— Хуз? О нет, мерфроу Сайфер.
— Вы оставили дверь открытой, Вадсиг, когда поднимались сюда?
— Нет, мессир. Очень холодно на улице есть.
— Как долго дверь была открыта?
— До тех пор, пока не сказали мне прийти вы, мессир.
Орев опустился на мое плечо, бросив на меня вопросительный взгляд, чтобы показать, что он выйдет наружу и поищет хуза, если его попросят. Я покачал головой — надеюсь, не привлекая к себе внимания.
Муж Аанваген спросил:
— Хуз ты видела, Вадсиг?
— Нет, Мастер.
Он повернулся к Сайфер:
— Хуз у моей двери вы видите?
— Да, Беруп. Никогда хуза такого большого я вижу. Клыки длиной с мою ладонь они есть.
— Это ваш Бэбби есть? — спросил он меня.
— Да, я совершенно в этом уверен.
— Ваш Бэбби Вадсиг ранит он есть?
— Я безусловно так не думаю.
Он повелительно махнул рукой:
— Вадсиг, к двери опять иди. Если хуза ты видишь, дверь открытую оставь и нам ты говоришь. Если нет хуза ты видишь, дверь ты закрываешь и свою работу ты делаешь.
Она присела в небрежном книксене и поспешила прочь.
Сайфер протянула ему письмо, которое я написал несколько часов назад, ее рука дрожала так сильно, что бумага зашуршала:
— Нахожу это в спящей девушки комнате я есть, Беруп. Это вы читаете? Аанваген, тоже?
Они склонили над ним головы.
— Ваша дочь она есть, мессир? — Ее голос дрожал.
Я кивнул.
— Спит весь день она есть. Спит всю ночь она нет. Ходит она есть, разговаривает есть. — Она повернулась к Аанваген, ее голос дрожал: — Мои картины со стен срываются!
Внизу что-то с грохотом упало. Вадсиг закричала.
Глава шестаяТЕМНЫЕ ПУСТЫЕ КОМНАТЫ
— Там чегой-то х'есть, кореш. — Рука Хряка, ощупывая темноту, которая останется с Хряком после тенеподъема, нашла его руку и сомкнулась вокруг нее; острые ногти впились в его плоть. — Хаза, могет быть.
— Как ты думаешь, они разрешат нам там поспать? Я не вижу ни малейшего огонька.
— Х'и Гончая не зажигает свет, ты грил.
— Масло, которое будет гореть в лампах, очень дорого, — заметил Гончая, находившийся где-то поблизости, — а свечи почти невозможно найти ни за какие деньги. — Немного помолчав, он добавил: — Я действительно не могу сказать, как близко мы находимся от города, но мы проделали долгий путь. Я, например, валюсь с ног. А как насчет тебя, Рог?
Хряк отпустил его руку. Постукивание ножен указало на то, что наемник двинулся вправо.
— Хряк идет пешком, — сказал он, — а я только и делаю, что сижу на спине этого удивительно терпимого осла. Я уверен, что Хряк — и мой осел — должны быть гораздо более утомлены, чем я.
— Стена. — Голос Хряка раздался совсем рядом. — Ни х'окна, ни двери. — Последовала пауза. — Вот х'и ворота. Широко раскрыты, вроде хак.
— Нет ворот! — сообщил ему Орев.
— Там есть пустой особняк, — объяснил Гончая. — Я проходил мимо него много раз. Мы могли бы разбить там лагерь, если все захотят. Это должно уберечь от дождя, а после такой жары дождь, скорее всего, пойдет. Как ты к этому относишься, Рог? Ты бы хотел остановиться?
— Да. — Он достал огниво, которое дала ему Пижма. — Я бы хотел взглянуть на него, если он принадлежал человеку по имени Кровь. Так ли это?
— Понятия не имею, кому он принадлежал. Все, что я могу вам сказать, — никто не жил в нем с тех пор, как я начал ходить по этой дороге. Он довольно далеко от города, и здесь полно пустых домов. Большинство из них не в таком плохом состоянии, как этот.
— Тогда я хочу остановиться, если вы с Хряком согласны. — Фонарь вспыхнул.
— Я бы не стал использовать эту свечу больше, чем необходимо.
Голос Хряка донесся откуда-то издалека:
— Вхожу, кореш. Ты х'идешь?
— Да. — Он спешился.
Стена была разрушена; искореженное железо, сквозь которое пробиралась майтера Мрамор, исчезло.
— Я дрался здесь, Орев, — прошептал он птице, сидевшей у него на плече.
— Нет драк!
— Иногда приходится. Иногда ты сам дерешься.
Орев заерзал, его клюв недовольно клацнул:
— Плох мест.
— О, без сомнения. Здесь они держали Шелка, Синель, патеру Наковальня и мастера Меченоса. Не так давно я вообразил, что Меченос идет рядом со мной. Я бы хотел, чтобы он вернулся. — Он провел осла через ворота и поднял фонарь, надеясь хоть мельком увидеть виллу, принадлежавшую Крови, но слабый свет свечи едва освещал далекую бледную громаду фонтана Сциллы. — Или Шелк, — вполголоса добавил он.
— Плох мест!
— Там, естественно, водятся привидения, — хихикнул Гончая позади них. — Они должны быть во всех этих старых местах.
— Действительно. — Человек, к которому обратился Гончая, помахал перед собой шишковатым посохом, хотя свет его фонаря не выявил никаких препятствий. — Здесь должен быть мертвый талос. Хотел бы я знать, что с ним случилось.
— Ну, а я хотел бы знать, что случилось с твоим другом Хряком. Я не вижу его впереди.
— Ты совершенно прав. Орев, пожалуйста, не поищешь ли его? Если он попал в беду, возвращайся и немедленно сообщи нам.
— Удобный питомец. — Гончая догнал его. — Ты бывал здесь раньше?
— Двадцать лет назад. Тогда у меня был карабин вместо палки и тысяча друзей вместо двух. Без сомнения, я должен был бы сказать, что мне это нравится больше, потому что сейчас никто не пытается убить меня; но правда в том, что не нравится. — Он указал посохом на ворота. — Гвардейские поплавки прорвались сюда, стреляя из жужжалок, пока мы — добровольцы вроде меня, гвардейцы и даже птеротруперы Тривигаунта — перелезали через стену. Здесь были талосы, но между поплавками и нами у них не было ни единого шанса. Другие сделали гораздо больше, я уверен; но я выстрелил один раз, прежде чем...
Вернулся Орев и опустился ему на плечо:
— Хряк идти.
— Значит, с ним все в порядке?
Орев что-то хрипло каркнул, и Гончая сказал:
— На этот раз я не смог его понять.
— Он ничего не сказал, только издал какой-то звук. Это значит, что он не знает, что сказать, или не знает, как это сказать. Значит, с Хряком что-то случилось, чего Орев не может объяснить, или что он не знает, как сказать нам. У него течет кровь, Орев?
— Нет кровь.
— Это хорошо. Надеюсь, он не упал?
— Нет, нет.
Фонтан был сухим, его чашу наполняли гниющие листья, а некогда белый камень стал грязно-серым. Одна из рук Сциллы была отломана.
— Люди все еще молятся ей, Гончая?
Гончая заколебался:
— Иногда. Я сам не религиозен, поэтому не обращаю на это особого внимания, но не думаю, что все так, как было раньше. Сейчас в основном приносят в жертву уток, по крайней мере так мне однажды сказала мама Пижмы.
— А что с теофаниями?
— Боюсь, я не знаю этого слова.
— Дев идти, — объяснил Орев.
— Сцилла появляется в ваших Священных Окнах?
— А, это. — Гончая погнал своего осла вперед и дернул за веревку тех, которых вел. — Не так, как раньше, я полагаю. Она приходит к окну Великого мантейона два или три раза в год, по крайней мере так говорят авгуры.
— На самом деле и раньше все было не так. За все то время, что я рос, ни один бог не посещал нас. Теофании начались незадолго до отъезда на Синюю.
— Я этого не знал, — сказал Гончая.
— То, что я хотел...
— Муж идти, — перебил их Орев. — Хряк муж.
— Хорошо. — Он поднял фонарь. — Хряк? С тобой все в порядке?
— Хо, х'йа.
— Мы беспокоились о тебе. — Он поспешил вперед.
В неверном свете раскачивающегося фонаря был виден огромный Хряк, его грязные черные бриджи и грязная серая рубашка; его большой меч как раз сейчас исследовал широкий дверной проем виллы Крови, из которого Хряк готовился выйти.
— Мы собираемся разбить там лагерь. Там есть камины, я уверен, или раньше были.
— Х'йа, кореш.
Он снова повернулся к Гончей:
— Тебе нужна наша помощь с ослами?
— Нет, — крикнул Гончая. — Но вы можете разжечь огонь.
— Мы так и сделаем. Ну вот, сейчас я задую свечу, Хряк. Гончая хочет, чтобы я не тратил ее впустую, и он прав. Во всяком случае, я не видел здесь дров, а мебель, как мне кажется, давно украдена или сожжена.
— Х'йа.
— Бедн муж, — пробормотал Орев.
— Так ты проводишь меня в заднюю часть дома и поможешь найти дрова? Деревья там нависают над стеной, насколько я помню, и там должны быть упавшие ветки.
Большая рука Хряка нашла его руку, и, хотя Хряк не ответил, он послушно последовал за ним.
— Вот здесь были сараи для поплавков Крови, а там были заперты рогатые кошки. О них заботился талос, тот самый, которого Шелк убил в туннелях. Я думаю, что остальные, те, которых мы убили, когда штурмовали дом, принадлежали Аюнтамьенто. Крольчатники, должно быть, тоже были здесь, хотя я не помню, чтобы видел их.
— Видел? — Рука Хряка напряглась. — Ты сказал «видел», кореш?
Орев беспокойно заерзал на плече хозяина, наполовину расправив крылья:
— Атас.
— Да, Хряк, я так и сказал.
— Приятели, мы, х'ага?
— Конечно, я твой друг, Хряк, а ты, я надеюсь, — мой.
— Тогда скажи мне кое-чо, кореш. Скажи мне, чо ты зыришь.
— Прямо сейчас? Вообще ничего. Совершенно темно.
— Ты сказал, чо задул фару, х'и ты х'эт сделал. Слыхал тя. Х'он слыхал, хак ты х'открыл, дунул х'и закрыл.
— Совершенно верно. Я могу зажечь его снова, если хочешь, и использовать, чтобы поискать дрова.
— Нет солнца, кореш?
— Да. Вообще нет.
Рука на его плече, и без того напряженная, сжалась еще сильнее:
— Чо х'о небоземлях? Х'они там светят, х'или хак?
— Нет... подожди. — Он поднял голову, вглядываясь в небо. — Одна маленькая красная точка. Это горящий город, я полагаю, хотя для нас это всего лишь искра. Так мне кто-то сказал.
— Хак нащет х'этой хазы, кореш? Ты х'уже был внутри?
— Нет, пока нет. Я, конечно, собирался.
— Тады ты не знаешь, х'есть ли там х'огни, х'йа? — голос Хряка дрогнул.