, как я?
— Нет, сэр. Больше похож на меня, как я уже сказал. Сэр, вам не кажется, что мы должны вернуться к костру?
— Если хотите, Шкура. Но я намерен задать вам очень много других вопросов. — Я начал подниматься на холм слева от нас. — А вам не трудно будет говорить там, где нас могут подслушать другие? Я собираюсь расспросить вас о том месте, откуда вы приехали, о вашей матери и ваших братьях и так далее. Будете ли вы открытым и честным со мной тогда, когда Дуко Сфидо и остальные будут слушать?
— Да, сэр. Я постараюсь, сэр. Только…
— Только что?
— Только они поймут, что я иностранец, сэр.
Он держался позади, и я жестом пригласил его следовать за мной:
— Так и будет. Но если я буду звать вас Куойо, а вы будете продолжать есть так же, как они, и говорить так же, как они, — вы не упомянули об этом, но это самое главное, — это будет иметь очень мало значения. Кроме того, я собираюсь усыновить вас. Вы искали здесь своего отца, но не нашли его. Вам не трудно будет называть меня отцом?
Он заколебался, но, когда мы прошли еще немного, сказал:
— Не трудно, сэр.
— Хорош мал! — Орев одобрительно подскочил.
— Он понимает все, что мы говорим, сэр?
— Зови меня Отцом, Куойо.
— Хорошо. Отец, лагерь в той стороне. Почему мы идем вверх?
Я поскользнулся на заснеженном камне, меня спас посох.
— Потому что так короче. По крайней мере, это одна из причин. Я хочу спросить тебя о твоей матери и твоем доме, Куойо; но я могу сделать это, когда мы будем сидеть у огня и греться. Я также хочу спросить о твоем отце, и лучше сделать это сейчас, потому что мы собираемся рассказать другим, что ты мой сын. Каким человеком он был?
— Хорошим, сэр.
Я покачал головой.
— Отец, я имею в виду. Он всегда очень много работал, чтобы у нас было достаточно еды, и защищал мою мать, братьев и меня. Там, где мы живем, все очень плохо. Люди воруют и убивают. Только никто никогда не пробовал делать ничего подобного, когда он был рядом, да и сам он этого не делал.
— Ты любил его, Куойо?
— Да, Отец.
— Хорош мал! — Орев спрыгнул с рукоятки моего посоха на плечо Шкуры.
— Из чувства долга? Чтобы сделать твою мать счастливой?
— Нет, сэр. Отец, я имею в виду. Он был моим отцом, и я просто любил его. Иногда он брал меня с собой в нашу лодку, чтобы я мог порыбачить, даже когда он очень уставал.
— Я понимаю.
— Он всегда был довольно строг с нами, но это потому, что инхуму укусил Сухожилие, когда тот был совсем маленьким — Сухожилие чуть не умер. После этого отец очень переживал, что нас с Копытом тоже укусят, как и мама. Потом были люди из Нового Вайрона, которые иногда приходили к Ящерице. Вот где мы живем. На Ящерице, на острове Ящерица.
— Я хочу, чтобы ты закинул на плечо карабин, который держишь в руках, рядовой Куойо. Сначала поставь его предохранитель. Можешь закинуть его за левое плечо, если не хочешь потревожить мою птицу.
— Хорошо. — За щелчком предохранителя последовал скрежет антабок.
— Постарайся не шуметь так сильно. Теперь слушай меня — и слушай очень внимательно.
— Да, Отец.
— Я пытался заставить тебя идти рядом со мной, жестом показывая, чтобы ты догнал меня.
— Да, Отец. Просто я немного устал после целого дня езды верхом.
— Я тоже устал. Ты слышишь меня, когда я говорю так тихо?
— Да, Отец.
— Хорошо. У тебя хороший слух. Я больше не хочу, чтобы ты шел рядом со мной. Ты меня понимаешь? Держись подальше от меня. Орев, может быть, тебе лучше уйти, но, если ты настаиваешь на том, чтобы остаться здесь, ты должен будешь говорить очень тихо.
— Нет речь.
Шкура тихо хихикнул.
— Вот так, Орев, но только еще тише. — Тогда у меня появилась идея, и я сказал: — Я буду держать свой посох сзади себя, вот так. Держись за конец и следуй за мной.
Он так и сделал:
— Отец?
— Что?
— Там, наверху, где холм раздваивается, сплошные шипы. Я не думаю, что мы сможем пройти туда.
— Самое худшее, что мы можем сделать, — повернуться спиной к вершине. Повернуться спиной к нему. Сегодня днем он не причинил вреда моей лошади. Возможно, заклинание бога еще не рассеялось, и он не причинит нам вреда сегодня вечером.
— Сэр? Отец?
— Держись за мой посох, — сказал я, когда мы вошли в густые заросли терновника, и тут я увидел его. Я ожидал, что он присядет, хотя и не знаю почему. Вместо этого он стоял, твердо упершись всеми восемью лапами, такой большой, что его огромные зеленые глаза были на одном уровне с моими. Свет звезд отражался в них, и, казалось, они светились в темноте, сияли, как зловещие драгоценные камни, такие же зловещие, как сама Зеленая.
— Сэр?.. — Шкура так сильно потянул посох, что чуть не вырвал его у меня из рук.
— Тихо. Зима — суровое время для животных. Он очень голоден.
Шкура отпустил мой посох. Я услышал слабое позвякивание антабок и сказал так резко, как только осмелился:
— Прекрати!
Злотигр приближался к нам, медленно скользя между колючками. Мне следовало бы испугаться, но я был просто слаб и болен. Я жалел его, и теперь, когда у меня есть время оглянуться назад, я думаю, что он, вероятно, жалел меня.
— Мукор, ты здесь? — прошептал я. — Это ты, Мукор?
Ответа не последовало, кроме безжалостного зимнего ветра, и я услышал, как Орев зашевелился у меня на плече, распушив перья.
— Да, — прошептал я злотигру, — заставь их прийти к нам.
Он обнюхал руку, сжимавшую мой посох, как мог бы это сделать огромный пес. На мгновение его могучее тело потерлось о меня, и я почувствовал, как его мускулы плавно перекатываются под густой и мягкой зимней шерстью. Через секунду он уже прыгнул вниз по склону мимо Шкуры и исчез.
— Иди сюда, — сказал я Шкуре. — Я хочу, чтобы ты сел рядом со мной на этот плоский камень. Мы вернемся к костру только через час или около того.
— Я не могу, Отец. (Я слышал, как стучат его зубы.) Я даже пошевелиться не могу, сэр.
— Терновник?
— Да. О-отец. Этот зверь?
— А что с ним такое? — Я подошел к нему и взял его за рукав.
— Это был?..
— Да, мне кажется. Пойдем со мной, Куойо.
Он так и сделал и сел на могилу Фавы, когда я указал ему на камень. Я сел рядом с ним; мы инстинктивно прижались друг к другу, чтобы согреться, отец и сын.
— Птиц речь?
У меня весь день текло из носа, и сейчас еще хуже, чем когда-либо. Я сморкался в тряпку, которую мне накануне дал один из труперов, и ничего не ответил.
— Да, мне кажется, только не громко, — сказал Шкура.
— Мы будем стрелять дичь, Орев, — объяснил я, когда смог. — Он собирается подогнать ее к нам, если найдет, и мы будем стрелять ее, для него. То есть Куойо будет стрелять. Я пообещал, что он будет, так что он должен.
Шкура кивнул; я скорее почувствовал это движение, чем увидел.
— А ты хорошо стреляешь? — спросил я его.
— Очень хорошо, Отец. У моего отца, я имею в виду моего настоящего отца, был игломет, который он привез из Витка длинного солнца, только он взял его с собой, когда уходил.
— В Паджароку.
— Да, сэр, долгая история.
Я кивнул:
— У нас есть время. Ты мне расскажешь, Куойо? Мне бы очень хотелось услышать об этом.
Он тихонько откашлялся:
— Если вы тоже расскажете мне пару вещей, сэр. Я много чего рассказал вам, а вы мне — ничего.
— То, что я уже рассказал, сказало бы тебе много, если бы ты был повнимательнее. Всего лишь пару?
— Может быть, даже больше, Отец. Пожалуйста! Например, зачем вы хотели меня видеть?
— Разве не естественно для отца хотеть увидеть своего собственного сына, Куойо?
— На самом деле, я имею в виду.
— Неужели ты думаешь, что я задал свой вопрос в шутку? Я совершенно серьезен.
— На самом деле вы мне не отец!
— Если ты скажешь это там, где тебя могут услышать другие, мы окажемся в затруднительном положении.
— Хорошо.
— Где Копыто, Куойо?
— Ищет нашего настоящего отца. Он должен был идти на север, а я должен был идти на юг. Я так и делал, или почти. Как вы заставил