— Ты должен рассказать мне об инхуми, — настойчиво сказала Саргасс. Голова и плечи Бэбби закрыли мне ее лицо.
— Я и пытаюсь. Я не думаю, что там, откуда пришла майтера Мрамор, были такие, потому что она о них не знала. Итак, три витка, о которых мы должны говорить, когда рассматриваем инхуми, — это Виток, который я буду называть Витком длинного солнца, чтобы не путать с другими, Синяя, где мы находимся, и Зеленая, виток, который породил тот страшный шторм.
— Продолжай.
— Я постараюсь как-нибудь показать тебе Виток длинного солнца, потому что ты никогда не найдешь его сама. Все, что ты можешь видеть — слабая точка белого света среди звезд. Я не знаю точно, но мне кажется, что он гораздо дальше от Синей и Зеленой, чем Зеленая от нас — и, конечно, он гораздо дальше, чем Зеленая от нас сейчас.
— Ты там родился?
— Да. — Он возник у меня в голове, как призрак, и я добавил: — В Старом Вайроне, городе, куда я поклялся вернуться, если смогу. — Не уверен, что я произнес это вслух.
— Там были инхуми?
— Мы так не думали, но по крайней мере один был. Мы думали, что он один из нас.
— Я не понимаю.
— Я и не ожидал, что ты поймешь. Тот инхуму, которого ты только что видела, не был похож на человека. Но тот, который жил с нами, был, и я думаю, что этот, которого мы видели, тоже мог бы выглядеть так, если бы захотел. Я удивил его, когда проснулся, и у него не было времени принять другую форму. Если бы у него было время и он бы хотел обмануть нас, у него были бы неплохие шансы на успех. Они часто это делают.
Саргасс какое-то время молчала. Наконец она сказала:
— Бэбби больше похож на человека, чем этот инхуму.
Наверное, мне не нравилась щетинистая спина Бэбби; во всяком случае, я сказал:
— Я — единственный человек, которого ты когда-либо видела. Я и матросы на лодке капитана Стрика.
Она ничего не ответила.
— Поэтому ты не можешь знать, насколько разными могут быть люди. Мне примерно столько же лет, сколько и...
— Себя. С тех пор, как я здесь, я видела себя. Мое лицо, мои ноги и моя рука — все в воде.
— Твое отражение, ты имеешь в виду.
— И я такая же, как ты и те, что на яхте. Инхуми нет. Бэбби действительно больше похож на нас. Я же тебе говорила, и он похож.
— Тела инхуми не такие как у нас. — Я попытался придумать проливающее свет сравнение. — Мы думаем о крабе как о жестком — он как трупер в броне. Трупер в броне может двигать руками и ногами и поворачивать голову. Но он не может изменить форму своего тела.
— Я тоже не могу изменить свою форму, — озадаченно возразила Саргасс.
— Нет, ты можешь, немного. Ты можешь стоять прямо или сутулиться, втянуть живот, выпятить грудь и так далее. Инхуми могут сделать гораздо больше. Например, они могут изменять свои лица гораздо лучше, чем мы, когда улыбаемся или втягиваем щеки. Но я считаю, что лучшее сравнение может быть с Матерью, которая...
— Я не хочу говорить о Матери, — сказала мне Саргасс, и, подчеркнув это, она заснула или, по крайней мере, притворилась спящей.
Спала она на самом деле или нет, но я лежал без сна. В тот вечер я очень устал и, когда мы легли спать, почти сразу же заснул. Я насладился трех-четырехчасовым сном, но сейчас сон полностью улетел. Я все еще чувствовал усталость, но спать уже не хотелось. Возможно, я боялся, что инхуму вернется, хотя сам себе в этом не признавался. Какова бы ни была причина, я расслабился, положил голову на руки, сумев просунуть локоть под толстую шею Бэбби, и подумал обо всем, что сказал бы Саргасс, если бы она захотела говорить дольше.
Как всем известно, инхуми умеют летать. Они могут летать даже через безвоздушные просторы бездны, перелетая с Зеленой на Синюю и обратно на Зеленую, когда витки находятся в точке сопряжения или рядом с ней. Я никогда не понимал, как это возможно, но, лежа в ту ночь под фордеком и положив голову туда, где должны были быть ноги, я вспомнил о рыбе-летучей мыши. Ее широкие плавники были очень похожи на крылья, и я не сомневаюсь, что она плавала с их помощью так же, как летает птица. На самом деле, есть птицы-рыболовы, которые «летают» в воде, плывя с теми же крыльями, с которыми они летают, и перемещая их почти таким же образом.
Из этого можно было бы сделать вывод, что обычная рыба может плавать по воздуху, как те светящиеся рыбы, которые сопровождали нас почти до Уичота, хотя это и не так. Если бы такая рыба могла, решил я, мы могли бы сами летать. В конце концов, мы умеем плавать. Конечно, не так хорошо, как рыбы (тут я поймал себя на том, что цитирую патеру Квезаля, который на самом деле был инхуму); и я не умел плавать и вполовину так же хорошо, как Саргасс, которая неслась через воду, как стрела. Но хотя обычные рыбы не могут плавать в воздухе, они могут прыгать в воздух, и иногда прыгать довольно далеко. Я много раз видел, как прыгают рыбы, и видел, как рыба прыгает из воды на плоский камень, когда я был на скале, где майтера Мрамор построила хижину для Мукор.
Это, вместе с умением долго не дышать, могло бы объяснить, как инхуми могли переходить от одного витка к другому, или мне так казалось. Неимоверным усилием они могли «выпрыгнуть» из огромного моря воздуха, окружающего виток, который они хотели покинуть, целясь в тот виток, куда они хотели попасть. Они не должны были «целиться» очень точно, так как начинали падать в виток, до которого пытались добраться, как только приближались к нему. Посадочные аппараты, как я знал уже тогда, должны были быть построены так, чтобы они не перегрелись, когда приземляются на новый виток. Но посадочные аппараты намного больше самых больших лодок, и, поскольку они построены почти полностью из металлов, они должны быть намного тяжелее. Инхуми не больше маленьких людей, хотя они кажутся такими большими, когда их крылья расправлены; и, хотя они сильны, они ни в коем случае не тяжелы. Легкие предметы падают гораздо медленнее, чем тяжелые, и любой может это увидеть, уронив перо, как я только что уронил перо Орева на мой стол. Тепло, которое причиняет неприятности посадочным аппаратам, не должно представлять большой проблемы для инхуми.
Необходимость выжить в течение некоторого времени без воздуха, как это делает человек, плавая под водой, и необходимость приблизиться к витку-цели достаточно близко, чтобы быть привлеченным к нему, объясняли наблюдение, которое сделал каждый, кто изучал этот вопрос, а именно — инхуми пересекают бездну только тогда, когда витки находятся в сопряжении или около.
Все это — как я сказал бы Саргасс в ту ночь — было совсем не сложно и требовало только, чтобы мы не думали об инхуми как о людях, которые могут преобразовать руки в крылья. Как только мы принимаем то, что они отличаются от нас не меньше, чем змеи, все довольно легко встает на свои места. Трудность заключалась в том, чтобы объяснить присутствие в Витке инхуму, которого я знал как патеру Квезаля. Виток находится (или, по крайней мере, так кажется) гораздо дальше от Синей и Зеленой, чем они друг от друга. Как и во многих других загадках, легко строить догадки, но невозможно узнать, какие из них верны — если таковые имеются.
Вот моя первая, которую я тогда считал наиболее вероятной: Виток сопрягается либо с Синей, либо с Зеленой, либо с обоими, но только с очень редкими интервалами. Мы знаем, что сопряжение с Зеленой происходит каждый шестой год. Этот интервал определяется движением обоих вокруг Короткого солнца. Третье тело, Виток, имеющий другое движение, предположительно сопрягается с одним или обоими с разным интервалом. Поскольку мы не наблюдали такого сопряжения в течение двадцати лет или около того, с тех пор как мы находимся здесь, на Синей, интервал, по-видимому, длинный. Для удобства я предположил, что интервал в десять раз больше, то есть шестьдесят лет. Мы пробыли на Синей примерно треть этого времени, и я был совершенно уверен, что патера Квезаль был Пролокьютором Вайрона в течение тридцати трех лет до его смерти, — это составляло в общей сложности пятьдесят три года и (при нашем предположении о шестидесяти годах между сопряжениями) оставляло ему семь лет, чтобы достичь Витка, стать авгуром и подняться на самый высокий пост в капитуле.
Этот срок показался мне довольно коротким — я бы предположил, что для такого подъема потребуется лет пятнадцать, если не больше. Если предположение, которое я сделал тогда, было верным, другими словами, если патера Квезаль, чтобы попасть на Виток, действительно пересек бездну таким же образом, как другие инхуми перемещаются от Зеленой к Синей, из этого следовало, что с момента последнего сопряжения прошло по меньшей мере шестьдесят восемь лет. Мне тогда казалось, — как и сейчас, — что никаких сопряжений не предвидится; из чего я заключил, что период между сопряжениями должен быть значительно длиннее, скажем, сто лет.
Уже тогда я понял, что возможны и другие объяснения, которые могут быть правильными. Посадочные аппараты должны были вернуться в Виток за новыми колонистами. Патера Квезаль мог бы сесть на гораздо более ранний посадочный модуль, об отъезде которого было неизвестно Экипажу и, возможно, даже Пасу, а также нам в Старом Вайроне.
Третья возможность (как мне казалось) заключалась в том, что группа инхуми построила свой собственный посадочный аппарат, на котором они отправились в Виток, и что после прибытия они разделились, чтобы поохотиться.
Дело в том, что, как мне пришлось бы объяснить Саргасс, мы знали о них пугающе мало. Создавалось впечатление, что они не изготавливают оружие, не строят домов, лодок и тому подобных вещей, но впечатления могут быть обманчивыми. Птеротруперы генерала Саба отказывались лететь с рюкзаками и фактически не несли ничего, кроме своих карабинов и двадцати патронов. Точно так же летуны несли только свои СМ (которые фактически помогали им летать, а не обременяли их) и свои инструменты. Возможно, как я и думал в ту ночь, инхуми еще меньше хотели нагружать себя снаряжением. В конце концов, они летали гораздо быстрее и дальше, чем птеротруперы Рани.