Потом Вадсиг показала мне свои самые ценные вещи — портрет покойных родителей, сделанный уличным художником, и треснувшую вазу, подаренную ей Аанваген. Ей шестнадцать, сказала она, но под давлением призналась, что ей всё же не больше пятнадцати. Я бы сказал, четырнадцать.
Все это не слишком важно. Важно то, что Джали находится в пределах короткой прогулки от того места, где я сижу, что она, как и я, находится на третьем этаже частного дома, и что Вадсиг настроена дружелюбно. Она обещает найти и Шкуру. (Возможно, я должен отметить, что дом, в котором находится Джали, имеет каменный первый этаж и два верхних этажа из дерева, что кажется здесь очень распространенным, и что улица узкая, но на ней много движения, в основном телеги с тюками, бочками или ящиками.)
Я вернулся в эту комнату, как и обещал, услышал скрип ключа Вадсиг в замке и глухой стук засова и опустился на колени, чтобы заглянуть в замочную скважину, надеясь еще раз увидеть единственного друга, который у меня есть в этом жестоком, оживленном и диком порту. Однако я ее не увидел, потому что ключ все еще торчал в замке.
Это навело меня на мысль. Я сунул лист бумаги под дверь и кончиком одного из перьев Орева легко коснулся ключа, поставив его так, что смог вытолкнуть. Он упал, и я с бесконечной осторожностью потянул лист назад, надеясь вытащить ключ. Лист, конечно, вытащился, а ключ — нет, и я выругался.
— Нет хорош? — поинтересовался Орев.
— Вот именно, — сказал я ему. — Либо ключ слишком толстый, чтобы пролезть под дверью, либо он ударился о бумагу и отскочил.
— Птиц найти.
Я подумал, что он собирается вылететь из моего окна и вернуться в дом через другое, и хотел предупредить его, что, возможно, пройдет много времени, прежде чем он найдет еще одно открытое окно в такую холодную погоду, но он исчез в треугольном отверстии, которое я не заметил раньше, там, где обшивка соединяется с каминной трубой под потолком. Минут через пять он вернулся с ключом в клюве. Я спрятал его в чулке.
Все это навело меня на другую мысль. Я напишу письмо, которое подпишу именем Джали, и попрошу Орева просунуть его между ставнями ее окна, чтобы тюремщики его нашли. Оно не может навредить нам и может принести пользу.
Ужин был поздним, как и ожидалось. Бедняжка Вадсиг всюду искала свой ключ, прежде чем признаться Аанваген, что потеряла его; Аанваген надрала ей уши и так далее, все это было прискорбно, но неизбежно; я утешил ее, как мог, в присутствии Аанваген, и пообещал коралловое ожерелье, когда освобожусь.
— Сфингсдень придет, и на суд вы идете, — говорит Аанваген, выглядя настолько мрачно, насколько позволяют ее светлые волосы и румяное лицо. В сущности она хорошая женщина, я полагаю. Сегодня молпадень, так что мне придется ждать почти неделю. До этого я должен вернуть Джали на Синюю и в сознание. Не может быть никакой задержки, никаких оправданий; это необходимо сделать.
Я покинул свою комнату где-то после полуночи, после того как Орев доложил, что все обитатели спят. Их четверо: Аанваген, Вадсиг, «повариха» и «Мастер». После того, как я нашел наш багаж в кладовке на первом этаже рядом с кухней и забрал подарок майтеры Мята и некоторые другие вещи, я исследовал остальную часть дома, пока полностью не уяснил план его этажей. По меркам Синей было достаточно темно, хотя ничто не могло сравниться с непроглядной чернотой темдня. Тлеющие камины давали достаточно света, чтобы не споткнуться о мебель, Орев советовал мне хриплым шепотом, и я нащупывал дорогу посохом.
Когда я почувствовал, что знаю этот дом, я вышел на улицу. Как и ожидалось, все двери дома, в котором лежит Джали, были заперты. Ключ от моей комнаты не откроет их, и я подозреваю, что на ночь они запираются на засов, как и наружные двери этого дома. Больше мне нечего сообщить, кроме того, что я попросил Вадсиг принести мне кусок сургуча, чтобы я мог изучить отпечаток, оставленный этим кольцом. Я нахожу, что камень на самом деле не черный; назовем его пурпурно-серым.
Много криков внизу перед обедом. Вадсиг объяснила, что она не должна выходить из дома без разрешения, но что она вышла, чтобы выяснить, где держат Шкуру. «Повариха» поймала ее и устроила разнос.
— Но обнаруживаю его для вас я, мессир Рог. В доме за домом, где живет ваша дочь, он есть. Не доволен он там есть, эти вещи девушка там рассказывает. Взад и вперед, взад и вперед он ходит. Тысячу вопросов он задает.
— Понимаю. Мне очень жаль это слышать, Вадсиг. Я не хочу, чтобы у вас были еще неприятности, но когда-нибудь, когда вас пошлют на рынок, вы сможете поговорить с ним?
— Если угодно вам, мессир, стараюсь я есть. Парл[131] наверх пустит меня, тогда может быть.
— Спасибо, Вадсиг. Большое вам спасибо! Я в вечном долгу перед вами. Вадсиг, когда мы были в вашей комнате, вы показали мне изображения своих родителей и вазу, вещи, которые вам дороги. Вы помните?
Она рассмеялась и встряхнула короткими оранжевыми волосами с оттенком гордости, которую демонстрировала в своей спальне. У нее хороший, веселый смех:
— Со вчерашнего дня не так быстро забываю я есть.
— Я хочу предупредить вас, Вадсиг, что неразумно показывать всем драгоценные вещи. Видите ли, я собираюсь подарить вам нечто драгоценное — коралловое ожерелье, которое обещал; но оно может доставить вам неприятности, если Аанваген узнает, что оно у вас. Как вы думаете, мы могли бы сделать это маленьким секретом между нами обоими? На какое-то время?
— От меня бы это она взяла? Это вы думаете, мессир?
Я пожал плечами:
— Вы знаете ее гораздо лучше, чем я, Вадсиг.
Последовала долгая пауза, пока Вадсиг принимала решение.
— Не показываю ей, я есть.
— Ум дев! — похвалил ее Орев.
— Воровство, я есть она думает это... После суда вы даете это есть, мессир?
— Нет. Прямо сейчас. — Я достал бумагу и открыл пенал. — Но сначала я напишу кое-что, что вы сможете показать другим людям и доказать, что вы не воровка.
Я сделал это и отдал ей, но, обнаружив, что она не умеет читать, прочел вслух:
— Да будет известно, что я, Рог, путешественник и житель Нового Вайрона, дарю это коралловое ожерелье, имеющее тридцать четыре больших бусины из прекрасного зеленого и розового коралла, моему другу Вадсиг, жительнице Дорпа. Оно переходит к ней как дар, свободно данный, и с этого дня становится ее личным достоянием.
Я достал ожерелье и надел ей на шею. Она тотчас же сняла его, чтобы полюбоваться, снова надела, снова сняла, снова надела, прихорашиваясь так, словно видела свое отражение, ее большие голубые глаза сверкали — словом, она выказала такое удовлетворение, словно ее взяли из моечной подсобки и сделали хозяйкой города.
— Если вы сможете поговорить с моим сыном, Вадсиг, не будете ли вы так любезны сообщить ему, где я нахожусь, каковы мои обстоятельства и что мы должны отправиться в суд в сфингсдень, о чем он, возможно, не знает? И принести мне его ответ?
— Стараюсь я есть, мессир Рог.
— Замечательно! И сумеете, я уверен. Я очень доверяю вам, Вадсиг.
— Но забыла я есть. — Очень неохотно коралловое ожерелье было снято в последний раз, брошено в карман фартука и спрятано под грязным носовым платком. — Хозяйка вопрос задает. Все сны вы понимаете, мессир? То, что ей я сказала.
Я пытался объяснить, что сновидения — это бездонная тема, и что никто не знает о них всего, но что мне иногда удавалось истолковать основные элементы некоторых сновидений.
— Прошлой ночью странные сны она и Мастер имеют. Их вы для нее объясните?
— Я, конечно, попытаюсь, Вадсиг. Сделаю все, что смогу.
— Говорю ей я есть.
Это было, наверное, часа два назад. До сих пор Аанваген не пришла, чтобы ей объяснили ее сон, и Вадсиг не вернулась, чтобы доложить о ее попытке поговорить со Шкурой. Можем ли мы — я и Шкура — спасти Джали? Только при условии, что я смогу освободить его или он сможет освободиться сам. Я полагаю, что это возможно, но шансы на провал будут очень высоки. Скорее я положусь на милость суда.
Аанваген принесла самый обильный ужин. Ее сопровождал дородный краснолицый муж, который тяжело дышал после двух лестничных пролетов.
— Мое имя... мессир... Беруп[132] есть. — Он протянул мне очень большую и очень мягкую руку, которую я пожал. — Вы, мессир Рог... — еще один вздох. — Мессир Раджан... Мессир Инканто... Мессир Шелк...
— Хорош муж! — Это от Орева.
— Вы. Человек со многими... именами вы есть. — Он улыбнулся, затаив дыхание, явно намереваясь быть дружелюбным.
— Человек со многими именами, возможно, но я определенно не имею права на все. Зовите меня Рог, пожалуйста.
— Вас в моем доме я не мог приветствовать... Труперы наблюдали за нами. Очень жаль мне есть. — Еще один вздох. — Мессир Рог.
Я заверил его, что все в порядке, что я не питаю враждебности ни к нему, ни к его жене:
— Вы очень хорошо кормите меня, снабжаете дровами, водой для мытья и достаточным количеством одеял для этой удобной постели. Поверьте, я прекрасно понимаю, что условия, в которых живет большинство заключенных, одна десятая от этих, в лучшем случае.
Аанваген толкнула локтем своего мужа, который спросил:
— С богами вы говорите... мессир Рог?
— Иногда. И иногда они снисходят до ответа. Но мне следовало бы пригласить вас обоих сесть. У меня есть только моя кровать, но вы можете посидеть на ней.
Они так и сделали, и муж Аанваген достал носовой платок, которым вытер лицо и лысину:
— Нат. Его я знаю. Жадный вор он есть.
Аанваген поспешно добавила:
— Другим этого вы должны не говорить, мессир Рог.
— Конечно не скажу.
— Судья Хеймер — кузен Ната есть.
Муж Аанваген явно ожидал моей реакции, но я постарался не показывать своих чувств.
— Уже это знаете вы есть?
— Я знал, что Дорп управляется пятью судьями и что Нат, как говорят, имеет на них большое влияние, но не знал, что Нат состоит в родстве с одним из них. Должен ли я считать, что этот Хеймер будет нас судить?