— Я, э-э, сообщил первый отрывок, патера?
— Вы имеете в виду, прочитали ли вы его вслух? Нет, вы прочитали его молча, а потом открыли книгу в другом месте.
— А вы... э-э-э... сформировали теорию для объяснения этого, хм?
— Только самую очевидную, Ваше Высокопреосвященство. — Говоря это, он почувствовал ледяной укол страха, который не мог бы объяснить. — Первый пассаж не подходил для свадьбы.
Взмах головы Прилипалы очистил его глаза от жидких волос.
— Еще как, гм, подходил, патера. Ваше собственное слово, а? Это... э-э... неоспоримо. Очень, гм, подходил. Я, хм, отклонил, а? Тем не менее. Ошибка. Э... гордыня. Знал лучше, чем боги, а? В моем, гм, возрасте я должен быть мудрее. — Прилипала поднялся. — Может быть, э, ты не оскорбишься моим коротким отсутствием? Я скоро вернусь. Может быть, э, ты насладишься хорошей погодой?
— Разумеется, Ваше Высокопреосвященство. Я буду здесь, когда вы вернетесь.
— Отлично. Я надолго не задержусь.
— Добр Шелк! — по-своему попрощался Орев.
Теперь, когда он смотрел на удаляющуюся спину Прилипалы, его руки были неподвижны. Прошла минута, потом еще две. На том же дереве, где сидел Орев, запел крапивник, а потом улетел, продолжая петь.
— Бедн Шелк, — с простодушным сочувствием заметил Орев. — Бедн, бедн. Бедн Шелк!
Он встал и принялся расхаживать по маленькому садику, поворачивая налево — к докам и морю, направо — к фермам и горам, потом снова налево.
— Я заключенный в камере, — сказал он Ореву, — и этот высокий человек в черном вернется с моим смертным приговором. Я знаю это и ничего не могу с этим поделать. Скажи Крапиве, что я любил ее, пожалуйста. Ты сделаешь это?
— Птиц речь.
— Спасибо. — Он снова сел, обхватив голову руками. — Я любил и Сухожилие. Копыто, Шкуру и Крайта. Джали и Саргасс. Я не должен был любить никого из них — они были почти такими же эгоистами, как и я, Орев. Но я сделал это и спросил Великую Сциллу на Витке красного солнца, как мне снова найти Саргасс.
Орев резко свистнул.
— Она научила меня, как общаться с ее сестрой здесь. Такова была наша сделка, но я не воспользовался этой информацией. Я никогда не воспользуюсь ей, пока Крапива жива.
— Хорош Шелк!
— Но больше всего я любил Шелка. Я пытался брать пример с него, и видишь, сколько промахов я допустил. Когда же мне наконец дали шанс сделать что-то для него, я потерпел поражение.
Прилипала, вернувшийся с потрепанным томом, уловил последние несколько слов:
— Ты не... гм... промахнулся мимо цели. Э... Рог. Да, Рог.
— Вы слишком добры, Ваше Высокопреосвященство. Я промахнулся.
Вернувшись на свое место, Прилипала сказал:
— Возможно, ты... гм... заметил, что я называю тебя патерой?
— Да, Ваше Высокопреосвященство. Многие так делают из-за сутаны, хотя я знаю, что я не авгур. Я уже устал возражать и вообще не обращаю на это внимания.
— Я... э-э... понимаю. — Прилипала поднял книгу. — Хресмологические Писания, а? Из твоей собственной четверти Солнечная улица. Спасена от... э-э... всепожирающего пламени. Мной, патера. Видишь, как обгорела обложка?
— Да, Ваше Высокопреосвященство. — Он осторожно коснулся обесцвеченной кожи, словно это была змея. — Она принадлежала Шелку? Он читал из нее — из этого экземпляра — в мантейоне, когда я был мальчиком?
— Хм... э... нет. Не, э, совсем так, патера. И все же ты... хм... почти прав. Почти в… э... цель. А теперь к делу, а? Разреши мне.
— Конечно, Ваше Высокопреосвященство.
— Атас! — крикнул Орев со своей ветки.
— Из нее я читал на... э-э... бракосочетании. Я уже... а... нашел? Внимательно изучил ее, чтобы обнаружить отрывок, который отверг. Ошибка... э. Гордыня. Я, гм, подумал, что будет лучше, если ты это не услышишь, а? Но по ошибке. По ошибке. Но поправимо, а? Я сейчас же исправлю ее. Из ошибочного — правильное.
Смутная боль, которую он временами ощущал в груди, вернулась. Он сделал настолько глубокий вдох, насколько мог, вспоминая мечи в башне палачей. Люди должны были класть свои головы на плаху, чтобы их отрубили этими мечами, и они делали это, часто с большим мужеством.
— Может быть, ты... э-э... ознакомишься, патера? Я, гм, пометил это место.
Кто-то другой, кто-то очень далекий, сказал:
— Я не могу себе представить, что в Писаниях есть что-то такое, чего я не должен был бы читать или слышать, Ваше Высокопреосвященство.
— Это, гм, здесь.
Открытая книга лежала у него на коленях. Он схватил ее обеими руками и поднял так, что его тень больше не падала на текст.
Хотя и растоптанный пастушьей пятой,
Дикий гиацинт цветет на земле[161].
Он заплакал, и другой далекий голос, голос Прилипалы, сказал:
— Рог не подвел нас, патера. Кальде. Теперь ты это понимаешь?
Шелк кивнул.
Послесловие
Три тома этого отчета были написаны почти полностью их главным героем, бывшим Раджаном Гаона. Он довольно подробно описал свой (?) поиск легендарного города Паджароку и трагические приключения на Зеленой, а также правление в Гаоне и путешествие в Новый Вайрон. Мы оставили их в том виде, в каком он их сочинил, за небольшими исключениями: исправили очевидные ошибки, разделили на главы и дали названия главам и томам.
Он не оставил нам никаких письменных свидетельств о своем кратком пребывании в Старом Вайроне и на западном полюсе, но часто говорил об этом. В этом томе мы воссоздали их в меру наших возможностей, основываясь на этих разговорах. Те, кто читал более ранние наброски настоящего тома, чаще всего сомневаются в том, что он прекратил искать Шелка, чтобы восстановить зрение своего случайно встреченного друга. Мы уверены, что это чистая правда. Он согласился сопровождать Хари Мау в Гаон, если Хари Мау доставит Хряка на западный полюс. Они оба легко могли нарушить свои обещания, но оба сдержали их. Троим из нас, хорошо знавшим его (как показывает этот отчет), легко поверить, что он действовал именно так. Читатели, которые этому не поверят, должны вспомнить, что он не мог быть уверен, что Шелк все еще находится в Витке. Ему могло показаться, что Шелк покинул Старый Вайрон и вполне мог оставить Виток и улететь на Синюю. Следует также иметь в виду, что Хряком обладал божественный Шелк. (По-видимому, именно по этой причине Хряк посетил дом, в котором Шелк жил с Гиацинт.) Помогая Хряку, он также помогал Шелку.
Мы в неоплатном долгу перед Его Высокопреосвященством патерой Прилипала за отчет об их последней встрече. Его Высокопреосвященство не мог раскрыть деталей исповеди нашего главного героя, да мы и не хотели бы этого.
После этого разговора его видела только Маргаритка, которая вернулась на лодку ее отца за своей корзинкой с шитьем. Она застала его за подготовкой «Морской Крапивы» к отплытию вместе с поразительно красивой молодой женщиной, у которой была только одна рука. Точно так же, как Копыто написал свой собственный отчет о некоторых событиях, в которых остальные из нас не принимали никакого участия, Маргаритка приложит свой отчет об их встрече.
Эта «Книга короткого солнца» (как мы ее назвали) была издана нами, двумя братьями и их женами, жителями острова Ящерица и гражданами Нового Вайрона. Мы — Копыто и Маргаритка, Шкура и Вадсиг. Это уже второй год правления кальде Лиатрис.
В то время я знала Копыто (который так быстро стал моим мужем) только как друга и соученика. Мы жили, как говорится, в Ящерице на Ящерице. То есть в деревне под названием Ящерица на острове Ящерица. Мой отец и мой брат — рыбаки. Мы с матерью обычно оставались на берегу, хотя и помогали им чистить и коптить улов, а иногда сопровождали их в Новый Вайрон, чтобы продать его.
Когда я была моложе, моя мать хотела, чтобы я научилась читать, писать и считать, хотя и не могла меня научить. Она познакомилась с Крапивой и послала меня к ней учиться вместе с ее сыновьями. За это мы платили одну большую или две маленькие рыбы в неделю. Это соглашение закончилось за год до начала настоящего повествования.
Нас пригласили на свадьбу Шкуры и Вадсиг, как и всех на Ящерице, и мы поплыли в Новый Вайрон, чтобы присутствовать на ней. Нам надо было вновь заделать швы на нашей лодке, и мой отец решил поставить ее там в сухой док, где было достаточно запасов смолы и пакли. Таким образом, мы оставались там еще несколько дней после того, как другие гости из Ящерицы вернулись в свои дома.
Возвращаясь к нашей лодке по упомянутой выше причине, я очень удивилась, встретив высокого седовласого человека, которого Копыто и его брат называли Отец. Он нес мешок с картошкой и перекинул два больших мешка через плечи ручного хуза. Я думаю, что в одном лежали яблоки, а в другом — ветчина и другое копченое мясо.
Поскольку он видел меня несколько дней назад на свадьбе, он узнал меня и поздравил с тем, что я пережила нападение инхуми. Я совершенно искренне сказала ему, что погибла бы, если бы Копыто не пришел мне на помощь, и показала ему повязку на шее. Мы дружески поговорили о свадьбе и последовавшей за ней битве, и, когда мы подошли к его лодке, он представил меня Саргасс, которая укладывала на нее припасы и которая играет такую большую роль в первом томе этой книги. Несмотря на то, что она была сильна для женщины, ей было трудно справиться с некоторыми предметами, и я смогла помочь ей, вместе с сивиллой с железным лицом. Несмотря на то, что Саргасс была очень красива, с ее белоснежной кожей, голубыми глазами и светлыми волосами, в ней было что-то животное. Мне было ясно, что она доверяет только «Отцу» и всадила бы свой длинный нож в любого другого человека с такой же легкостью, с какой я выпотрошила бы рыбу.
— Мы отплываем сегодня вечером, — сказал он мне. — Может быть, ты согласишься передать мое прощание Копыту и Шкуре? Крапива прощается сама, и я не хочу нагружать ее своим.
Я заколебалась, и он сказал:
— Я боюсь этого... в каком-то смысле я убил их отца, хотя Внешний наверняка знает, что я никогда не хотел причинить ему ни малейшего вреда. Я не хочу вс