емного кукурузной муки с моим маслом (я забыл принести соль), сделал лепешки и положил их в золу на краю огня, чтобы испечь.
— Как поживает дорогая Крапива? — спросила майтера Мрамор.
Я сказал, что она была здорова, когда я покинул ее, и объяснил, что меня выбрали, чтобы я вернулся в Виток длинного солнца и привез сюда Шелка; что я собираюсь отправиться в иностранный город под названием Паджароку, где, как говорят, есть посадочный аппарат, способный совершить обратный путь, в отличие от наших. Я говорил гораздо более подробно, чем пишу здесь, и она с Мукор все это молча выслушали.
Закончив, я сказал:
— Вы уже догадались, как можете помочь мне, если захотите. Мукор, можешь найти мне Шелка и сказать, где он?
Ответа не последовало.
Некоторое время никто не произносил ни слова. Наконец я вытащил из огня одну из кукурузных лепешек и съел ее. Майтера Мрамор спросила, что я ем; кажется, только тогда я впервые понял, что она ослепла, хотя мне следовало бы догадаться об этом еще час назад.
— Одну из маленьких лепешек, которые я испек, майтера. Я дам твоей внучке одну, если она ее съест.
— Дай одну мне, — сказала майтера Мрамор. Я достал еще одну лепешку и сунул ее ей в руку.
— Вот тебе яблоко. — Она потерла его о свою рваную и грязную одежду и нащупала меня. Я поблагодарил ее и принял угощение.
— Пожалуйста, Рог, можешь положить это на колени моей внучке? Она сможет съесть его после того, как найдет для тебя патеру.
Я взял второе яблоко и сделал, как она просила.
Она пронзительно свистнула, напугав меня; при этом звуке из тени по другую сторону костра появился молодой хуз, одновременно жадный и настороженный.
— Бэбби, иди сюда! — позвала она и снова свистнула. — Сюда, Бэбби!
Он двинулся вперед, толстые, короткие когти, которые некоторые люди называют копытами, громко стучали по каменному полу, его внимание было разделено между мной и пищей, которую ему протягивала майтера. Его свирепый взгляд привел меня в замешательство, хотя я был вполне уверен, что он не нападет. Поколебавшись некоторое время, он принял пищу, взял яблоко одной короткопалой лапой, второй сунул в рот кукурузную лепешку, давая мне получше (чем я бы хотел) рассмотреть острые желтые клыки, которые только начинали отделяться от его губ.
Когда он на семи лапах отступил к другой стороне костра, майтера Мрамор сказала:
— Какой он милый, верно? Капитан какой-то иностранной лодки подарил его моей внучке.
Может быть, я и дал какой-нибудь подходящий ответ, хотя, боюсь, я только хмыкнул, как хуз.
— Практически то же самое, что иметь ребенка, — заявила майтера Мрамор. — Один из тех детей, к которым тянется сердце, потому что боги воздержались от наделения его острым умом по своим собственным благим и святым причинам. Бэбби очень старается угодить нам и сделать нас счастливыми. Ты просто не можешь себе этого представить.
Это было совершенно верно.
— Капитан боялся, что злонамеренные люди могут высадиться здесь и напасть на нас, пока мы спим. Бэбби активен в основном ночью. Насколько я понимаю, они все такие, как та птица, которую имел дорогой патера Шелк.
Я сказал, что сам никогда не охотился на хузов, но, судя по тому, что говорил мне сын, это правда.
— Так что для меня милый малыш Бэбби всегда активен. — Она вздохнула, словно швабра устало прошуршала по кафельному полу. — Потому что для меня всегда ночь. — Еще один вздох. — Я знаю, что такова должна быть воля богов для меня, и стараюсь ее принять. Но я никогда не хотела снова видеть так сильно, как сегодня, когда ты пришел к нам в гости, Рог.
Я попытался выразить свое сочувствие, смутив как себя, так и ее.
— Нет. Нет, все в порядке. Я уверена, что такова воля богов. И все же... и все же... — Ее старые руки сжали белую палку, словно собираясь сломать ее, а потом уронили, чтобы сцепиться на коленях.
Я сказал, что, по моему мнению, есть злые боги, а также доброжелательные, и рассказал о своем опыте с левиафаном за неделю до этого, закончив словами:
— Я молился о компании и о ветре, майтера, всем богам, которые могли услышать меня. Я получил и то и другое, но не верю, что один и тот же бог мог послать их обоих.
— Я... Ты знаешь, что я снова стала сивиллой, Рог? Наверное, поэтому ты называешь меня майтерой.
Я объяснил, что мне рассказал Кабачок.
— С моим мужем мы расстались и, без сомнения, расстались навсегда... ну, ты понимаешь, я уверена.
Я сказал, что да.
— Мы начали ребенка, дочь. — Она снова вздохнула. — Было трудно — ужасно трудно — найти детали или даже вещи, из которых мы могли бы их сделать. Мы с ней так и не продвинулись далеко, и я не думаю, что она когда-нибудь родится, если мой муж не возьмет новую жену, бедняжка.
Я постарался проявить сочувствие.
— Так что не было никаких причин не расставаться. Я больше не могла иметь собственного ребенка, ребенка, о котором мечтала все эти пустые годы. И, поскольку я не могла, я подумала, что было бы неплохо снова учить таких детей, как ты, так же, как раньше, когда я была моложе. Согласно постановлениям капитула, замужние женщины могут становиться сивиллами при особых обстоятельствах, подобных моим, при условии согласия Его Высокопреосвященства. Он так и сделал, и я снова дала клятву. Очень немногие из нас когда-либо давали клятву более одного раза.
Я, кажется, кивнул. Я больше обращал внимания на Мукор, которая молча сидела с нетронутым яблоком на коленях.
— Ты слушаешь, Рог?
— Да, — ответил я. — Да, конечно.
— Много лет я преподавала в Новом Вайроне. И вела хозяйство у Его Высокопреосвященства, что было очень большой честью. Но люди так нетерпимы.
— По крайней мере, некоторые из них.
— Капитул борется с нетерпимостью столько лет, сколько я живу, и добился многого. Но я сомневаюсь, что нетерпимость когда-нибудь будет искоренена полностью.
Я согласился.
— Есть дети, Рог, которые очень похожи на маленького Бэбби. Не говорящие, но способные любить и очень благодарные за любую любовь, которую они могут получить. Ты мог бы подумать, что каждое сердце тянется к ним, но это не так.
Я спросил ее тогда о Мукор, сказав, что не предполагал, что ей потребуется так много времени, чтобы найти Шелка.
— Ей надо проделать весь путь до того витка, в котором мы жили раньше, Рог. Это очень долгий путь, и, хотя ее дух летит очень быстро, он должен преодолеть каждый кусочек пути. Когда она прилетит туда, ей придется искать его, а когда она найдет его, ей придется вернуться к нам.
Я объяснил, что, возможно, Шелк находится здесь, на Синей, или даже на Зеленой.
Майтера Мрамор покачала головой, сказав, что от этого только хуже:
— Бедняжка Бэбби очень расстроен. Он всегда такой, каждый раз, когда Мукор уходит. Он понимает простые вещи, но невозможно объяснить ему что-то подобное.
В глубине души мне захотелось, чтобы кто-нибудь объяснил это мне.
— Он действительно ее любимчик. Не так ли, Бэбби? — Ее руки, тонкие старушечьи руки, которые она сняла с тела майтеры Роза, стали искать хуза, хотя он был далеко за пределами ее досягаемости. — Он любит ее, и я думаю, что она любит его так же, как любит меня. Но им обоим тяжело, очень тяжело здесь — из-за воды.
На мгновение мне показалось, что она имеет в виду море, но потом я сказал:
— Я думал, что здесь есть источник, майтера.
Она покачала головой:
— Только дождевая вода со скал. Есть маленькие бассейны и лужицы, здесь и там. Моя дорогая внучка говорит, что есть и глубокие расщелины, в которых вода задерживается надолго. Я сама не испытываю сильную жажду. О, иногда, обычную жажду в жаркую погоду. Но не сильную жажду. Мне сказали, что это ужасно.
Я объяснил, что на Торе берет начало ручей, который вращает колесо нашей лесопилки, и признался, что никогда не испытывал такой жажды, какую она имела в виду.
— Ему нужна вода. Бэбби должен пить, как и она. Если скоро не пойдет дождь... — Она покачала головой.
С опозданием я вспомнил, что неудобно большой предмет в моем кармане был бутылкой воды. Я отдал ее майтере и сказал, что это такое. Майтера горячо поблагодарила меня, и я сказал ей, что на моем баркасе их еще много, и пообещал оставить ей дюжину.
— Ты ведь можешь спуститься и забрать их прямо сейчас, Рог? Пока моей внучки еще нет.
В голосе майтеры Мрамор слышалось трогательное нетерпение, и я был глубоко тронут, когда вспомнил, что вода не будет иметь для нее ни малейшего значения. Я сказал, что не хочу пропустить ничего из того, что скажет Мукор, когда вернется.
— Ее не будет очень-очень долго, Рог, — сказала она своим старым тоном, как в классе. — Сомневаюсь, что она уже добралась до нашего старого витка. У тебя еще достаточно времени, чтобы спуститься и забрать воду, и я хочу, чтобы ты это сделал.
Я упрямо покачал головой, и после этого мы сидели в тишине, за исключением нескольких несущественных замечаний, в течение часа или больше.
Наконец я встал, сказал майтере Мрамор, что принесу несколько бутылок с водой, и взял с нее обещание точно передать мне, что скажет Мукор, если она заговорит.
Когда я приехал, было утро, но, выйдя из хижины, обнаружил, что Короткое солнце уже перевалило за зенит. И еще я обнаружил, что устал, хотя твердо сказал себе, что в тот день сделал очень мало. Я медленно пошел по тропинке, которая на самом деле была слишком крутой и опасной, чтобы кто-то мог быстро подняться или спуститься по ней.
На наблюдательном пункте, о котором я уже упоминал, я остановился и некоторое время изучал плоский камень, на котором нашел наших рыб. Теперь он был освещен солнцем, но тогда, когда я не смог заметить рыб, находился в тени; я сказал себе, что они, несомненно, были там, видел я их или нет, но потом вспомнил их энергичные прыжки. Если бы они действительно были там, когда я смотрел вниз на баркас, они, несомненно, сбежали бы прежде, чем я добрался до них.
Продолжая спуск к бухте и баркасу, я понял, что на самом деле не имеет никакого значения, были ли они там или нет, когда я смотрел. И их, конечно, не было, когда я привязывал баркас. Даже если бы я каким-то образом не увидел их, я бы пнул их или наступил на них.