— Х'ух!
— Здесь, в Вайроне, мужчин называют в честь животных или их частей. Шелк — это мужское имя, как и Молоко, потому что Шелк происходит от животного, шелкопряда. Аддакс, Альпака и Муравьед — все обычные имена. Тебе какое-нибудь из них нравится?
— Вол для меня, могет быть. Подходит. Х'или Бык. Хак нащет них, кореш?
Он улыбнулся:
— Люди могут подумать, что мы родственники, но я не возражаю.
— Накидай мне х'еще х'имен.
— Ну, давай посмотрим. У Шелка был друг по имени Гагарка. Гагарка — это такая водяная птица, как ты, вероятно, знаешь.
— Могет быть, мое х'и х'есть Сыч. Сыч — слеп при свете дня, кажись?
— Да, может быть, если ты хочешь; кроме того, существуют различные виды сов — ястребиные, например. Я хотел сказать, что у Гагарки был друг по имени Мурсак. Мурсак — это кот, так что это тоже мужское имя. Мурсак был таким же большим и сильным человеком, как и ты.
— Хряк, — пророкотал незнакомец.
— Хорош имя!
— Прошу прощения?
— Сказал, чо мя зовут Хряк, кореш. Х'орев, х'он х'его любит. Точняк, Х'орев?
— Любить Хряк!
Хряк гулко рассмеялся, явно довольный:
— Никогда не слыхал про слепого хряка, кореш?
— Никогда, но, думаю, они должны быть.
— Значит, будет новое х'имя, хогда х'он найдет зенки. Х'орел, могет быть, х'или Х'ястреб.
— Ты что-то говорил о поиске глаз? — Он вздрогнул.
— Х'йа. Кореш, почему Хряк пришел сюда х'из светоземель? Х'есть ли зенки в х'этом Вайроне, кореш? Для мя? Х'это х'охренительное место где-то тута? Ты гришь, вроде хак.
— Да, Вайрон — это город. Он владеет или, по крайней мере, контролирует эту землю, а также все фермы и деревни в окрестности пятидесяти лиг и более. Но есть ли в Вайроне врач, достаточно опытный, чтобы восстановить твое зрение, я действительно не знаю. Сомневаюсь, что был, когда я улетел из него, двадцать лет назад.
Хряк, казалось, ничего не слышал:
— Не пей слишком много.
— Сам я редко это делаю. Иногда немного вина. Но я хотел сказать, что это необыкновенное совпадение. Ты ищешь глаза, как ты выразился. Я тоже ищу глаза. Для...
Хряк схватил его за плечо, отчего Орев с испуганным карканьем пустился наутек.
— Х'у тя х'есть зенки, ты сказал. — Ищущие большие пальцы нашли их и осторожно нажали. — Читаешь, ты сказал.
— Да, иногда. В последнее время — нет.
— Хорошие зенки, х'у тя. — Большие и указательные пальцы прошлись по его щекам, нашли уголки рта и подбородок под бородой. — Циферблат для поцелуев, кореш. Любили девки, да? Хогда ты был моложе?
— Только одна, на самом деле.
Постукивание обтянутых кожей медных ножен возобновилось.
— Те, хто может, не хотят, х'а те, хто хочет, не могут. Тяжелая работенка для х'их топора, кореш.
— Тяжелая жизнь, ты хочешь сказать. Да, это так.
— Счас зенки. Ты ищешь х'их, ты сказал.
— Глаза для хэма. У меня есть друг — хэм, с которым мы вместе работали, когда я был моложе, — который ослеп.
— Хак старина Хряк.
— Да, именно так, за исключением того, что она хэм. Ее зовут майтера Мрамор, и перед отъездом из Синей я пообещал, что найду для нее новые глаза, если смогу. Она дала мне один из своих старых, чтобы использовать его как образец, но у меня его больше нет.
— Ты х'его потерял?
— Не совсем. Я был вынужден оставить его. Однако я помню, как он выглядел, или, по крайней мере, так мне кажется, и я очень хотел бы найти замену, если смогу. Видишь ли, майтера была моей учительницей, когда я был ребенком. Я имею в виду...
— Нет речь!
— Не мучь старину Хряка, Х'орев. Кореш, ты бы стал прикалываться надо мной, х'если бы х'он предложил помочь те найти зенки?
— Конечно, нет.
— Так х'и думал. Ты не такой. Ты ищешь кента, сказал ты. Прозвище Шелк?
— Да, кальде Шелк. Или патера Шелк. Я намерен найти его и доставить на Синюю. Это то, что я поклялся выполнить, и я не нарушу свою клятву.
— Хо, х'йа. Х'а Шелк могет быть холодным?
— Мертв? Тогда я найду новые глаза для майтеры Мрамор и вернусь домой, если смогу.
Наступило молчание.
— Хряк? Ты хочешь, чтобы я так тебя называл?
— Х'йа.
— Хряк, ты не будешь возражать, если я пойду ближе к тебе? Если... если я иногда буду прикасаться к тебе, на ходу?
— Ни хрена не видишь, х'а? Трожь все, чо хошь.
— Темнота. Эта темнота. Да. Да, она.
— Любить темн!
— Я знаю, что ты любишь, Орев. Но я нет. Особенно эту. Дома — на Синей, я имею в виду. Могу я поговорить об этом, Хряк? Я, конечно, не хочу тебя оскорбить, но я думаю, что это поможет мне почувствовать себя лучше.
— Синяя далеко, кореш?
— Да. Да, это так. Есть э... Короткое солнце. Круглое золотое солнце, которое ходит по небу в течение дня и исчезает в море в тенеспуск. В тенеподъем оно снова появляется в горах и поднимается в небо, как человек, взбирающийся на холм из синего стекла. Но прежде чем оно начинает подниматься, раздается беззвучный крик...
Хряк хихикнул — добродушное урчание людей, катящих пустые бочки.
— Это глупая фраза, я понимаю, но я не знаю другого способа выразить это. Как будто весь тот виток, который мы называем Синей и говорим, что он наш, встречает Короткое солнце с бурной радостью. Я знаю, что выставляю себя на посмешище.
Рука Хряка, вдвое больше его собственной, нашла его плечо:
— Никто, кроме тя, не слышит то, чо не шумит, кореш?
Он не ответил.
— Партнеры?
— Конечно. Партнеры, если ты не возражаешь иметь дурака в качестве партнера.
— Те не хватает твово Короткого солнца.
— Да. Для меня было бы облегчением, очень большим облегчением увидеть хоть какой-то свет. Скажем, фонарь. Или свечу. Но больше всего — солнце. Дневной свет.
— Х'йа.
— Ты, наверное, чувствуешь то же самое. Я должен был понять это раньше. И если мы встретим кого-нибудь с фонарем, я увижу фонарь и увижу его. Даже сейчас, даже в этой ужасной темноте, я остаюсь на редкость благословенным. Я должен молиться, Хряк, и я должен был подумать об этом гораздо раньше.
Где-то далеко завыл волк.
— На твоем витке х'они х'есть? — поинтересовался Хряк.
— Да, есть. Обычные волки, такие, как у вас здесь, и зловолки тоже — у них восемь ног, они гораздо крупнее и опаснее. Но, Хряк…
— Гри все, чо думаешь.
— В том витке, Синей, задолго до нашего прихода жили люди — люди, которые, возможно, все еще там, по крайней мере некоторые из них. Их редко увидишь. Большинство из нас никогда не видели, и мы называем их Исчезнувшими людьми или Соседями, и детей учат, что они абсолютно сказочные; но я не раз видел их и даже разговаривал с ними. Я не верю, что это случится снова, потому что я потерял кое-что — серебристое кольцо с белым камнем, — которое осталось с глазом майтеры Мрамор.
— Ха!
— Но однажды, когда я это делал — когда разговаривал с Соседями, — я спросил, как они называли виток, который мы называем Синей, какое имя они ему дали. И они сказали: «Наш».
— Нет плачь!
— Прости меня, Орев. — Он попытался вытереть глаза рукавом туники, потом зажал под мышкой узловатый посох и принялся искать носовой платок. Локоть Хряка задел его ухо, он слегка изменил свое положение и начал постукивать по мостовой перед собой, как это делал Хряк.
— Когда х'у Хряка были зенки, — пророкотал Хряк, — Хряк никогда ни хрена не искал. Х'он не рассказывал те?
— Нет. Расскажи сейчас. — Он вспомнил окровавленные клочья носового платка, который женщина выбросила на кухне фермы, и снова промокнул глаза рукавом. (В глубине его сознания заговорил Прилипала: «Нет, хм, места постоянного проживания для нас, а? У нас, смертных, нет... э... имущества. Владеешь им, а? Но со временем, а? Оно у другого и у следующего... ты понимаешь, что я имею в виду, Рог? Когда мы, хм, делаем окончательный расчет, у нас нет ничего, кроме богов».)
— Много девок, жратвы х'и грога. — Хряк размышлял неподалеку, менее заметный, чем Прилипала в темноте. — Другого ни хрена не х'искал х'и думал, чо х'эт жисть.
— Нет речь.
— Хо, Хряк могет выпечь х'ее, Х'орев, х'и ты могешь слушать х'ее.
— Нет речь. Вещь слышать.
— Чего ты услышал? Чегой-то с ним такое, кореш?
Он уже остановился, прислушиваясь, склонив голову набок и сжимая обеими руками шишковатый посох. С тех пор как его вернули в Виток длинного солнца, ветра не было, по крайней мере ему так казалось, но ветер коснулся обеих его щек, теплый, влажный и зловонный. Надеясь, что Хряк услышит его, он прошептал:
— Что-то слушает нас или прислушивается к нам, я полагаю.
— Ха!
— Где он, Орев?
— Птиц видеть, — пробормотал Орев с его плеча.
— Да, я знаю, что ты это видишь. Но где же он?
— Птиц видеть, — повторил Орев. — Пока, Шелк.
Перья коснулись его головы, когда Орев расправил крылья. Когтистые лапы уперлись ему в плечо, крылья громко захлопали, и Орев исчез.
— Твой вороненок прав, кореш, — сказал Хряк. — Х'это божок. Хряк чует х'его. Х'он на дороге впереди, скорее всего.
Что-то твердое постукало по голени, и рука Хряка сжала его плечо, такая же большая, как у его отца, когда он сам был маленьким ребенком — внезапное, мучительное воспоминание. Эта большая рука толкнула его в сторону. У его уха хриплый голос Хряка пробормотал:
— Берегись, канава, кореш.
Канава оказалась неглубокой и сухой, хотя он легко мог бы споткнуться, если бы его не предупредили. Ветка поцеловала ему руку; он заставил себя закрыть глаза, хотя этим глазам очень хотелось бессмысленно смотреть в кромешную тьму, окутывавшую его и их.
— Хряк? — выдохнул он, потом чуть громче: — Хряк?
— Х'йа.
— Что они такое?
Ответа не последовало, только большая рука увлекла его глубже в шепчущую листву.
— Орев мне не сказал. Что такое божок?
— Ш-ш. — Хряк остановился. — Слухай. — Рука снова потянула его вперед, и некоторое время, показавшееся ему очень долгим, он не слышал ничего, кроме случайного треска веток. Деревья или кусты окружали их, он был уверен, и время от времени его посох натыкался на ветку или ствол, или какое-нибудь движение Хряка вызывало мягкий шепот листвы.