сь времени.
— Давайте посмотрим на миф о том, что Пас хочет, чтобы все покинули этот виток и отправились в один из внешних витков. Среди вас не может быть никого, кто не слышал бы его в той или иной форме, возможно даже из уст самого патеры Шелка. Я бы, конечно, предположил, что это было сказано, с большей или меньшей степенью конкретизации, авгурами, стоявшими за этим самым амбионом.
Снова послышалось жужжание разговоров. Постукивая пальцами по бокам скульптурной волны из оникса, которая была амбионом Великого мантейона, он ждал, когда оно утихнет.
— Неужели это просто ложь? Нет, это миф. Может быть, это просто забавная фантазия? Нет, опять же нет. Это всего лишь миф. Является ли это точной и достоверной констатацией факта, как если бы я сказал, что Его Высокопреосвященство, который позволяет мне говорить с вами сегодня вместо него, является мудрым и хорошим человеком? Нет, это миф.
Он сделал паузу, чтобы вытереть вспотевший лоб.
— Когда патера Шелк спускался на первый посадочный аппарат в туннелях под нашим городом, он увидел на последней ступеньке следующие слова: «Лучше всех послужит Пасу тот, кто спустится». Эти слова были высечены на каменных ступеньках по приказу самого Великого Паса. Ясно, что те, кто таким образом спустился, стоят выше всего в глазах Паса, и я верю, что выше всего и в глазах его отца. Из этого легко понять происхождение мифа. Но вы, к кому я обращаюсь, жители этого священного города, которые не спускаются вниз, тоже служите ему.
На алтаре уже трещало пламя, и голос огня звучал почти так же громко, как и его собственный. До его ноздрей донесся ароматный запах дыма.
— Писания не говорят об этом в том отрывке, который мы прочли, но если бы мы прочитали другой — тот, который я часто читал, — они бы сказали нам, что боги требуют служить им одним способом в одно время и другим — в другое.
Он надеялся увидеть кресло генерала Мята в одном из проходов, но не нашел его. Говоря последние слова, он обнаружил ее в конце четвертого ряда; вероятно, ее перенес на это место слуга, который откатил инвалидное кресло в сторону. Бизон сидел рядом с ней, глядя прищуренными глазами, а на него самого глядел Орев, взгромоздившийся на карниз.
— То же самое и с нами. Не так давно наш долг состоял в том, чтобы уйти, сесть на посадочные аппараты, пересечь бездну и попасть на Синюю или Зеленую. Многие из нас так и поступили, и это было угодно богам. А теперь они хотят, чтобы те из вас, кто не ушел, остались — остались на неопределенный срок, по-видимому, на всю оставшуюся жизнь.
Бизон кивал и улыбался, его зубы сверкали в черной бороде.
— Две ночи назад я беседовал с одним божком, который сообщил мне об этом и велел рассказать вам, что я и делаю сейчас. Я бы пренебрег своим долгом, если бы не сделал этого, имея такую возможность. Вместо этого я исполнил его и молюсь о благословении богов, особенно Внешнего и Шелка, в грядущие дни.
Говоря это, он наблюдал за Хряком, но если выражение лица Хряка хоть немного изменилось, он этого не увидел, поскольку расстояние между ними было слишком велико. Теперь к амбиону подошел почтенный авгур с блестящим жертвенным ножом на черной бархатной подушке. Жар алтарного огня был почти осязаем.
— Мы готовы, патера, — прошептал авгур.
— Нет. — Когда его рука сомкнулась на украшенной драгоценными камнями рукояти, еще два авгура вывели огромного серого жеребца в центральный проход.
— Что мы называем ризницей? Место, где мы все облачаемся, даже Его Высокопреосвященство, иногда. — В открытую дверь донесся голос энергичного молодого авгура, который ходил за Хряком и Гончей. — Сейчас Его Высокопреосвященства там нет, во всяком случае, я так не думаю. Но патера Рог есть.
Он вздохнул, промокнул кровавые пятна, забрызгавшие его сутану, и сказал себе, что это, по крайней мере, лучше, чем «Шелк».
Медный наконечник длинного меча Хряка постучал по каменному полу и бокам дверного проема.
— Муж прийти, — без надобности объявил Орев.
— Входи, Хряк. Большинство из нас уже закончили чиститься. Я и сам почти закончил.
Хряк так и сделал, вынужденный лишь слегка пригнуться, чтобы пролезть в дверной проем, и из-за этого вид у него был довольный.
Энергичный молодой авгур последовал за ним:
— Мне очень жаль, патера, но я не смог привести другого джентльмена. Он должен был уйти. Какой-то человек заговорил с ним, и он сказал, что должен идти.
— Чо-то х'о свечах, кореш, — пророкотал Хряк. — Пара сотен за харту, х'и Гончая полетел хак стрела.
— Он действительно показался мне купцом, — добавил энергичный молодой авгур. — Я попытался узнать его имя, но он был занят с другим джентльменом и не ответил. Если вас это беспокоит, я могу навести справки.
— Сомневаюсь, что это имеет какое-то значение. — Он вытер руки безупречно белым полотенцем, глядя, как в умывальнике сливается окровавленная вода, а потом снова вытер полотенцем вспотевшее лицо. — Он присоединится к нам сегодня вечером, я уверен. Хряк, не нужен ли тебе стул? Я сейчас принесу.
— Я сделаю это, патера, — сказал энергичный молодой авгур и принес.
— Спасиб'те, — пророкотал Хряк.
— Не хотите ли и вы сесть, патера Рог?
Он покачал головой, пытаясь своим выражением лица показать, что энергичному молодому авгуру лучше уйти.
— Это очень, очень большая честь для меня, патера. Была, я имею в виду. Я... я имею в виду вас. И Его Высокопреосвященство, естественно.
— Я уверен, что вы ее более чем заслужили. — Он указал на дверь.
Когда энергичный молодой авгур исчез, Хряк сказал:
— Х'устал, кореш? Не удивительно, ты столько сделал.
— Устал? Нет, на самом деле. Его Высокопреосвященство заставил меня трудиться, как на скотобойне, и я был больше чем наполовину болен от мысли о том, что так много ценных животных умрет. Но сейчас я совсем не чувствую усталости. Отнюдь нет. — Он достал из угла свой узловатый посох и покрутил им, хотя и знал, что Хряк не видит этого жеста. — Если бы это зависело от меня, я бы сию же минуту отправился на поиски Шелка.
— Хорош Шелк!
— Время потерянное будет временем пустым, кореш.
— Потраченное впустую время не может быть восстановлено? Ты это имеешь в виду?
— Чо-то вроде.
— Значит, достаточно близко. Но мы не можем уйти, по крайней мере пока. Там нас ждет целая толпа. Меня. Некоторые из этих авгуров рассказали мне об этом, и именно тогда я послал одного из них за тобой и Гончей. Я подумал, что раз уж нам приходится ждать, то лучше подождать вместе. — Он помолчал, улыбаясь. — Думаю, они забудут о нас примерно через полчаса. Или, по крайней мере, они подумают, что мы вышли каким-то другим путем, и продолжат заниматься своими делами. Ты смог проследить за церемонией?
— Хо, х'йа. Гончая грил мне. Кореш?..
— Да, Хряк. — Он опустил посох на пол. — Что?
— Не мое дело, кореш. Но ты вроде хак собирался спросить х'о своем дружбане Шелке? Не спросил.
— Да, ты совершенно прав. Не спросил.
Он принес второй стул для себя и сел.
— Я не спрашивал их — конгрегацию, я бы сказал, — о Шелке по одной простой причине.
— Хорош Хряк, — пробормотал Орев.
— Ты прав, — сказал ему хозяин Орева. — Хряк — хороший человек, и он знает причину так же хорошо, как и я. Как и Гончая, если уж на то пошло.
— Х'он знает? Х'он нет.
— Мне кажется, что да. Я не спрашивал конгрегацию, Хряк, потому что знал, что все в ней думают, будто я — Шелк. Как и ты сам.
Хряк ничего не ответил. Слепое лицо было повернуто вверх и влево; потянулись безмолвные секунды, и два пятнышка влаги затемнели на грязной серой тряпке, закрывавшей его пустые глазницы.
— Они оставили тебе слезы. Я рад. Но если они из-за меня...
— Люд идти, — отчетливо объявил Орев.
— В этом нет никакой необходимости. Я знаю, кто я и что должен сделать.
Очень высокий человек в безупречно белой головной повязке, смуглый и поразительно красивый, вошел в ризницу, сопровождаемый такими же людьми, менее богато одетыми:
— Патера Шелк.
Он покачал головой.
Высокий мужчина опустился на колени, одной рукой придерживая позолоченные ножны длинного, круто изогнутого меча:
— Мы пришли провозгласить тебя Раджаном Гаона, патера Шелк. Да здравствует Раджан!
— Да здравствует Раджан! — крикнули все шестеро. Их мечи вылетели из ножен чуть ли не до первого крика. Они помахали ими над головами, и один из них выстрелил из игломета в потолок. — Раджан Шелк! — Орев сбежал через открытое окно.
— Нет. — Он встал. — Я вовсе не Шелк. Я ценю ту честь, которую вы ему оказываете. Поверьте мне, это так. Но вы обращаетесь не к тому человеку.
— Х'осторожнее, кореш. Будь х'осторожнее.
— Я не верю, что они пришли причинить нам вред, Хряк. Они хотят, чтобы я поехал в их город, или мне так кажется.
Высокий человек встал и оказался на полголовы выше его:
— Чтобы быть судьей в нашем городе, Раджан. Вот почему мы пришли сюда.
Он кивнул сам себе:
— Я думал о чем-то в этом роде. Вы устроили беспорядки в «Горностае», избили портье.
— Да, Раджан. — Улыбка высокого мужчины была такой же яркой, как сапфир над его лбом. — Мы знали, что ты там был. Кто-то видел, как ты вошел. Портье ничего нам не сказал, и мы наказали его ремнями. Нашими поясами и плашмя нашими мечами. Избитый осел хорошо работает на следующий день.
— Я все понимаю. — Он сделал паузу. — И вы хотели бы, чтобы патера Шелк судил вас.
— Ты. — Высокий человек глубоко поклонился, сложив руки вместе.[154] — Ты, Раджан, и есть он.
— Мое настоящее имя Рог. Это мой друг Хряк.
Высокий человек снова поклонился:
— Твоего слугу зовут Хари Мау, Раджан. — Остальные тоже поклонились, последовал шквал имен и сияющих улыбок. — Ты должен пойти с нами, — сказал Хари Мау, все еще улыбаясь.
— Не должен.
— Х'осторожнее, — снова пророкотал Хряк и встал.