Витка пришел и здесь приземлился. Правда это?
— Нет, — ответил я ему. — Еще один посадочный аппарат ушел незадолго до нашего, с группой, возглавляемой человеком по имени Гагарка. Они тоже были из Вайрона. Ты когда-нибудь слышал о них?
Вайзер покачал головой:
483. Где-нибудь в другом месте приземлились они, может быть.
— На Зеленой, — ответил я. — По крайней мере, мне так сказали. Был также еще один посадочный аппарат, который ушел одновременно с нашим. Один посадочный аппарат не мог вместить всех нас, а у нас было достаточно карт, чтобы восстановить два, поэтому мы взяли два. Он пришел сюда с нами, но мы так и не узнали, что стало с Гагаркой.
Вайзер наклонился ко мне, положив локти на стол, его большое квадратное лицо покраснело от солнца, ветра и вина:
— Ты слушай. Вот уже двадцать лет ты здесь. Для меня — девять. Там наверху, — он указал на потолок, — там, где Длинное солнце, они имеют такое, что не ты знаешь. Так это было, когда я уезжал. Всех вон Пас хочет. Шторма, все ночи в неделю он дает. Даже меня, вон он гонит. Всех! Те посадочные аппараты, которые у них есть? Нет хорошего! Нет хорошего! Вы карты имели, это ты сказал. Достаточно назад положить, и он летит. Правильно?
Я кивнул.
Вайзер перевел взгляд на Кабачка:
— Посадочные аппараты вот у вас, говоришь. Но провода вытащили, сиденья тоже. Карты, трубы, стекла, все такое. Опять лететь, не сможешь их заставить. Те посадочные аппараты наверху? Что с ними, ты думаешь? Прежде всех вы пошли так лучшие из них вы взяли. Тот, на котором я езжу, какой он есть, ты думаешь? Сорок восемь мест для нас оставаться. Сорок восемь для шестьсот тридцать четырех. Этого я никогда не забуду. Вверх мы летим, и пятнадцать трупов у нас есть. Никакой еды, кроме того, что мы приносим. Нет воды. Трубы, краны, то, на чем сидишь каждый день, все исчезло. Когда сюда доберемся, как наш посадочный модуль пахнет вы думаете? Дети все больные. Все больны или мертвы. Это ужасно. Ужасно! Так зачем же ехать? Потому что мы должны.
Он оглянулся на меня и ткнул коротким толстым пальцем:
— Не все возвращаются, ты думаешь. Так что больше мест есть. Может быть, не все приходят. Но те... семья там у тебя есть?
— Мой отец, если он еще жив. Дядя, две тети и несколько двоюродных братьев. Возможно, к этому времени они уже ушли.
— А может, и нет. Друзья?
— Да. Несколько.
— Отец. Дядя. Тетя. Друг. Двоюродный брат. Без разницы кто. Отец, мы говорим. На колени он встает. Он плачет. Что ты будешь делать? Об этом ты должен подумать. Когда-нибудь тебя они молили? Твой отец, встал перед тобой на колени? Плачет? Тебя умоляет?
— Нет, — ответил я. — Он никогда этого не делал.
— Двадцать лет. Очень молодой человек, тогда ты. Может быть, мальчик, когда ты идешь, да?
Я снова кивнул.
— На своего отца смотрел ты, своего отца видел ты. Человек не такой, как ты, он был. То же самое для меня, когда я мальчик. Не больше! На этот раз ты видишь свое собственное лицо, но ты старый. Не сильный, как двадцать лет назад. Слабый теперь он. Плачет, умоляет. Слезы по его щекам текут. Рог, Рог! Меня ты должен забрать! Моя собственная плоть ты!
Вайзер некоторое время молчал, наблюдая за моим лицом:
— Никаких дополнительных мест там не будет. Нет. Даже одного.
Кабачок снова крякнул, и я сказал:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Это может быть очень трудно.
Вайзер откинулся на спинку стула и допил остатки вина:
— В Паджароку ты идешь? Все же?
— Да.
— Такой же упрямый, как и я, ты. Хорошего путешествия, тебе. Что-нибудь нарисовать у тебя есть, Кабачок?
Кабачок позвал своего клерка и велел ему принести бумагу, перо и бутылку чернил.
— Смотри. Главный это есть. — Вайзер осторожно провел по бумаге колеблющуюся линию. — Мы на Главный здесь. Острова у нас есть. — Он набросал несколько. — Север Ящерица есть. — Он начал рисовать ее, крошечное чернильное пятнышко на бескрайних просторах моря. — Ящерица, ты знаешь?
Я сказал ему, что живу там.
— Хорошо это. Дом на очередной хороший ужин ты можешь остановиться. — Вайзер лукаво посмотрел на меня, и я с некоторым удивлением понял, что у него такие же ярко-голубые глаза, как у Шелка.
— Нет, — ответил я и обнаружил, что это не так трудно сказать, как я ожидал. — Я сомневаюсь, что вообще остановлюсь там, если только не обнаружу, что мне нужно что-то, что я забыл взять.
Кабачок одобрительно хмыкнул.
— Лучше тебе этого не делать. Скалы есть. Но те ты должен знать. — Вайзер добавил города на побережье. — Слишком много островов, чтобы рисовать, но там эти скалы и большая песчаная коса, которую тебе я должен показать. Оба они очень плохие. Может быть, их ты видишь, может быть, нет. — Он бросил на меня еще один лукавый взгляд. — Ничего ты не видишь, если мне ты поверишь. Да?
— Да, — ответил я. — Я знаю, как легко налететь на невидимую скалу.
Вайзер кивнул сам себе:
— Приближается Зеленая. Море идти вверх и вниз она делает. Прилив в Дорпе мы говорим. Про прилив ты знаешь?
— Да, — повторил я.
— Насколько больше воды поднимает Зеленая, и как мало после, я не скажу. Не раньше, чем кто-то мне это объяснит. Но это так. Об этом приливе ты должен думать всегда, потому что он становится все больше и больше, пока ты идешь. Никогда этого ты не забываешь. Безопасная якорная стоянка у тебя есть, но через час, два часа, не безопасная.
Я кивнул.
— И все эти города, которые тебе показываю. Во все эти города даже Вайзер не стал бы соваться. Но, может быть, что-то там тебе и нужно. Какие из них сумасшедшие, я не буду показывать. Все они сумасшедшие. Меня ты понимаешь? Они такие же сумасшедшие, как и тот, что у тебя есть. Только все разные, тоже.
— Разные законы и обычаи. Я знаю, что ты имеешь в виду.
— Так что если тебе ничего не нужно, то лучше всего идти мимо. Теперь эти двое здесь... — он нарисовал вокруг них круги и подул на чернила. — Где они, ты пересекаешь. Потому что здесь... — еще одна колеблющаяся линия, отступающая к югу и показывающая гораздо меньше деталей. — Еще один Главный у тебя есть. Может быть, у него есть имя. Я не знаю.
— Тенеспуск, западный континент, — предложил я.
— Возможно. Или, возможно, просто большой остров. Вайзер не настолько умен тебе сказать об этом. Остров, возможно, но большой. Это побережье? Лучше подальше ты держись.
— Я уверен, что ты прав.
— Два или три города. — Он набросал их, аккуратно вписав имена. — То, что я на них написал, это как я их называю. Возможно, по-другому ты называешь. Возможно, по-другому они себя называют. Здесь большая река течет. — Он тщательно зачернил ее. — Это ты должен увидеть, так остро ты должен посмотреть. То, что слишком велико, чтобы не видеть, это то, что никто не видит.
Я сказал ему, что не так давно думал о том же самом.
— Мудрый говорит так. Везде мудрые парни одно и то же говорят. Это знаешь ты?
— Полагаю, что они должны, хотя я никогда об этом не думал.
— Мудрый всегда одно и то же. О мужчинах, женщинах, детях. О лодках, еде, лошадях, собаках, обо всем. Всегда одно и то же. Нет птиц в старом гнезде, говорят мудрецы, и хороший петух сбежит из старого мешка. Вор, следы вора он видит. Пища от богов это, повара от дьяволов. Все эти вещи в городах повсюду говорят. Вы, молодые парни, смеетесь, а мы, старые ребята, знаем. Наблюдатель, маленькая вещь он всегда видит. Почти всегда, потому что, чтобы увидеть это, он остро должен смотреть. Большая вещь, слишком большая, чтобы остро смотреть на нее, и никто ее не видит.
Обмакнув перо, наверное, в десятый раз, он разделил реку на две:
— Это большой ручей по правому борту. Да? Маленький по левому. Маленький быстро бегает. Трудно плыть вверх. Да? Тем не менее, этот путь ты идешь. — Он нарисовал стрелу на незнакомой земле рядом с ручьем и начал рисовать деревья около него.
Через мгновение я кивнул и сказал:
— Да. Я разберусь.
Вайзер перестал рисовать деревья и разделил маленький ручей:
— То же самое здесь, маленький ты берешь. Маленькая лодка, у тебя?
— Гораздо меньше, чем твоя, — сказал я ему. — Она настолько мала, что я легко справляюсь один.
— Это хорошо. Хорошо! Хороший, сильный ветер ты должен ждать. Понимаешь? Тогда вверх ты можешь плыть. Ближе к берегу, ты должен остаться. Осторожный ты всегда должен быть и легенду не забывать. Хорошую стражу держать. Здесь иногда Паджароку бывает. — Он добавил чернильную точку и начал писать рядом с ней слово: ПАДЖАРОКУ.
— Ты сказал, что он бывает только иногда? — спросил я.
Вайзер пожал плечами:
— Не такой город, как этот ваш город это. Ты увидишь, если туда попадешь. Иногда здесь, иногда там. Если расскажу я, ты мне не поверишь. То, что ты идешь, они знают, и, может быть, они его двигают. Или по другой причине. Или без причины. Не такой, как мой Дорп, Паджароку есть. — Он указал на Дорп, скопление крошечных домиков на его карте. — Не такой, как любой другой город, Паджароку.
Кабачок наклонился над столом, чтобы посмотреть на рисунок:
— Эта река находится практически к западу отсюда.
Лицо Вайзера утратило всякое выражение, и он отложил перо.
— Разве Рог не сможет сэкономить время, отплыв отсюда на запад?
— Возможно, некоторые парни так и делают, — сказал ему Вайзер. — Иногда все в порядке они идут. Иногда нет. То, что здесь я рисую, то, что делает Вайзер, это.
— Но ты же хочешь торговать со всеми городами по дороге, — возразил Кабачок. — Рог этого делать не будет.
— Если бы я сделал так, как ты предлагаешь, и поплыл отсюда на запад, — сказал я, — я бы в конце концов достиг побережья этого большого острова или второго континента, который Вайзер очень любезно нанес на карту. Но когда я это сделаю, то не буду знать, поворачивать на юг или на север, если только не будет видно устья реки.
Кабачок неохотно кивнул.
— При всем моем величайшем уважении к капитану Вайзеру, такая карта, нарисованная от руки, легко может ошибиться на пятьдесят лиг или больше. Предположим, я решил, что она точная, и поплыл на север. Мне легко может потребоваться неделя, чтобы проплыть пятьдесят лиг, лавируя вдоль берега. Предположим, что в конце той недели я повернул назад, чтобы искать на юге. И что устье реки находится в пяти лигах от того места, где я повернул назад. Сколько времени мне понадобится, чтобы найти его?