Затем сапоги Хряка исчезли в дверном проеме, оставив после себя только тишину, руины и его. Вздохнув, он тоже вышел, преследуемый насмешливым беззвучным смехом Гиацинт.
Глава девятаяПЕРЕД МОИМ СУДОМ
Невозможно записать все, что произошло с тех пор, как я писал в последний раз. Когда я вернулся на Виток и Шелк заговорил со мной через моего друга Хряка, мне не терпелось услышать все, что случилось с ним с тех пор, как мы летали в Главный компьютер. Он так и не выполнил мою просьбу, хотя мне было позволено мельком увидеть кое-что, и теперь я понимаю, почему он этого не сделал. Есть события, которые требуют настолько долгого описания, что Виток может исчезнуть прежде, чем какой-либо отчет дойдет до сути дела. Это как раз такое, но я сделаю все, что смогу.
Прежде чем начать, я должен сказать, что теперь мы очень удобно расположились в доме, который принадлежал судье Хеймеру. Сейчас он принадлежит мне — подарок города. Перед отъездом я надеюсь продать его; нам с Крапивой понадобятся деньги, Шкура и Вадсиг хотят построить не только дом, но и лодку, и, вероятно, Копыто скоро женится. Я заметил, что, когда один близнец что-то делает, другой не отстает.
Говоря о Вадсиг, я должен сказать, что перед моим судом я долго выспрашивал ее, заметив на слушании, что она была одержима. Я предполагал — вернее, надеялся, — что ее обладательницей была Джали. И в этом я ошибся.
— Кто ты такая? Я знаю, что на самом деле ты не Вадсиг. Если ты хочешь, чтобы мы думали, что это так, ты должна научиться говорить так же, как она.
Она бросила на меня вызывающий взгляд, который я уже видел раньше, когда она описывала свою ссору с поварихой:
— Мы пришли, чтобы помочь. Ты должен поблагодарить нас.
— Мне определенно нужна помощь. Большое спасибо.
— Так-то лучше. — Она улыбнулась.
— Ты говоришь о себе «мы». Сколько вас здесь?
Она хихикнула:
— Какое это имеет значение?
— Так я смогу сказать, когда вы все уйдете, — сказал Шкура. — Я хочу, чтобы Вадсиг вернулась.
— Она все еще здесь. — Ее голос изменился. — Скоро нам придется уйти. Онорифика придет и разбудит меня. — Возвращение к прежнему тону. (Я не буду продолжать отмечать эти изменения; они были слишком частыми.) — Есть в этом и что-то хорошее. Я могу есть.
Чтобы развлечь их, я сказал:
— В таком случае вы не Мукор. Я думал, что так могло бы быть, но Мукор, по-моему, приходит одна.
Вадсиг снова хихикнула.
— Мы не думаем, что это смешно, правда, Отец? — сказал Шкура. — Кто такая Онорифика? Это та девушка, которая думала, что ты можешь заставить свою палку говорить?
— Он может! — опять хихикнула Вадсиг.
— Она была служанкой у генерала Инклито, — сказал я Шкуре, — так что обладателями Вадсиг являются дочь Инклито Мора — я уверен, ты ее помнишь — и ее подруга Фава.
— Ты сказал, что Фава мертва. Ты сказал это, когда однажды мы сидели на ее могиле, и...
— Ну, мне это нравится! — прервала его Вадсиг.
— Надеюсь, ты помнишь, Фава, — сказал я ей, — что без меня твое тело осталось бы непохороненным и, как я полагаю, было бы съедено дикими зверями в ту же ночь. Я похоронил тебя в одиночестве, копая каменистую землю на сильном морозе. Ты бы сделала для меня то же самое?
Вадсиг промолчала.
— Я все еще не понимаю насчет Фавы, — сказал Шкура. — Разве она не умерла на самом деле?
— Линия, за которой завершается жизнь, не такая резкая и четкая, как край у стола. Это процесс, и может пройти много времени, прежде чем мертвый человек полностью исчезнет — на деле, полное растворение может вообще не состояться. Фава и Мора были близки, поэтому неудивительно, что Фава появляется в снах Моры. Удивительно другое — они обе появляются в твоих.
Он вытаращил глаза, и я положил руку ему на плечо:
— Три витка — более странные места, чем ты можешь себе представить, сынок. По мере взросления ты будешь все реже и реже сталкиваться с этой странностью, если будешь держаться поближе к дому, не слишком почитая бога и занимаясь прозаическими делами. Тогда ты сможешь смеяться над этим.
— Жестоки с ним вы есть, мессир, — сказала Вадсиг.
— Нет, Вадсиг. Я причиняю ему боль. Только дети верят, что нет разницы между жестокостью и воспитанием.
— Они уже ушли? — спросил Шкура, и она захихикала.
— Нет, сын мой, это не так. Вадсиг очень сильно любит тебя и, почувствовав, что мои слова смутили и огорчили тебя, начала протестовать. Предположим, ты сидишь на кобыле, и кобыла слышит, как закричал ее жеребенок. Возможно, ты в состоянии вернуть свою власть над ней, но тебе пришлось бы это делать. На мгновение ты бы потерял контроль, как случилось с Морой и Фавой.
— Я хочу, чтобы они ушли, Отец! — Кулаки Шкуры сжались.
— Я бы спросил, кого ты собираешься ударить, но это бесполезно, я уверен. Ты можешь ударить меня, если хочешь, но я удержу тебя — ежели смогу, — если ты попытаешься ударить Вадсиг. Это не изгонит ее владелиц, и она не сделала ничего, чтобы заслужить такое.
— Я тебя не ударю.
— Спасибо. Что касается того, чтобы заставить Мору и Фаву уйти, я думаю, что мы могли бы сделать это, если бы попытались, но в этом нет никакого смысла. Они уйдут, когда Онорифика разбудит Мору к завтраку, как сказала нам Мора. А пока мы должны посоветоваться с ними, да и с Вадсиг тоже.
Пожалуйста, дадим Вадсиг высказаться? Уже поздно, нам о многом надо поговорить, и если Фава хочет поесть, а Вадсиг не против, то мне придется позаботиться о еде...
— Рыб голов?
Я удивленно поднял глаза и увидел Орева на его обычном месте в каминном уголке.
— Птиц взад!
— Говорю с вами я есть, мессир, — сказала Вадсиг. — Что хотите вы?
— Во-первых, ваше согласие на одержание, Вадсиг. Вы не против, если Мора и Фава останутся с вами до рассвета? Я уверен, что, в конце концов, это поможет тебе и Шкуре.
Она не ответила.
— Птиц найти, — объявил Орев. — Найти хуз.
— Верно, я послал тебя за Бэбби. Спасибо. У меня нет времени спрашивать, где он, но я спрошу позже. А пока, пожалуйста, не забывай.
— Хуз хорош!
— Если помогает это есть, пусть это есть. Друзья мы есть.
— Прекрасно. Спасибо, Вадсиг. Вы помогаете не только Шкуре и себе, но и мне. А теперь я должен попросить вас еще об одном. Фава — кажется, это Фава — хочет, чтобы вы поели. Я могу ошибаться, но думаю, что она заставит вас есть жадно. Это нормально? Вы не возражаете против того, чтобы как следует поесть?
— Не возражаю, мессир.
— Боюсь, вам придется сказать больше. Я не могу быть уверен, услышав только три слова.
— Жаль я есть, мессир. Глупой я чувствую.
— Это была она, — сказал Шкура. — Они бы не смогли меня обмануть.
— Говорю я есть, кондей[138]. Поздно уже есть, и голодны мы есть. Если ем слишком много я есть, остановить меня ты можешь. Но я не заставлю ее ранить себя или пить кровь, как раньше, Инканто. Я не позволю Фаве сделать ее больной.
— Хорошо. Спасибо вам всем троим. Я и сам проголодался...
— Птиц есть? — каркнул Орев из каминного угла.
— Да, Орев. Конечно.
Я снова повернулся к Вадсиг, гадая, чье выражение лица я изучаю:
— Шкура, без сомнения, тоже голоден, и мы можем поесть, пока разговариваем. Шкура, не мог бы ты спуститься вниз и договориться о еде с Аанваген, если она еще не легла спать?
— Сию минуту, Отец. — Шкура послал Вадсиг воздушный поцелуй.
— О чем ты хочешь поговорить, Инканто?
— О свержении судей, которые правят Дорпом.
Орев резко присвистнул.
— Похоже, это единственный путь, открытый для меня. У Ната хорошие связи, он мстителен, и если меня будут судить, то, конечно, признают виновным и сурово накажут. Меня могут казнить, и уж точно выпорют. Шкуру, Джали и меня лишат нашей собственности. Когда они обнаружат, что большая ее часть уже пропала — я забрал ее и продал, — Беруп и Аанваген будут разорены, как произошло со Стриком.
— Хороший человек он есть, мессир, — заверила меня Вадсиг. — Это Мастер часто говорит. Это Парл тоже говорит. Жесткий торговец Стрик есть, но, как он говорит, его товары есть. Как ты думаешь, Инканто, мы действительно сможем это сделать? Мы свергли Дуко, и мне нравится думать, что мы с Эко имели к этому какое-то отношение, но у нас была орда Бланко, и они имели к этому гораздо большее отношение, чем мы.
— Позвольте мне прежде всего заметить, — сказал я, — что если мы добьемся успеха, то сможем вернуть собственность капитана Стрика. Он помог мне, когда я только начал свое путешествие, и я, конечно, намерен попытаться; на самом деле я попытаюсь восстановить все имущество, которое было несправедливо конфисковано. Судьи использовали свое положение, чтобы обогатиться; мы лишим их и богатства, и положения — если сможем.
Во-вторых, эти судьи напоминают Аюнтамьенто, совет, который мы свергли в Вайроне. Говоря «мы», я имею в виду не только майтеру Мята и патеру Шелка, Саргасс и меня, но и несколько сотен других людей, составлявших ядро нашего восстания. Там тоже было пять советников — Лемур, Лори, Потто, Галаго и Долгопят, — и они управляли армией и гвардией, что давало им огромные преимущества, которых нет у судей. Орда Дорпа в основном состоит из резервистов.
На лице Вадсиг читалось сомнение:
— Этих имен не знаю я, мессир. Это знание я имею. Легерманы там есть, и карабины они имеют.
— У нас тоже есть оружие, Вадсиг. Трудность состоит в том, чтобы найти мужчин и женщин, которые будут использовать их решительно и мужественно.
— Она будет сражаться, если будет сражаться за Шкуру и собственный дом, Инканто. Мора и я тоже, но для нас это будет не так опасно, как для нее.
— Мал идти! — объявил Орев, и через несколько секунд мы услышали шаги Шкуры на лестнице.
— Эта дама здесь... Аанваген? Так ее зовут?
Мы кивнули.
— Она, ее муж и этот парень Стрик отправились в дом Стрика за кое-какими вещами, чтобы он мог устроиться поудобнее, но я сказал кухарке, что мы хотим, и она сказала, что сделает это, если я отнесу все наверх. Она прокричит, когда все будет готово.