Я поблагодарил ее:
— Но есть еще кое-что, майтера. Я чувствовал, что он заслужил это, заслужил книгу, рассказывающую всем, что он сделал, и я был уверен, что, если не запишу все, что я знал о нем, никто не запишет.
— Он заслужил твою дань уважения, дорогой, — сказала майтера, и Мукор добавила: — Да.
— Вот я и попытался. Это была большая работа для меня и еще бо́льшая для Крапивы, потому что она должна была копировать то, что я написал, снова и снова. Но когда мы закончили и я прочитал книгу так, как это сделал бы кто-то, кто не знал его, я понял, что не отдал ему должное, что он был больше, чем я смог показать. С тех пор как книгу начали читать, люди говорили нам, что мы преувеличили, что он не мог быть таким великим и хорошим человеком, каким мы показали его. Мы всегда знали, что правда на нашей стороне.
Майтера Мрамор фыркнула. Она унаследовала это фырканье от умершей майтеры Роза — выразительное выражение скептицизма и презрения:
— Ты считаешь, что должен пойти, потому что люди никогда не узнали бы о молодом патере Шелке, если бы ты и та девица не написали о нем.
— Да, считаю.
— Именно так я обычно обращалась с Мэгги, нашей служанкой. Каждый раз, когда она оказывала мне какую-нибудь маленькую услугу, я делала это ее работой и добавляла к ее обязанностям. О, я знала, что это было мерзко, но все равно это делала.
Надеясь опять вернуть ее, я спросил:
— Неужели, майтера Мрамор?
Она кивнула, и что-то в движении ее головы подсказало мне, что мои слова одобрила майтера Роза:
— Я говорила себе, что если она настолько глупа, что позволяет мне обращаться с ней таким образом, то она заслужила все, что получила. Я тоже была права. Палка о двух концах... Рог?
— Да, майтера. Я все еще здесь. Что?
— Ты больше ничем не обязан моей внучке и мне. Ты был очень, очень щедр с нами, и единственная помощь, которую моя внучка смогла тебе оказать, — это сказать, что ты должен помочь себе сам. Теперь мне нужно попросить тебя еще об одной услуге, которую я хочу почти так же сильно, как и новый глаз...
— Я добуду два, если смогу, майтера.
— Ты все равно собираешься ехать? Несмотря на то, что сказал патера Шелк?
Конечно, потому что был должен. Я уклончиво ответил, что на Витке длинного солнца есть много других вещей, которые нужны в Новом Вайроне.
— Мы должны быть реалистами, Рог. Ты реалист?
Я сказал, что старался быть им.
— Возможно, ты не сможешь найти для меня новый глаз, не говоря уже о двух. Я... я понимаю это. И ты тоже, я уверена.
Я кивнул и сказал:
— Я также понимаю, что, поскольку именно мы рассказали всем о Шелке, я должен вернуться за ним, когда он так нужен здесь. Добравшись до Нового Вайрона, я попросил у Кабачка копию одного письма, которое он мне показал. Вы помните Кабачка, майтера?
Ее старушечьи пальцы разгладили грязную черную юбку на тонких металлических бедрах:
— Я ходила в его лавку два раза в неделю.
— Он неплохой человек, майтера. На самом деле он очень хороший человек, судя по сегодняшним людям Нового Вайрона. Он стал моим хорошим и щедрым другом с тех пор, как я согласился вернуться за Шелком. Но когда его клерк пришел переписать это письмо, на нем была цепочка.
Она ничего не сказала, и я испугался, что она не поняла меня:
— Я не имею в виду драгоценности, золотую или серебряную цепочку на шее. Его руки были скованы цепями. На каждом запястье были железные браслеты, а между ними — цепь.
Она ничего не ответила. Как и Мукор.
— Они делают эти цепи достаточно короткими, чтобы человек, носящий их, не мог правильно стрелять из карабина. Он не может сдвинуть затвор, чтобы вставить новый патрон в патронник, не отпустив часть, которую держит его правая рука.
— Тебе не нужно больше ничего объяснять, Рог. Я имею в виду о карабине и цепях.
В любом случае, я это сделал. Возможно, я слишком долго прожил на Ящерице и видел мало людей, кроме тебя, дорогая Крапива, и наших сыновей.
— Я наблюдал, как он пишет, — сказал я, — переписывая его для меня, и не мог не заметить, как он старался держать цепь в руках, чтобы она не размазала его чернила. Это была не большая цепь, майтера. Это была совсем не тяжелая цепь, просто маленькая и легкая цепочка с семью маленькими звеньями. Люди, которые разгружают лодки, носят гораздо более тяжелые. Он, наверное, думает, что с ним обращаются по-доброму, и в каком-то смысле так оно и есть.
— Я все понимаю, Рог. Тебе не нужно больше ничего нам рассказывать.
— Однажды — это было два или три года назад — я разговаривал с одним человеком в городе, который хвастался, какая у него красивая девушка. Он даже предложил отвезти меня к нему домой, чтобы я мог ее увидеть.
— А ты пошел?
Да, но я отрицал это, еще одна ложь, которую мы говорим, сами не зная почему:
— Я спросил его, не мешала ли ему цепь заниматься любовью, и он ответил, что нет, он заставляет ее держать руки над головой.
— Это из-за отсутствия Шелка? Да, наверное, так оно и есть. — Майтера на мгновение замолчала. — Как Известняк. Дома Известняк был моим другом. Он был такой же, как и клерк, за исключением того, что ему не нужно было носить цепь. Хорошо, я понимаю, почему ты думаешь, что должен привести сюда Шелка. Я полагаю, что на твоем месте я бы тоже хотела его привезти.
— Даже если он этого не хочет? Он очень хотел поехать с нами, когда мы уезжали. Вы должны помнить об этом, майтера, — как сильно он хотел поехать с нами, как страстно желал. Он ненавидел все зло, которое видел в Витке, и, должно быть, надеялся, что на новом месте люди будут лучше.
Она ничего не ответила.
— Много лучше. Многие из нас. Вот что я должен сказать, потому что я один из них. Мы не так хороши, как он хотел бы, но мы лучше, чем были, во многих отношениях. Одна только мысль о том, чтобы начать все заново на новом месте, сделала Гагарку лучше, и если бы он и Синель приземлились здесь...
— На Зеленой, — отчетливо произнесла Мукор.
— Они приземлились на Зеленой? — Я нетерпеливо повернулся к ней. — Ты с ними там разговаривала?
Мой вопрос повис в воздухе, только волны шептали у подножия утесов.
Наконец я пожал плечами и вернулся к майтере Мрамор:
— Даже если они приземлились на Зеленой, майтера, они могут быть лучше, чем те Гагарка и Синель, которых мы знали, лучше, чем они когда-либо были дома.
— Я хотела сказать, Рог, что, даже если ты не сможешь вернуть мне новый глаз, ты все равно можешь сделать меня очень, очень счастливой.
Я заверил ее, что сделаю для нее все, что смогу.
— Мы согласились, что тебе будет трудно найти новый глаз. Это еще хуже, или, во всяком случае, я боюсь, что это может быть. Но если ты увидишь моего мужа, увидишь Кремня…
Я ждал.
— Если он еще жив, если ты встретишь его, я хочу, чтобы ты сказал ему, где я и как глубоко сожалею, что обманом заставила его жениться. Скажи ему, пожалуйста, что я не приехала бы сюда и не привезла бы сюда внучку, если бы могла встретиться с ним лицом к лицу. Попроси его помолиться за меня, пожалуйста. Ты сделаешь это для меня, Рог? Попросишь его помолиться за меня?
Естественно, я пообещал, что так и сделаю.
— Он вообще не молился, когда я была с ним, когда мы были... Это мучило меня. Это причиняло мне боль, и все же я знала, что он был открыт и честен со мной. Это я, та, кто молилась, лгала и опять лгала. Я знаю, что это может показаться нелогичным, но так оно и было.
Тут я, кажется, попытался сказать что-нибудь утешительное. Я больше не помню, что именно сказал.
— Теперь я ослепла, Рог. Я наказана, хотя и не слишком суровым наказанием. Ты скажешь ему, что я теперь слепа, Рог?
Я сказал, что непременно это сделаю, потому что постараюсь заручиться помощью Кремня в поисках новых глаз для нее.
— И где мы сейчас, моя внучка и я? Ты расскажешь ему об этой скале в море?
— Наверное, придется, майтера. Я уверен, что он захочет узнать.
Она молчала минуту или две, и Мукор больше ничего не говорила. Я встал, чтобы оценить силу и направление ветра. На западном горизонте не было никаких признаков плохой погоды, только ясное спокойное голубое небо.
— Рог?
— Да, майтера. Если Мукор больше ничего мне не скажет и не скажет патере Шелку, что я приду за ним, хочет он того или нет, я должен уйти.
— Еще мгновение, Рог. Не можешь ли ты уделить мне еще мгновение или два? Рог, ты же его знал. Как ты думаешь, может ли мой муж... может ли Кремень попытаться прийти сюда и убить меня? Способен ли он на это? Он?
— Ни в коем случае. — В глубине души я считал, что он придет или попытается прийти, хотя и не для того, чтобы причинить ей вред.
— Было бы лучше, если бы он это сделал. — Ее голос становился все слабее, пока она говорила; он был так слаб, что я едва мог расслышать ее за отдаленным шумом волн. — Я все еще пытаюсь делать вид, что забочусь о своей внучке, как я это делала, когда мы жили на нашей маленькой ферме и в городе. Но на самом деле она заботится обо мне. Это правда...
— Нет, — перебила ее Мукор, испугав меня.
— Вы не нуждаетесь в особой заботе, майтера, — сказал я, — и у вашей внучки не было бы бутылок с водой, которые я принес для нее, если бы вы не сказали мне, что они ей нужны. Вы заботитесь о ней.
Несколько секунд, которые тянулись бесконечно, майтера молчала; и только когда я уже собрался уходить, она сказала:
— Рог, можно мне коснуться твоего лица? Я хотела этого все время, пока ты был здесь.
— Если вам это доставит удовольствие, то и мне тоже, — сказал я ей.
Она встала, и Мукор встала вместе с ней; я подошел к майтере Мрамор и позволил ее рукам ощупать мое лицо.
— Ты стал старше.
— Да, майтера. Старше, толще и теряю волосы. Вы помните, каким лысым был мой отец?
— Это все то же милое лицо, хотя мне больно, что... что оно вообще изменилось. Рог, похоже, что ты не сможешь найти моего мужа или новые глаза для меня. Мы оба это знаем. Даже если так, ты можешь сделать меня счастливой, если захочешь. Ты можешь пообещать вернуться сюда после того, как попытаешься? Даже если у тебя не будет глаз, чтобы дать мне, и новостей о моем муже? И оставить мне экземпляр вашей книги, чтобы я могла иногда слушать о патере Шелке и патере Щука, и о старых временах в нашем мантейоне.