— Он больше так не сделает, — пообещала ты ей.
Я поднес свечу к ее постели. Казалось, прекрасное лицо Джали было вылеплено из воска и жар пламени смягчал его; но этим пламенем была смерть.
— Я так долго хотела его... Ты рассказал ей о Крайте, Раджан?
Я отрицательно покачал головой.
— Он рассказал мне, — сказала ты, — что усыновил мальчика вскоре после того, как они с Сухожилием уехали, но мальчик был убит на Зеленой.
— Крайт был одним из нас.
Ты уставились на нее, и я сказал:
— Она — инхума.
Джали приходилось бороться за каждый вдох, и через минуту или две майтера прошептала:
— Я не думаю, что она расскажет больше.
Ты все еще держала Джали, но смотрела на меня во все глаза:
— Ты привел сюда инхуму? Ты же не мог этого сделать!
— Я думал, что она не причинит нам вреда. — Мне было трудно встретить твой взгляд, но я встретил. — Крайт и я... — Я не мог объяснить, хотя и попытался это сделать в другой книге, говоря холодными, черными словами, как сильно мы ненавидели друг друга и как много значили друг для друга.
Как будто заговорил труп из гроба:
— Крайт был моим сыном. И Сухожилия... Ты ведь догадался, не так ли, Раджан?
Я кивнул:
— Ты слишком много знала о нем, дочь моя. И слишком хотела узнать больше.
— Ты думаешь, мы не заботимся…
— О ваших детях? — Я начал было отрицать это, но потом понял, что всегда считал, что так оно и есть.
— Вы заботитесь, значит, и мы должны.
Воцарилось молчание. Я был уверен, что она больше не заговорит. Ее лицо было цвета мела под тональными кремами, пудрой и румянами.
Ты спросила: «Что она имела в виду?» — и я ответил: «Чтобы жить среди нас, они подражают нам — даже нашим эмоциям. Бо́льшую часть их потомства съедают рыбы, когда они еще очень молоды».
— Рани? — ахнула Джали. И снова: — Рани?
Майтера сказала тебе:
— Она имеет в виду тебя, мне кажется.
— Она пыталась убить меня, — сказала ты. — Я не хочу с ней разговаривать. — И все же ты обнимала ее.
Что-то похожее на улыбку тронуло губы Джали:
— У него их было так много в Гаоне, Рани. Я не могла убить их всех. Наклонись поближе.
Как будто по принуждению, ты это сделала.
— Без вашей крови у наших детей нет разума.
Я закричал:
— Не надо!
— Ближе, Рани. Это великая тайна.
— Ты предаешь свой род, — сказал я ей.
— Я ненавижу свой род. Послушай, пожалуйста, Рани.
— Да, — прошептала ты. — Я тебя слушаю.
Майтера коснулась моей руки, и я понял, что ее жест означает «Я тоже», но я не отослал ее прочь.
— Мы забираем их разум из вашей крови. Их разум принадлежит вам. Здесь, давным-давно, я пила кровь твоего маленького сына. Крайт был моим сыном, единственным, кто жил с разумом, который он взял у вас.
Она задохнулась, а когда заговорила снова, я едва расслышал ее, хотя и наклонился так же близко, как и ты.
— Без вас мы всего лишь животные. Животные, которые летают и пьют кровь по ночам.
Потом она умерла, и ты, Крапива, тоже умрешь, если инхуми узнают то, что ты узнала от нее. На самом деле, ты можешь умереть в любом случае, если они узнают, что я здесь; они наверняка решат, что я тебе сказал.
Мне не следовало возвращаться.
[Это конец отчета, который он написал для нашей матери собственной рукой.]
Глава шестнадцатаяХАРИ МАУ
Вошел протонотарий Пролокьютора, подобострастно поклонился и протянул Пролокьютору сложенную бумагу. Когда он ушел, этот полный достоинства, маленький и пухлый человек сказал:
— Я умоляю вас простить меня. По всей вероятности, эта записка вообще не имеет никакого значения.
Седовласый мужчина, к которому он обратился, улыбнулся и кивнул:
— Я польщен, что Ваше Высокопреосвященство так мне доверяет.
— Хорош Шелк! — заверил Орев Его Высокопреосвященство.
— Она не разуверит меня, я уверен. — Он развернул записку, прочел ее, серьезно взглянул на своего гостя и перечитал еще раз.
— Вам, конечно, незачем мне доверять. Я все понимаю...
Пролокьютор поднял пухлую руку, призывая его к молчанию:
— Записка касается вас. Я не стану скрывать этого. Теперь я спрашиваю вас открыто и откровенно, доверяете ли вы моему суждению и благоразумию.
— Гораздо больше, чем моему собственному, Ваше Высокопреосвященство.
— Тогда я говорю вам сейчас, что это послание касается вас, но я не смею позволить вам внимательно его прочесть. Его содержание я сообщу, когда сочту нужным. Вы добровольно поможете мне?
— Совершенно добровольно, Ваше Высокопреосвященство.
— Достойно подражания. — Пролокьютор посмотрел на украшенные изображениями цветов фарфоровые часы. — Осталось меньше часа, и каждый из нас пожелает провести драгоценные минуты в уединенной молитве. Позвольте мне быть кратким.
— Пожалуйста, Ваше Высокопреосвященство.
— Во-первых, я заставлю вас проделать всю работу, хотя читать жертвы буду сам. Приготовьтесь обратиться к верующим, умоляющим о помощи бессмертных богов.
Седовласый мужчина кивнул.
— Во-вторых, я должен предупредить вас, что в этом городе есть некие чужаки, которые, как говорят, намереваются увезти вас на Синюю. Вчера вечером я послал к вам своего коадъютора, чтобы предупредить вас об этих… внешних. Ему это не удалось, но... почему вы так смотрите?
— Нет резать!
— Ничего особенного, Ваше Высокопреосвященство, — сказал седовласый мужчина. — Пожалуйста, продолжайте.
— Я хочу сказать, что наше торжественное жертвоприношение может предоставить им несравненную возможность. Вы, более чем вероятно, не привыкли оказываться целью хитрых схем злонамеренных людей. Я призываю вас поверить, что со мной все обстоит совсем иначе. Если бы я намеревался похитить вас и скрыться, то счел бы упомянутое ранее торжественноежертвоприношениезолотой возможностью.
— Я буду очень осторожен, Ваше Высокопреосвященство.
— Так и сделайте. — Пролокьютор с сомнением поглядел на седовласого мужчину. — Вы склонны к авантюрам и вспыльчивы. Воспитывайте в себе невинностьголубя и благоразумие черепахи. Вам могут понадобиться оба.
— Я постараюсь, Ваше Высокопреосвященство.
— Надеюсь, так и будет. — Пролокьютор снова взглянул на часы. — И наконец, это сообщение. Генерал Мята желает поговорить с вами. Вам не нужно бояться никакой бессмысленной задержки. Она здесь, в моем Дворце.
Протонотарий отвел его в маленькую, но богато обставленную комнату на том же этаже; у окна его ждала мрачная Мята, вцепившаяся маленькими руками в подлокотники кресла.
Он поклонился, и Орев захлопал крыльями у него на плече:
— Это большая честь для меня, генерал. Чем я могу вам помочь?
Она кивнула и выдавила из себя улыбку:
— Закрой дверь, пожалуйста. У нас нет времени на приличия.
Он так и сделал.
— Мясники могут нас подслушать, так что говори тише. — Она огляделась вокруг. — Возможно, они даже наблюдают за нами, но с этим мы мало что можем сделать. Сядь рядом со мной, чтобы ты мог слышать меня, а я — тебя. Это…
Он ждал.
— Это то, что я давно хотела сделать. И собираюсь сделать это прямо сейчас. Мой муж... впрочем, не важно. Ты же не Шелк. Мы это решили.
— Надеюсь, что так, — сказал он.
— Так вот, я хочу тебе кое-что рассказать о нем. Этот маленький авгур все время говорил мне, что ты собираешься принести жертву в три часа. Грандиозное жертвоприношение, сказал он, и он хочет, чтобы я пришла.
— Как и я.
Ее глаза широко раскрылись:
— Действительно хочешь? Тогда, возможно, я так и сделаю. Но сначала я должна тебе сказать. — Ее голос, и без того тихий, стал едва слышен. — И кое-что дать.
Он ждал.
— Ехидна приказала мне возглавить восстание против Аюнтамьенто, наверное, потому, что я умею ездить верхом. Во всяком случае, я это сделала. Там был один человек, у которого была чудесная лошадь, большой белый жеребец, и он отдал его мне. Я вскочила ему на спину. В те дни я могла такое делать.
— Я помню.
— Спасибо. Я очень этому рада. Я прыгнула ему на спину, и он встал на дыбы. Я полагаю, что без седла он не ожидал, что на нем будут ездить верхом. Когда он встал на дыбы, Шелк бросил мне свой азот. — Она какое-то время молчала. — Возможно, ты уже слышал об этом. Это было одно из самых знаменитых событий войны.
— Да, — ответил он ей. — Я даже о нем написал.
— Хорошо, я хотела бы как-нибудь почитать твою книгу. Я не переставала спрашивать себя, где Шелк раздобыл такую вещь. Я просто использовала его.
Она сунула руку под шаль, лежавшую у нее на коленях.
— Позже я узнала, что азот подарила ему жена. Я имею в виду Гиацинт, ту женщину, которая вскоре стала его женой. Мне хотелось бы думать, что это могло быть из-за азота.
Он кивнул.
Ее измученное лицо было бледнее и серьезнее, чем когда-либо, и он запоздало почувствовал, что ей больно.
— Эта женщина заставила его пообещать это, в обмен на азот. Должно быть, так оно и было. Он сдержал свое обещание и сохранил тайну. Таков уж он был.
— Я знаю.
— А ты знаешь, что он все еще у меня? Великое, знаменитое оружие из Витка короткого солнца? Да, оно у меня.
Он молча наблюдал за ней, мысленно молясь за нее.
— А ты не собираешься спросить, зачем нужен азот калеке в инвалидном кресле? Давай. Я приглашаю тебя задать этот вопрос.