— Добро пожаловать, — сказал капитан. — Добро пожаловать! Мы думали, что вы нас бросили.
Отец объяснил, что у нас есть и другие дела и время от времени мы будем отлучаться. Капитан спросил, не голодны ли мы, и пригласил нас присоединиться к нему за завтраком. Отец поблагодарил его, но сказал, что мы останемся на этом месте, и капитан с помощником ушли.
— Он долго ходил за ним, — сказал Джугану, — и я бы не отказался попробовать немного вашей человеческой пищи.
Я сказал, что рацион из одной только крови может набить оскомину, но он возразил, что это не так, что есть сотни различных видов.
— Давай, если хочешь, — сказал Отец. — Я уверен, что капитан будет счастлив накормить тебя. Просто помни, что, если мы будем вынуждены уйти без тебя, ты не сможешь вернуться самостоятельно. Но мы сделаем все возможное, чтобы защитить твое физическое «я».
Джугану поспешил прочь, и я сказал Отцу, что он остался бы здесь навсегда, если бы мог.
— Нет я, — сказала Сцилла.
— Даже если бы ты могла сделать это своими руками? — спросил я ее.
Она выглядела так плохо, что я пожалел о своих словах. Птица сказала: «Бедн дев! Бедн дев!» — и я попытался дотронуться до нее, погладить по спине или что-то в этом роде, но ощутить ее толком не получилось, и я отдернул руку.
— Она присутствует здесь даже в меньшей степени, чем мы, — сказал Отец. — Если бы Орев умер, ее бы здесь вообще не было.
Его птица подняла шум, услышав эти слова, и ему пришлось ее утихомирить.
Мы немного поговорили, и я сказал:
— Это Виток красного солнца. Когда же мы увидим Красное солнце?
Он указал на корму, и я встал и посмотрел, а потом полез вверх по линям, чтобы получше его разглядеть. Красное солнце поднималось позади нас, и старый разваливающийся город оказался между нами и ним. Оно было большим и темным, похожим на огромный уголек, погребенный в золе. Можно было смотреть прямо на него, и весь город был черным на его фоне, тонкие башни и более толстые, и были такие, через которые можно было глядеть и видеть маленькие тонкие линии балок, поддерживающих их.
Можно было видеть, как велик этот город, и он был больше, чем я когда-либо представлял себе, когда мы впервые плыли на лодке по реке и были посреди него. Он тянулся бесконечно к северу и югу, а также вниз по реке, почти до того места, где мы были — упавшие стены, сломанные башни и так много маленьких разрушенных домов, в которых никто больше не мог жить, что мы с братом могли бы провести всю нашу жизнь, пытаясь сосчитать их все, и когда бы мы умерли, то только бы начали.
Но на фоне такого Красного солнца можно было увидеть, насколько мал этот город. Это трудно объяснить. Город был огромным. Просто огромным. Гигантским. Никто этому не поверит, но если взять все города на Синей и сложить их вместе, а затем добавить все города старого витка, о которых говорил Отец, то можно было бы поместить все это в этом городе; и потом, если бы ты уехал на год и вернулся, ты бы не смог найти, где их разместил.
Вокруг него была стена. Можно было разглядеть только ее края, далеко на востоке и так далеко на севере и юге, что нельзя было быть уверенным, что вообще видишь ее; но эта стена, должно быть, была высотой с самую высокую башню. Возможно, она была самой большой вещью, которую когда-либо делали люди, но она была мертвой и гнилой, как и все остальное.
Так что все это было настолько большим, что, когда я смотрел на него, мне было трудно дышать. Но солнце все поднималось и поднималось, а Несс был мал. Наконец я закрыл глаза и больше не смотрел на него. Я видел, как обстоят дела на самом деле, и знал это. Я знал, что мне придется забыть об этом, насколько это возможно, если я хочу продолжать жить. После ухода Отца мне все еще были любопытны Исчезнувшие люди, и я спросил о них одного знакомого, потому что он показался мне человеком, который может что-то знать. Он сказал, что есть то, что нам знать не положено. Я думаю, что он был и прав, и неправ. Не думаю, что есть что-то такое об Исчезнувших людях, чего мы не должны знать — просто есть очень многое, чего мы не знаем. Но мы не сможем справиться с тем, как обстоят дела на самом деле. Мне пришлось закрыть глаза, и если бы вы были там, вам тоже пришлось бы закрыть свои.
Когда я снова посмотрел вниз, на фордек, отец и Бэбби все еще были там, где я их оставил, но я вообще не видел Сциллу. Я спустился по линям, и вот она снова там, а когда мы вернулись в нашу лодку, ее уже не было.
Мы могли бы использовать ее, потому что там была еще одна лодка, и она была полна людей с карабинами. Я быстро развернул грот и поставил большой кливер, которым мы раньше не пользовались. Отец встал у румпеля и попытался заговорить с ними, но они выстрелили в него. Я пошел, взял его меч, азот, и отдал ему. Сначала он не хотел им пользоваться, но когда меня ранили, он отрезал всю переднюю часть их лодки.
— Я сделал все возможное, чтобы не убивать их, — сказал он мне, — но я убил двоих. Их тела остались там, в воде. — Я сказал, что это не имеет никакого значения, так как остальные утонут, а он сказал, что надеется, что нет. Позже, когда Отец отдыхал, Джугану прилетел за некоторыми из них. Там, где мы находились, было уже почти темно.
Здесь я хочу рассказать вам о том, как Сцилла говорила с Великой Сциллой, но есть еще пара вещей, о которых я должен рассказать сначала, — о ножах, которые Отец дал Бэбби, и о том, что Сцилла сказала Отцу ночью в темноте.
Так что я просто напишу это здесь. Кое-что он рассказал мне, пока мы ждали рассвета на речной лодке, а кое-что — пока Джугану и Бэбби держали меня, а он чистил мою рану и перевязывал ее. (Я очень сильно дергался, и он продолжал говорить со мной, я думаю, главным образом для того, чтобы попытаться удержать меня на месте.) Еще кое-что он рассказал потом, пока готовил картофельный суп с рыбой.
Откровенно говоря, я не совсем уверен, когда он это сказал, поэтому я пишу все это здесь.
О ножах. Я хотел знать, где он их раздобыл. Я, насколько мог, наблюдал за ним в темноте и не заметил, чтобы он достал их откуда-нибудь. И он сказал мне, что мы там можем делать предметы, которые на самом деле не настоящие, но выглядят как настоящие, пока мы этого хотим. Он сказал, что таким образом сделал золото, но капитан, вероятно, не знал, что золота не существует, когда Отца нет рядом, потому что запер его в сейфе. Естественно, я захотел узнать, могу ли я это сделать; и он сказал, что могу, но должен быть осторожен, иначе они поймут, что это трюк. Я же сказал, что буду.
Сцилла была дочерью Паса. Отец говорил так, будто их было много, но он сказал, что она была самой старшей и самой важной. Она, ее мать и некоторые другие кильки Паса попытались убить его, потому что не хотели, чтобы люди покидали старый виток и улетали на Синюю, где они уже не будут их богами. Поэтому они попытались убить Паса, и долгое время им казалось, что они это сделали и никто никогда не улетит. Но Пас вернулся, и им пришлось прятаться.
Есть два способа спрятаться, сказал Отец. Один из них — спрятаться в Главном компьютере. Сцилла рассказала об этом, и он сказал, что она знает обо всем этом гораздо больше, чем он, но Главный компьютер скорее похож на туннели под старым витком. Там были ответвления, боковые туннели, комнаты и пещеры, о которых никто не знал. Поэтому Сцилла и другие, кто пытался убить Паса, спрятались в них, но не так, как это сделали бы мы. А так, как поступил бы я, если бы мог спрятать мизинец здесь, а большой палец — там. Они повсюду спрятали маленькие кусочки себя, и Пас все еще охотится за ними и убивает каждый маленький кусочек, когда находит его.
Другой способ — спрятаться в людях. Я читал в книге про патеру Тушканчика, поэтому рассказал ему об этом, и он сказал, что я прав. (Это было, когда мы ели суп. Теперь я вспомнил.) Бог может спрятаться в любом, кто смотрел на Священное окно или даже стекло, и когда он оказывался внутри, ему ничего не нужно делать. Если он войдет и будет молчать, то никто не сможет узнать, что он там.
Но Сцилла и остальные нашли себе новое место. Они обнаружили, что если будут делать это правильно, то могут войти в животных. Обычно, по словам Отца, кто-нибудь приносил в жертву животное, например козла. Когда они собирались убить его, козел, естественно, стоял перед Окном. Сцилла или какой-нибудь другой бог проникал в него, вырывался из рук того, кто его держал, и убегал.
— Пас скоро понял, что происходит, — сказал Отец, — и предупредил своих верующих. Таким образом, когда животное становилось диким, они знали, что оно одержимо, выслеживали его и убивали.
— Значит, это не сработало, — сказал я.
— Лучше сказать, что это часто не удавалось. Некоторым животным удалось спастись, особенно лошадям и птицам. Однако были и другие трудности. Без сомнения, именно поэтому эта техника почти никогда не использовалась, пока доведенные до отчаяния Сцилла, Ехидна, Гиеракс и остальные не решили сбежать от Паса. Самое главное, большинство животных живут не слишком долго. Ты упомянул патеру Тушканчика.
Я кивнул и сказал, что да, упомянул.
— Он был уже немолод, когда Пас овладел им, но все же отдал свою частицу бога тридцать лет спустя. Лошадь может прожить пятнадцать-двадцать лет, если за ней хорошо ухаживать, но это исключительный случай.
— А также они не умеют разговаривать, — сказал я, — за исключением Орева.
— Ты совершенно прав. — Отец перестал есть суп. — Но это часть более крупной и серьезной проблемы. Ни у одной лошади, быка или птицы нет ничего похожего на человеческий мозг. Если мы думаем о богах, вливающих себя в нас, как вино из большого бочонка разливается в бутылки, то животные — очень маленькие бутылки. Даже если бы Сцилла одержала меня, а не Орева, то Сцилла, которую мы увидели бы на Витке красного солнца, все еще не дотягивала бы до той Сциллы, которая когда-то существовала в Главном компьютере. Сцилла, которую мы видим, не более чем набросок первоначальной Сциллы, дочери тирана, принявшего имя Тифон, дочери, которая тайно поклялась в верности одному из морских богов Витка короткого солнца, со временем ста