— В чем дело? — спросила Мора.
— Ты же любила Фаву, верно? Даже когда узнала, кто она такая.
Мора кивнула:
— Она была моей единственной подругой. Но даже если бы у меня были дюжины других, я бы любила ее больше всех.
— Ты никогда больше не увидишь ее, только во сне.
— Она мертва? Ты ведь не убил ее, правда, Инканто?
— Да, не убил. Я пытался спасти ей жизнь и потерпел неудачу.
— Это... — Мора запустила пальцы в свои короткие темные волосы. — Это просто безумие. Прошлой ночью я играла с ней в куклы.
Я кивнул.
— Неужели это была я? Было ли это правдой?
— Думаю, что да. Это внутренний человек, который переживает смерть, Мора. Фава была инхума, как мы оба знаем. Мы оба знаем также, что ее внутренний человек, ее дух — не был. Когда ты сама умрешь — а мы все умрем, — ты будешь этим внутренним человеком, и другого не будет. Если выразиться немного точнее, этот внутренний человек будет единственной существующей тобой.
— Так что мне лучше позаботиться, чтобы я могла жить с этим внутренним человеком?
— Именно. Я думаю, что до сих пор у тебя все шло очень хорошо, но ты только начала. Могу я открыть тебе один секрет, Мора?
— Если ты считаешь, что я должна это знать.
— Я думаю, что это должны знать все. Я знаю еще одну тайну такого рода, но не могу ее раскрыть, потому что дал слово умирающему человеку, что не буду этого делать. Эту я узнал сам, так что я могу делать с ней все, что захочу.
— Продолжай.
— Внешний устроил наш виток таким образом, что в нем гораздо больше равновесия, чем кажется на первый взгляд, причем прибыль влечет за собой убыток, а убыток — прибыль. Твой отец богат по меркам Бланко, а быть богатым — очень хорошо; но, как богатый человек, он имеет определенные обязанности — и подвержен определенным искушениям, — чего нет у его более бедных соседей. Готова поспорить?
— Он хороший человек, что бы там они ни говорили.
— Так оно и есть. Я забыл упомянуть зависть его соседей, которая является одним из главных недостатков его богатства, хотя есть и другие. Я не имею в виду, что в бедности он стал бы лучше, хотя многие люди стали бы. Я просто хочу сказать, что он и его соседи намного ближе по уровню жизни, чем можно было бы предположить.
— Хорошо, это я понимаю.
— Аналогично обстоит дело с внутренним человеком. Мы скорбим, мы плачем, мы рвем на себе одежду и волосы, когда умирает ребенок; но внутренний человек ребенка в большинстве случаев был намного лучше наших. Во всем, если ребенок был совсем маленьким. Чем дольше ты живешь, тем труднее сохранить своего внутреннего человека тем, с кем ты можешь жить. Мои собственные трудности были так велики, что я не решился бы сказать, что мне это удалось.
— Хорош Шелк! — заверил меня Орев, и я улыбнулся.
— И ты — хорошая птица, — сказал я.
— Это твое настоящее имя? Шелк? Ты тот человек, о котором говорится в книге?
— Я так не думаю.
Мора пристально посмотрела на меня, потом отвела взгляд.
— Перед тем как приехали вы с мужем, я созвал всех членов нашей группы. Из-за этого здесь было слишком тесно. Ты сама это видела.
— Конечно.
— В этом маленьком домике нет комнаты, где не было бы так же тесно или еще хуже; и я не думаю, что для меня было бы разумно выходить наружу в прижайшие день или два. Здесь есть одна старая женщина и одна молодая. К обоим можно обращаться как к Джали. Не сделаешь ли ты мне одолжение, Мора?
— Ты сделал мне их очень много, и я не хотела бы уродовать своего внутреннего человека. Какое именно?
— Мне просто интересно. Ты все еще считаешь своего внешнего человека уродливым?
Она покачала головой:
— Эко говорит, что я красивая. Я знаю, что это неправда и никогда не будет правдой, но я похудела, пока была в отъезде. Ты заметил это?
Я кивнул.
— Мне нужно похудеть еще немного. Я собираюсь попробовать. Я знаю, что никогда не буду выглядеть как Торда, даже близко, но есть кое-что, что я могу сделать с тем, как я выгляжу и одеваюсь, — она коснулась своей свободной шелковой блузки, — и я собираюсь это сделать.
— Через год или два Торде придется с сожалением признаться — по крайней мере самой себе, — что она никогда не сможет выглядеть, вести себя или говорить так, как ты.
— Спасибо. А что это за услуга?
— Я все еще хочу провести свою встречу, но мне придется ограничить число присутствующих. Приведи, пожалуйста, одну из женщин по имени Джали, но не обеих сразу.
— Хорошо.
— Всех троих наших пленных, и нам придется включить охраняющего их солдата. Кроме того, Дуко Сфидо, рядового Куойо и твоего мужа. Ты сама тоже можешь принять участие. Ты сказала, что этого хотела.
— Я и сейчас хочу. Спасибо.
Когда она ушла, Орев спросил:
— Птиц идти? Хорош Шелк!
— Ты прекрасно знаешь, что я собираюсь сделать, по крайней мере, попытаюсь. Ты это одобряешь?
— Хорош Шелк! — повторил он.
Шкура появился первым. Я объяснил ему, что так как здесь только один стул, то он должен быть зарезервирован для дочери генерала Инклито, и сказал, что он может сесть на мою кровать или на пол, если пожелает.
Он покачал головой:
— А старая дама придет? Девушка искала ее.
— Возможно.
— Ей не следует стоять в собственном доме. Я принесу ей еще один стул.
Подошли Дуко Ригоглио, генерал Морелло и полковник Терцо в сопровождении кучера Инклито. Я сказал последнему, что рад его видеть, так как он, так же как дочь и зять Инклито, могут представлять генерала.
— Он хотел, чтобы я вернулся и позаботился о ферме, скоте и пшенице.
— Должно быть, он беспокоится и о своей матери, Аффито.
— Он думал, что вы о них позаботитесь, сэр. Ну, вы знаете, обо всех этих женщинах.
Куойо вернулся с другим стулом и молодой Джали:
— Моя тетя нездорова, мастер Инканто. Могу ли я ее заменить?
Я дал понять, что она может.
— Этот человек, которого вы называете Инканто, был моим другом, — сказала она Дуко Ригоглио. — Если бы не его дружба, я была бы сегодня мертва — или почти мертва — и похоронена. Я пытаюсь отплатить ему добром за добро.
Дуко улыбнулся и сказал, что хотел бы когда-нибудь сказать то же самое; пока он говорил, вошли Мора, Эко и полковник Сфидо.
— Шелк речь! — громко каркнул Орев, и все замолчали.
Я поблагодарил их всех за то, что они пришли.
— Я бы хотел поговорить со всеми, — объяснил я, — но у нас нет места для всех, так что тем из вас, кто здесь находится, придется рассказать все остальным. Я надеюсь, что некоторые из вас также расскажут об этом жителям Бланко, особенно капитану Аттено и его жене. Я не хочу возлагать на кого-то слишком много обязанностей, но я думаю, что Дуко Сфидо вполне может захотеть поговорить с труперами, которых он и я там обучали, Адаттой и всеми остальными.
Сфидо кивнул.
— Эко — наемник. Без сомнения, некоторые из вас узнали это, пока я разговаривал с донной Морой. Он может передать мое прощание капитану Купусу и его труперам, особенно Тоди и Гораку.
— Я так и сделаю, — сказал Эко.
— И передайте капитану Римандо, пожалуйста. Если захотите. Мне очень жаль, что его нет среди нас.
Я замолчал, переводя взгляд с одного лица на другое:
— Донна Мора, конечно, все расскажет отцу. Поистине, провидение привело сюда ее и ее мужа именно сейчас.
— Надеюсь, ты не собрался умирать, — сказала Джали.
— Ты действительно надеешься, что это не так?
— Сам знаешь! Я могла бы...
Мой кивок заставил ее замолчать.
— Конечно, — сказал я.
— Речь, Шелк! — скомандовал Орев.
— Он имеет в виду, что я и так уже потратил слишком много времени на предисловия, и он прав. Мне нужно сказать вам кое-что, и я должен к этому приступить.
Во-первых, я был болен, как вы знаете. Мне уже лучше, и я чувствую, что скоро поправлюсь настолько, что смогу путешествовать, если боги позволят. Я решил, что нет никакого смысла возвращаться с вами в Бланко — или даже на ферму твоего отца, донна Мора.
Поднялся гул разговоров.
Я попытался прочистить горло, чтобы заставить их замолчать, но в конце концов закашлялся:
— У вас будет достаточно времени, чтобы обсудить все, что я вам скажу, и я обещаю, что буду вести себя тихо и позволю вам это сделать. Пожалуйста, дайте мне закончить.
Поскольку я не поеду ни в Бланко, ни к отцу донны Моры, нет смысла Дуко Сфидо и его пленным дожидаться здесь моего выздоровления. И, конечно, нет никакого смысла ждать донне Море и ее мужу. Так что, если кто-то решит уехать сегодня днем, я желаю им всего хорошего. Мне кажется совершенно ясным, что всем вам не следует откладывать отъезд дальше завтрашнего утра.
Это был мой первый пункт, и я его высказал. Второй касается моей личности, о которой ходят какие-то глупые слухи. Я родился в Витке, чаще называемом Витком длинного солнца. Моя мать не была матерью Инклито, и мой отец не был его отцом. Я думал, что наши лица положат конец подобным разговорам еще до того, как они начались, но это не так, и поэтому я хочу покончить с ними сейчас. Я не стану утверждать, что мы с Инклито относимся друг к другу как братья — но мы высоко ценим друг друга.
Хотя я родился в Витке длинного солнца, мой дом находится в прибрежном городке на западе, который называется Новый Вайрон. У вас здесь полагают, что святые люди не должны сочетаться браком, и, может быть, вы правы; но я не святой человек, и у меня там есть жена, которую я люблю с детства. Мы были разлучены по причинам, которые не имеют для вас большого значения. Достаточно сказать, что мы были разлучены на долгие годы, хотя я все время стремлюсь воссоединиться с ней. Когда я достаточно поправлюсь, чтобы снова отправиться в путь — надеюсь, через несколько дней, — мы с Куойо отправимся в Новый Вайрон.
Шкура начал было протестовать, но мой голос заглушил его:
— Он недавно приехал оттуда и должен быть в состоянии проводить меня. После этого он может продолжить дело, которое привело его в Бланко, если захочет и если его мать согласится. Видите ли, Куойо — мой сын